Борис Фальков - Ёлка для Ба
Экзотическое имя мне очень понравилось, и, после долгих колебаний, я решил попробовать произнести его вслух.
- Ибрагим, - шепнул я. Он услышал и поднял голову, но ничего не сказал. Пришлось повторить:
- Ибрагим, кажется...
Но я ещё не успел сообразить, что же именно мне кажется, и замолчал. Тем не менее, своего маленького успеха я добился.
- Тьфу ты, - выждав долгую паузу и ничего от меня не дождавшись, сплюнул он, и в сердцах ударил ключом по спицам. - Ходят тут, мешают работать...
Разве это нельзя назвать успехом? Я впервые услыхал его голос. Так что трудись и дальше, потихоньку, как пчёлка, никогда не отчаивайся - и придут новые успехи.
Но я и не отчаивался. Молчание Ибрагима было тоже поучительно, я и из него умудрился извлечь пользу, взяв совсем не много уроков. Я стал не так болтлив, как раньше, и вообще чаще пускал в дело уши, чем язык. Даже Жанна - и та заметила перемены во мне, несмотря на занятость... и на то, что её глаза, включая третий, рубиновый, были обращены в основном на неё саму. Вернее, в неё саму, вовнутрь.
- А ты взрослеешь! - засмеялась она, и я немедленно принял барственную позу, то есть, часто употребляемую Ба: полоборота к собеседнику.
Но Жанна тут же всё испортила:
- Сразу видно, готовишься идти в школу.
- Тьфу ты! - залился я краской и побежал по треку, уже довольно ловко переставляя свой костыль. Я опирался на него уже не при каждом шаге, а через три-четыре.
- Что скажешь о его изобретении? - спросила Жанна.
Наблюдавший за работой Брата Назарий только отмахнулся.
- У него есть упорство, и фантазия, - похвалила тогда она сама. - Сразу видно, чей он сын и внук.
- Интересно, знает ли про его изобретение отец, - пробурчал Назарий.
- Он отрабатывает трюк, - успокоила его Жанна, - который ты ему показал.
- А ты отрабатываешь другой, - возразил он. - Я тебе его не показывал.
- У меня интуиция, - засмеялась она. - Я угадываю, что нужно, без подсказки.
- Что не нужно, - сказал он. - Это ты можешь. Тебе следует стоять смирно и улыбаться, и всё. А ты всё время вертишься.
- Я поворачиваю голову за тобой, - возразила она.
- А должна смотреть на публику! И когда номер кончен, к чёрту твою улыбку, а ты продолжаешь хихикать. Получается, твоя улыбка имеет совершенно другое значение, ехидное.
- Улыбка-кулибка, - подхватил я.
- Лыбиться зря ни к чему, - продолжал заводиться Назарий, пробуя носком туфли рычаг стартёра, - стошнить может.
- Меня тошнит от газа, - весело заявила Жанна. - А ты пустился в философию, значит, и тебя тоже может стошнить. Вот что никому не понравится, а не моя улыбка.
- Меня может от вас стошнить, - Назарий, наконец, повернулся к Жанне. Моя философия не в том, чтобы вам всем нравиться. А чтобы публика платила.
- Если ты нравишься только себе, тебе никто не заплатит, - Жанна хлопнула ладошками, будто зааплодировала. - А другие ребята нравятся друг другу, а потому и публике.
- Мне платят больше, - возразил Назарий, - и ты это знаешь. А твои ребята просто ненормальные, как и ты. Как и эти...
Он проделал рукой движение, будто сгрёб в одну кучу всех: Жанну, Ибрагима и меня.
- И вообще, я делаю дело, а они? Шиколат, и всё. Не постарайся родители сделать их такими, с голоду бы подохли.
- А они всем нравятся, их любят, - упрямо повторила Жанна. - А тебя никто не любит. Кроме меня.
- Любовь не в том, что долдонят без конца это слово, - явно разозлился Назарий. - А в том, что... Ну вот, когда человек ночью приезжает из какого-нибудь Чулимска, голодный, уставший...
- Истаскавшийся, - добавила Жанна.
- Да, натаскавшийся до упора! - повысил голос Назарий. - То его встречают не разговорами про любовь, а горячим ужином. А то ведь выясняется, что в доме шаром покати, а слов-то, поцелуев-то полные штаны.
- У меня тогда не было ни копейки, - возразила Жанна. - Ты сам мне не оставил денег. Но ладно, к чему всё это, только... Почему я не Изабелла? Вот было бы славно, всех-то забот: обезьяньи почки. И в награду Ю.
- Ты не твоя Изабелла, потому что я не твой Ю. А если твой Ю думает, что обучения с тобой в одном классе достаточно, чтобы...
- Ревность, Алеко, ревность, - пропела Жанна. - Не ищи предлогов там, где их не может быть: Ю совсем не думает обо мне, правда?
- Он думает только о Пушкине, а о чём думаешь ты? - так ответил я и побежал себе дальше.
- О! - воскликнула она, взмахнув полой своего сари, как матадор плащом. О том, о чём долдоню: всё о любви. Я ни о чём другом думать не могу, для этого, видно, и рождена.
