Начать жизнь заново - Лана Кинлем
Врачи говорили, что она много спит и почти не ест, но это нормально для ее состояния. Еще они говорили, что у нее случаются помутнения сознания. Но по крайней мере, она была еще жива. Слабое утешение, но у меня отлегло от сердца. Я успел.
Я присел рядом, взяв ее за руку. Ее ладонь была ледяной, и я успел подумать, что одного одеяла мало. Но все мысли испарились из моей головы, когда Аманда приоткрыла глаза и, взглянув на меня, улыбнулась.
— Оливер, — едва слышно сказала она.
Медленно она подняла руку и сняла маску, я видел, сколько ей стоило усилий, чтобы это сделать, но словно застыл, не в силах оторвать от нее глаз.
— Ты приехал, — тихо сказала она. — А я дождалась. Мне… мне нужно тебе сказать кое-что.
Ее голос хрипел, она дышала так, словно пробежала сотню километров. И говорила так медленно и тихо, что мне приходилось прислушиваться.
— Аманда, не нужно. Вам нужно отдыхать, — начал я, но она слегка сжала мою руку, а ее глаза блеснули.
— Успею я… на том свете отдохну. Не так уж много мне осталось… Хоть ты поговори со мной.
Она была совсем слаба, но я осекся. В этой женщине даже при смерти остался железный стержень, который, я думал, не сможет сломить даже эта старуха с косой.
— Я… Ты прости, что не сказала. Я знала, что врачи не помогут. Такой рак, он не лечится. Не хотела, чтобы ты волновался, — делая паузы почти через слово, сказал она.
Я наклонился к ней, чтобы лучше слышать, и кивнул.
— А… Где Вы были тогда, если не лечились? — спросил я, и она улыбнулась.
— Путешествовала, — с каким-то восторгом и торжеством произнесла она. — О, Оли. Я посетила столько чудесных мест. Я успела побывать почти везде, где когда-то мечтала. В моей сумке есть фотоаппарат, старый-старый. Когда я уйду, прояви пленку и сделай альбом. Назови его… назови его «Последнее путешествие мечты».
Она поймала мой взгляд, продолжая улыбаться, и я не мог не улыбнуться в ответ. Моих щек коснулась влага, но я не обратил внимания.
— Мой милый мальчик… Ты так скрасил под конец мою жизнь. Скажи… ты счастлив?
— Да. Конечно, счастлив, — без запинки сказал я.
Аманда тихо засмеялась, закашлявшись, и я помог ей сесть повыше.
— Врешь. Бессовестно врешь мне. Но это ничего. Главное, ты найди его… свое счастье.
Она закрыла глаза, и через минуту я понял, что она спит. Аккуратно вернув на место маску, я тихо вышел из палаты. Умывшись, я нашел врачей.
Я спрашивал, могу ли я забрать Аманду домой, мне казалось, что умирать в хосписе — это отвратительно, хотя здесь за ней ухаживали. Я готов был платить за приходящего врача. Врачи не были против, но предупредили, что она может не пережить эту последнюю поездку, и я передумал. Пусть это было эгоистично, но я хотел побыть с этой удивительной женщиной еще немного.
Тогда я стал напрашиваться остаться здесь с ней. Мне сказали, что хоспис открыт для посещения всегда, а потом застелили кровать рядом с кроватью Аманды. Пока она спала, я успел пообщаться с несколькими пациентами и медсестрами. К вечеру мое мнение о хосписе неуловимо изменилось.
Может быть привкус смерти и был здесь все время на губах, но умирающие люди здесь улыбались. Я встретил многих родственников пациентов, которые, как и я, провожали своих близких. А больные люди все как один говорили, что здесь делают так, чтобы было не больно.
Это было странное впечатление. Я даже не смог бы передать его словами: было и печально, и тоскливо, и радостно, и спокойно.
Вечером я вернулся в палату и, не раздеваясь, укутался в одеяло. На удивление я быстро уснул, прислушиваясь к прерывистому дыханию Аманды. За долгое время я не боялся никаких ждущих меня кошмаров.
***
— Оливер… Оливер…
Я вздрогнул и открыл глаза. На улице была темень. Я бросил взгляд на часы и поднялся, подойдя к кровати Аманды. Было раннее утро.
Женщина со слабой улыбкой смотрела на меня, держа в подрагивающих пальцах маску.
— Дай мне, пожалуйста, воды, мой мальчик, — попросила она, скосив глаза на кувшин.
Я налил ей стакан и, приподняв, помог сделать несколько глотков, хотя она все равно слегка закашлялась.
— Простите, я сейчас, — пробормотал я.
Взяв платок, я промокнул ей губы и шею. Она слабо отмахнулась.
— Ты не виноват, я просто почти не могу глотать, — спокойно сказала она. Я кивнул.
— Поспите еще?
— Нет, милый, я хочу попросить тебя кое о чем.
Она рвано вздохнула, пытаясь сесть повыше, и я подтянул ее на подушки.
— Когда я умру…
— Аманда, давайте не будем, — взмолился я, но она остановила меня одним взглядом.
— Оли, мы не знаем, буду ли я в сознании дольше десяти минут. И я умираю. Имеет право дама попросить последнее желание? — ее голос был тих, прерываемый хрипом и одышкой, но даже сейчас я чувствовал в нем укор.
Вздохнув, я кивнул, взяв ее холодную ладонь.
— Я хочу, чтобы после конца ты забрал мое тело домой. И отвез в крематорий.
— Но… — попытался я, но меня перебили.
— Не потерплю, чтобы меня закопали и оставили гнить! — ее голос внезапно взвился вверх на высокой ноте, она снова закашлялась.
Я налил ей еще немного воды. Отдышавшись, она продолжила.
— В моей комнате дома рядом с кроватью стоит тумба. В ней есть деньги, они покроют все расходы. Я же дальновидная женщина, я откладывала на свои похороны, — из ее груди вырвался смешок, похожий на кашель. — А еще… там лежит завещание… оно заверено, все, как нужно. Я посмею попросить тебя исполнить мою последнюю волю, милый. Если ты не против…
Разве я мог быть против? Но у меня на языке все крутился вопрос.
— Аманда, а где… где Ваши родственники? Может быть сообщить кому-то? Или они так далеко живут?
— Нет, Оли… У меня больше никого не осталось, — спокойно ответила женщина. Но развивать эту тему не стала: то ли не хотела, то ли боялась не успеть сказать всё, что должна была. — У меня есть знакомый юрист, он тебе поможет… В блокноте на кухне есть его номер, можешь ему позвонить. Или можешь сам, если
