Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 2)
Вот из скольких звеньев состояла цепочка: Ягода - Фридлянд - Козырев Катя Красивая. Но от Ягоды расходились цепочки и в другие стороны.
9.
Настал для Дмитрова самый торжественный день во всей его многовековой истории. 1 мая 1937 года к двенадцати часам должен был прибыть первый пароход. Передовые работники из вольнонаемных еще накануне на нескольких грузовиках отправились в Иваньково на Волгу, откуда начинался Канал.
И вдруг часов в девять раздались гудки - один, другой, третий. Да это пароход гудит! Мы выскочили из дома и помчались. Гога верхом на моих плечах, Миша у Клавдии на полотенце. Мы мчались вниз по улице Семенюка, нас обгоняли молодые и дети, мы обгоняли стариков и старушек. По мере приближения к Каналу толпа густела, а к пристани и вовсе нельзя было протиснуться. Увидел я главного инженера строительства Жука, он вылез из своей машины, но подойти к пристани не смог.
Показался ослепительно-белый на ярком солнце красавец пароход с толпой пассажиров у поручней. Они махали нам руками и что-то кричали, мы тоже махали руками и кричали: "ура-а-а!" Пароход дал приветственный гудок и начал причаливать. Я прочел надпись на его борту: "Иосиф Сталин". Имя великого вождя значилось на каждом ведерке, на каждом спасательном поясе.
По программе одним пассажирам полагалось слезть с парохода, другим занять их места и плыть до Москвы. Вышел один из моих сослуживцев по бюро наблюдений. Но лицо его не было счастливым, наоборот, глаза ширились от растерянности. Он мне шепнул:
- Фирин арестован и Пузицкий арестован. Их взяли прямо с парохода рано утром в Темпах**.
______________ ** Это пристань на Канале, где шлюз № 2.
"Фирин арестован. Невероятно!" - шептал я про себя. Ведь только накануне во всех газетах красовались большие фотографии Когана, Фирина и Жука - начальника строительства, начальника Дмитлага и главного инженера. А Пузицкий был начальником третьего секретного отдела, правой рукой у Фирина...
Но в нашей стране привыкли к самым невероятным событиям и фактам...
Сослуживец отошел от меня, собираясь сообщать страшную новость другим. Зашуршали шепоты, я заметил, как лица встречавших пароход тускнели.
В тот вечер в Москве в честь вольнонаемных строителей Канала в Парке культуры и отдыха был дан на открытой площадке торжественный концерт, выступали знаменитые артисты. Ждали приезда Сталина, других вождей, но они не соизволили приехать. Концерт длился долго, а в стороне прятались "черные вороны" - машины. Из толпы зрителей выхватывали то одного, то другого и втискивали их за дверку страшных машин.
Тогда арестовывали главным образом носителей ромбов, расправлялись с теми, кто имел какое-либо отношение к Ягоде и к его ближайшему окружению. Об аресте многих сотрудников архитектурного отдела я рассказывал. Арестовывали и из других отделов. Еще раньше был взят двоюродный брат нашей Елены Дмитрий Гудович - бывший граф и дважды судимый, арестован Поливанов - царский офицер и сын царского военного министра, он приходился зятем самому князю Кропоткину. Я мог бы назвать много фамилий. Шептались, что всех арестованных расстреляли в Дмитрове чуть ли не на следующую ночь. Так праздничные торжества слились с ужасом. Каждый думал - хорошо, что не меня. И я тоже так думал.
А иные были награждены орденами. Тогда острили - орденоносцев можно было отличать сзади. Стояла жара, все ходили в одних рубашках, а награжденные томились в пиджаках.
Выдавали специальные памятные значки. Я постоянно ездил на шлюз № 5 Икшинского района, и меня забыли включить в основной список награжденных значками, а возможно, и нарочно не включили. Я был этим обижен, зато получил две премии - в Дмитрове 500 рублей и на Икше 350.
Зеки жаждали столь же массового освобождения, как было на Беломоре, но их ждало разочарование. Освободили тех, у кого кончились сроки, никому не сбрасывали сроков за ударную работу, не давали дополнительных зачетов.
Наблюдатель шлюза № 5 Корюковец тайно разузнал, что ему срок заключения не уменьшен. Я очень ему сочувствовал. Он мне под секретом признался, что хочет убежать, и попросил достать ему гражданскую одежду. Нет, на такое я пойти не мог, начал всячески уговаривать его терпеть до конца срока и сказал, что помочь ему в побеге не могу. А он убежал. Какова была его дальнейшая судьба - не знаю. Меня вызывали в Третий отдел на Икше, упрекали в потере бдительности - выхлопотал пропуск на свободное хождение врагу народа. В тот раз я отделался испугом.
10.
Хотя первый пароход и провели через все шлюзы, Канал далеко еще не был готов, оставалась постройка второстепенных сооружений, отделка задних, невидимых с Канала стен зданий, посадка деревьев вдоль его берегов.
Канал передавался Наркомату водного транспорта. Все вольнонаемные разделялись на овец и на козлов, овцы оставались на эксплуатации Канала, козлы, то есть бывшие заключенные, ехали строить другие гидроузлы - в Рыбинск, в Углич, в Куйбышев. Ну, а я кто - овца или козел?
Бюро наблюдений оставалось. Ведь сооружения и впредь будут давать осадки и трещины и протекать. Угинчус вызвал меня и спросил, хочу ли я оставаться в Дмитрове.
Конечно, хочу, тут живут мои родители, и Москва недалеко, и казенную квартиру дадут.
Через несколько дней Угинчус снова меня вызвал и сказал, что говорил обо мне с заместителем начальника управления канала Москва - Волга, и тот согласился меня принять на работу - мое княжество его не испугало.
Так из системы НКВД я перешел к водникам. Бюро наблюдений переехало в главное здание бывшего технического отдела. Угинчус мне давал разные поручения, я разъезжал вдоль всего Канала. Теперь мой рабочий день был нормальный - восемь часов, без вечерних томлений, и выходные отмечались по воскресеньям. Все вечера я проводил с Клавдией, укладывали мы своих мальчиков спать, и я садился читать ей вслух.
Прошел месяц. Угинчус куда-то уехал в командировку, всеми делами заправлял его новый заместитель Цыплаков, член партии, инженер по образованию, но, как говорили, ничего в технике не смысливший. Я инстинктивно его боялся.
И вдруг меня вызвали в отдел кадров. В маленькой комнате сидел за столом щуплый человечек в форме пароходства. Он мне предложил сесть напротив. Я увидел перед ним свою анкету. Не глядя на меня, он сказал, чтобы я сейчас же, не уходя, написал заявление об увольнении по собственному желанию.
Я попросил три дня подумать - свою судьбу нельзя решать так скоропалительно. Он заговорил о дворцах, в которых жили мои предки, нещадно эксплуатируя крепостных рабов, и где я наслаждался в детстве. Я возражал, что никаких дворцов не было, что мой отец всю жизнь жил на заработки, упомянул о сталинской реплике "Сын за отца не отвечает", о Сталинской Конституции. Он встал, запер кабинет на ключ, опять сел и сказал, что не отпустит меня до тех пор, пока я не напишу заявление.
О, я мог бы одним ударом кулака пришибить его, такого щуплого, а я сидел опустив голову.
Он сказал, что найдет иные способы избавиться от меня, и сложил восемь пальцев крест-накрест - получилась решетка. Он протянул мне бумагу и ручку. Но у меня мелкой дрожью тряслись руки, и он сам вывел четким почерком роковое заявление. Я подписался. Он встал, отомкнул дверь. Я заковылял в бюро наблюдений.
У моего стола меня ждал наблюдатель с одного из шлюзов. Теперь такими наблюдателями не были бывшие священники, а нанимались люди случайные, порой малограмотные, их требовалось проверять. Машинально я что-то объяснял ему, он ушел. К заместителю Угинчуса идти не было смысла, я подошел к своему непосредственному начальнику инженеру Марциновскому, с которым вместе работал всего лишь месяц, рассказал ему, какую бумагу только что подписал. Он очень возмутился, сказал, что хорошо знает секретаря самого Жука, сейчас ему позвонит, объяснит, в чем дело, и попросит его, чтобы главный инженер строительства Канала меня принял. При мне он позвонил, начал всячески меня расхваливать, положил трубку и сказал, что я записан на прием к Жуку. От самого Сталина пошел по всем учреждениям распорядок: начальству положено работать по ночам. Поэтому я ничуть не удивился, что прием мне был назначен на четыре часа утра.
Когда я пришел домой, Клавдия сразу поняла, что случилась беда: вид у меня был растерянный, бледный и взгляд мой блуждал. Я пошел к родителям. Они, конечно, очень за меня расстроились, особенно переживал бедный мой отец, считавший, что виновником всех напастей его сыновей и дочерей был он...
Сергей Яковлевич Жук возглавлял комиссию по сдаче Канала Наркомату водного транспорта и, пока акт приемки разные чины не подписали, сидел в Дмитрове, собираясь занять должность главного инженера Куйбышевского гидроузла. В Куйбышев переводились многие вольнонаемные строители Канала и те, кто раньше сидел, и те, кто не сидел, но кого увлек грандиозный размах будущего строительства. Ведь собираются перегораживать саму Волгу в нижнем течении.
