Хронология воды - Лидия Юкнавич
Мне было тридцать восемь. Энди встал ночью в туалет. Я слышала его, как обычно слышат своих мужей жены, хотя уже практически спала. Перед тем как лечь, мы слушали панегирик на национальном радио по поводу смерти Кена Кизи. Я немного поплакала. И Энди тоже. Потом мы пошли в кровать. Он встал пописать — зажег в ванной свет и закрыл дверь.
А потом я услышала, как он упал — будто дерево рухнуло на крышу. Я побежала в ванную и увидела, что он лежит без сознания. На полу, на белой плитке, на спине, в припадке: глаза широко открыты, рот искривился, исторгает странные хриплые звуки, сам Энди — белый как смерть. Я стала выкрикивать его имя. Подняла его ноги и закинула на край ванны, положила голову себе на колени, чтобы чуть-чуть улучшить кровоток. Энди в изумлении приходил в себя. Я позвонила 911. Положила под него одеяло. Приехала пожарная машина, полная парамедиков. Я одела сына, пока они подключали моего мужа к проводам и каким-то электрическим приборам. Потом они отнесли его в скорую, а я с сыном поехала следом на своей машине. Скорая по шоссе. Я по задворкам. Я опередила их на двенадцать минут. В больнице он ожил. Там обнаружили проблему с триглицеридами — штуку, напугавшую нас до усрачки.
Неделю спустя по дороге на работу мое ухо пронзило сильной болью, словно через череп прошла молния и расколола его пополам.
Всё пространство моей головы вдруг заполнил отцовский голос, он будто обвил мои лобные доли и просочился сквозь серое вещество. Я закрыла глаза и сжала зубы.
И я не только слышала. Так же отчетливо, как вы представляете себе лицо мужа или жены, я видела его лицо в тот момент, когда он утонул. Когда он лежал на спине, в припадке: глаза широко открыты, рот искривлен и исторгает странные хриплые звуки. Я чуть не врезалась два раза подряд, потому что не могла разглядеть ни дорогу, ни что-либо еще — мои уши сошли с ума, от глубокого баритона его голоса раскалывался мозг.
КАК ЗАДЕРЖИВАТЬ ДЫХАНИЕ
Детские истории.
Какими же грустными маленькими поплавками мы были.
Вот короткая жалкая сценка: мне два года, я в синей детской парке с капюшоном и маленьких красных легинсах спрыгиваю с восьмиметровой пристани в озеро Вашингтон с криком: УИИ!
Говорят — и имейте в виду, это рассказы моих уже мертвых чокнутых родителей, — я прыгала в любую воду, которая попадалась мне на глаза. В бассейны. Реки. Озера. В пруд с карпами в саду наших соседей Сёдзита. Меня так и тянуло к воде, и я бежала и прыгала с восторженной детской улыбкой до ушей — и камнем шла ко дну.
Кому-нибудь, обычно сестре с ее «ленивым» глазом, всякий раз приходилось прыгать за барахтавшейся мной и вытягивать на поверхность.
Так что в три года мама записала меня на уроки плавания. Но отец посадил меня в машину, отвез на озеро Вашингтон, освободил от моей маленькой одежды и бросил меня в воду.
В ноябре.
Я совершенно точно была там самой маленькой.
Не могу сказать, что я что-нибудь из этого помню, но, черт возьми, могу представить себе свою посиневшую в ледяной воде кожу. И я почти уверена, что помню, как зубы чуть ли не крошились — так меня колотило от холода. Если в тот год я и научилась плавать, то сделала это в состоянии замороженного зомби и под сильным давлением отца, который, как злой божок, выпрастывал руку из окна универсала и указывал мне на воду, как только я, вся в слезах, подбегала к нему.
Если в той истории было что-то еще, оно ускользает из моей памяти по мере того, как я к этим воспоминаниям подбираюсь — это или слишком давно произошло, или слишком глубоко спрятано.
Когда я пишу эту историю, Майлзу семь лет. А значит, мне порой тоже семь. Я имею в виду, что семилетняя я то и дело приплываю к себе нынешней в течение самого обычного дня — готова я к тому или нет. Майлз невероятно любит бассейны. Но штука в том, что он не умеет… плавать. Всякий раз, когда Майлз попадает в бассейн, он становится — другого слова не подберешь — бревном. И на нем всегда надето больше всякой лоховской водной экипировки, чем требуется профессиональному глубоководному дайверу. Всем надеть защитное снаряжение: очки, спасательный жилет! Затем он входит в воду, осматриваясь и готовясь ко всевозможным опасностям, как какой-то водяной задрот. А потом, уже в воде, смеется и смеется. Он показывает мне всё, что умеет делать, в частности кружиться, и плескаться, и отталкиваться, чтобы водяным жуком скользить по бассейну, приговаривая: «Лидия, смотри, я плаваю!» Он раскидывает маленькие руки, асинхронно дрыгает ногами и держит голову на странно вытянутой вверх шее — рот, изогнутый в легкой ухмылке, даже не касается воды, выпученные под плавательными очками глаза косятся на меня. Это зрелище разбивает мне сердце.
В семь лет я выиграла тринадцать кубков, увенчанных фигурками ныряльщиц из фальшивого золота. Что, если бы семилетняя я встретила семилетнего его в бассейне? Во всей этой экипировке. Ну, во-первых, никто из моего маленького спортивного отряда даже близко к нему бы не подплыл. Хосспади, их бы сразу сдуло. Что с этим парнем не так? Он ходит в группу для детей с особыми потребностями? Но мне, внутри меня самой, он бы понравился. Готова поспорить на свою нынешнюю зарплату, что единственная подплыла бы к нему и захотела бы опробовать все эти его клевые приспособления.
Когда мы плаваем вместе, если хоть кто-нибудь из детей, которые плещутся в бассейне рядом так, будто рождены чертовыми тюленями, хотя бы ПОСМОТРИТ в его сторону, я выстрелю смертоносным взглядом — таким острым, что он пригладит их волосики и начистит их самодовольные маленькие личики и… ну, ладно. Скажем так, это будет похуже, чем если бы в их мозги затекла вода. Да пусть радуются, что после моего выстрела их мозги вообще уцелели. Это будет взгляд как у моего отца.
Тем не менее в возрасте своего сына я соревновалась. Знаете такие заводные пластиковые штучки для ванной — хитрые приспособления с маленькими ластами или ножками, скрепленными резинкой? Когда их потянешь, они крутятся с безумной скоростью. И вот уже маленький игрушечный дельфин, или лодка, или акула несутся через всю ванну.