- Для пуза, значит, - неестественно рассмеялся Назарий.
- Да, я хочу ребёнка, - сказала она. - Потому я не Изабелла.
Я прервал свою пробежку и затих, чтобы не пропустить ни слова. А так как от них слова не последовало, я запустил его сам:
- Изабелле и Ю не нужен свой ребёнок. У них есть я. Мы даже спим в одной комнате.
- А, вот почему у них нет детей, - искривил губы Назарий. - Но что значит - хочу? После того, что случилось, ты всё-таки хочешь?
- Ну, я ведь другое дело, - улыбнулась Жанна. - Разве не ты сам говорил, что я совсем другая?
- Но я-то тот же! - закричал он.
- Ты тоже можешь измениться, - сказала она.
- Я могу измениться, твоя мать могла измениться, Аська вообще должна была измениться... Сплошные возможности, и никаких фактов! Ты просто не желаешь глядеть в глаза единственному факту. Ты споришь с фактами.
- Ну да, единственный факт - это ты, - чуточку поклонилась она, чтобы не глядеть, возможно, ему в глаза.
Я стоял совсем недалеко от них, опираясь на костыль. Ибрагим молча делал своё дело. Наверное, он-то знал и понимал всё. Только у него никто ни о чём не спрашивал, кроме меня, а я не умел формулировать нужные вопросы. Но и на сформулированные Ибрагим ведь не был обязан отвечать. Да и понимал ли он как следует по-русски? Такие мысли беспорядочно вертелись у меня в голове, пока не явилась заключительная: а причём тут Ася?
- Только спорить тут уже не о чем, - сказала Жанна серьёзно. - Поздно, есть уже и другие факты.
- Что значит - поздно, какие другие? - Назарий несколько презрительно заглянул ей в полуоткрытый рот, ещё наполненный мясистой плотью последнего слова. Потом вдруг вздрогнул и оглядел её с головы до ног. - Постой... так вот что оно значит! Значит, эта твоя хламида... Ч-чёрт, а я-то думал: выдрючивается барышня!
- Ага, и другие так думают, - снова рассмеялась Жанна. - На то и рассчитано.
- Ничего у тебя не выйдет, - выпалил мотобой. - И не рассчитывай.
- Всё выйдет, - уверенно сказала она. - Я верю, то была случайность, вернее - несчастный случай.
- Снова интуиция? А... просто дурь, - быстро заговорил он. - Вот тебе факты. Сто врачей, и все в один голос говорят, что всё не случайно, а закономерно. Во-первых, наследственность. Во-вторых - не нужно было столько раз падать, и столько пить, вот что они говорят. Может, я и изменился, как ты говоришь, у меня наросли новые кости и нервы, может, мне вместо них здоровые... протезы повставляли. Но как изменить папу с мамой, или дедушку с бабушкой? На их место протеза не вставишь.
- А мне не страшно, - спокойно сказала Жанна. - Как Аська поступать не стану. И скрывать перестану, меня мать поймёт, и другие тоже.
- Этот тоже будет уродом, - Назарий сдерживался огромным волевым усилием, это было видно. - Риск совершенно неоправдан. Пока не поздно...
- Риск я беру на себя, - ещё спокойней сказала Жанна. - Я знала, на что шла. Мне Аська рассказывала всё. Я с открытыми глазами приняла тебя... из её рук. Но только я - не Аська, я просить тебя ни о чём не стану, ходить с тобой в бочку ночью не буду, а одна уж - тем более. Как будет, так и будет. Риск? Что ж, рискну.
Тут её взгляд наткнулся на меня, точнее - на мои уши, и она сразу же улыбнулась мне, и помахала рукой. Несомненно, она решила, что смысл их разговора мне недоступен.
- Да и поздно рассуждать, ты опоздал со своими страхами.
- Ты нарочно выжидала, чтобы стало поздно! - закричал мотобой.
- Допустим, - согласилась она. - Тем более ты должен держать себя в руках. Знаешь, почему? Я скажу тебе, почему. Я уверена, все эти твои дедушка с бабушкой ни в чём не виноваты. И кости твои тут не причём, и пьянство тоже. Ты подцепил этот диагноз и настаиваешь на нём, потому что тебе он выгоден. А на самом деле, ты просто не умеешь, и не желаешь, держать себя в руках. Это ты не желаешь признавать факты, если они посмели возникнуть, не спросив твоего согласия. И применяешь грубую силу, чтобы их исправить.
- Дурь!
- Пусть дурь, но это факт, - пожала плечами она, - что ты тогда избил Аську.
- Для неё это было, что для коня овод, - отмахнулся он. - Аська здоровая бабища, хотя и умственно увечная. А её пузо было в полной безопасности.
- Ты саданул её ногой в поясницу, - согласилась Жанна. - Знаешь, хотя и я здоровая бабища, ты не бей меня по почкам. Иначе риск и впрямь станет неоправданным. Нет, я всё же немножко Изабелла! Только у неё нет пока моего увечья.
Она положила ладони на свой чрезмерно выпуклый, обтянутый сари живот, и улыбнулась мне. Я не ответил ей тем же, поскольку как раз тихонько репетировал сложную конструкцию уточнения:
