Игорь Ефимов - Суд да дело
Он покрутил пальцем у виска и отправился наверх. Дописывать сочинение на тему: "МИФ ОБ ЭДИПЕ: ОТЦЕУБИЙСТВО ИЛИ ЗАКОННАЯ САМОЗАЩИТА?".
III-6. Месть белоклювых дятлов
"И после этого они жили долго и счастливо и накопили много денег и всякого добра..."
Эта концовка детских сказок часто всплывала в памяти Кипера в те зимние месяцы. Потому что дом с лифтом стал похож на каменный домик Третьего поросенка или на тот сказочный теремок, куда стекаются, спасаясь от опасности, недальновидные зверюшки. Опасность была до поры не видна, она затаилась где-то неподалеку безымянным полицейским волком, юридическим кашалотом, белоклювым коршуном. И обитатели теремка ухитрялись легкомысленно забыть об острых зубах, клацающих где-то во мраке. Они даже получали удовольствие от привкуса неведомой угрозы. Они радовались новизне и непредсказуемости друг друга.
НЕ ЖДИТЕ ОТ БЛИЖНЕГО ЗАРАНЕЕ ОДОБРЕННЫХ ПОСТУПКОВ - И ТОГДА ЦВЕТОК ЕГО НЕПОВТОРИМОСТИ РАСКРОЕТСЯ ДЛЯ ВАС.
Нет, не мог маленький чемоданчик Эсфири вмещать такого количества вещей. Это тоже был явно сундучок из сказки. Он не подчинялся законам Эвклидова пространства. Платья и джемперы, флаконы и тюбики, мочалки и гребенки, туфли и береты, чашки и блюдца, тарелки и кастрюльки... На стенах там и тут появились картинки с видами Иерусалима, на окне - новая занавеска, на полке - новая вазочка. Кипер ловил себя на том, что мысленно сочиняет рекламу ко всем этим безделушкам. Идеи рождались легко, вещи просились в кадр. И это могло означать только одно: что он любил все, что она принесла в его дом, в его жизнь.
Еще одна сказочная удача: Грегори и Эсфирь мгновенно нашли общий язык. Им всегда было о чем поговорить. Эсфирь рассказывала истории разысканных ею беглецов. Грегори делился с нею идеями своих изобретений. Иногда они погружались даже в пучину политических дебатов. И Кипер слушал их с удовольствием. Ему так нравилось, что они совсем не копаются в себе. Чужие дела и судьбы занимали их гораздо больше, чем свои собственные. Полине не удалось бы выудить из них и пятиминутной исповеди.
Но больше всего их почему-то радовали истории об очередном провале добрых намерений. Эти сюжеты они извлекали из газет, из радиопередач, с экрана телевизора и смаковали за ужином как десерт.
- Хотите послушать печальную повесть о заботливых пожарных? - начинал Грегори. - Однажды под их блестящими касками поселилась тревожная мысль: что будет, если к возникшему очагу огня помчатся сразу две пожарные машины? Все другие автомобили, конечно, будут разбегаться от воя сирены, уступать им дорогу. Но готовы ли они к встрече друг с другом? Ведь они несутся на большой скорости, правила им не указ. И мысль эта зрела, разрасталась, заполняла огнестойкие умы и вылилась в постановление: отныне при постройке новых городов ширина улиц должна быть такой, чтобы две пожарные колымаги, несущиеся навстречу друг другу на скорости пятьдесят миль в час, могли безопасно разминуться. А для этого улицы должны быть шириной чуть ли не в футбольное поле. Поэтому, если вы попадете в новый американский городок, не удивляйтесь его пустынному виду. Жители на одной стороне улицы не знают своих соседей на другой стороне - им просто не разглядеть друг друга. Но зато пожарная машина может нестись на пожар на любой скорости. Тем более что в городке, как правило, она всего одна-единственная. И столкнуться с другой не сможет, даже если бы захотела. А обитатели городка так и не узнают, кого они должны благодарить за свои асфальтовые пустыни.
- И наши бездомные не знают, кого благодарить за нехватку мест в ночлежках, - подхватывала Эсфирь. - Потому что одни доброхоты идут на других стенка на стенку - попробуй тут разберись. Вот я читала вчера, как одни добряки собрали денег на новую ночлежку. Строить новый дом слишком дорого, но добрый город продал им хороший пустующий дом за доллар. И на собранные добрые деньги этот дом был прекрасно отремонтирован и готов к открытию. Но в последний момент приемная комиссия отказалась дать разрешение. Почему? Потому что в свое время другие добрые люди пожалели стариков, живущих в домах без лифтов. И добились постановления: если строится дом высотой больше четырех этажей, лифт в нем должен быть обязательно. А отремонтированная ночлежка была высотой в пять этажей. Добрые защитники бездомных пытались спорить. Они уверяли, что их будущие постояльцы готовы подниматься пешком с этажа на этаж, из столового зала в спальный. Что будут собраны нужные подписи под нужным письмом. Но строительный код - это прочнее, чем закон. Никто не помнит, кто и когда его принимал. Поэтому отменить или нарушить его - невозможно. Поэтому новенькая ночлежка до сих пор пустует.
Еще одно чудо - Грегори согласился возобновить учебу. И даже уверял, что в местной школе - в отличие от прежней - можно услышать что-то интересное о новостях техники. После уроков честно звонил матери, докладывал о прошедшем дне. Долли приняла его ультиматум, поверила, что это не пустая угроза. Больше не настаивала ни на чем. Не рассказывала о том, как она извелась, что не может заснуть без снотворного. (Об этом Кипер узнавал от Эсфири). Робко расспрашивала, что у него надето на голове, какая обувь на ногах. Новые зимние ботинки? Но откуда у тебя деньги? Можно мы тебе передадим несколько долларов через Эсфирь? Ведь она-то знает, где ты прячешься, и честно хранит секрет. Грегори милостиво соглашался принять дань. И потом исчезал на субботу и воскресенье.
- Лучше не спрашивай "куда?", - советовала Эсфирь. - Зачем нам знать? Вспомни Экклезиаста: "Кто умножает познания, умножает скорбь".
В начале весны пришло очередное письмо от Школьного учителя.
"Дорогой К. Р.!
В этом году я преподаю историю и естествознание в средней школе. В классах много славных ребят, мне с ними. легко, занятно, поучительно. Многие летом помогают родителям на фермах, в лавках, в мастерских. Конечно, вещи подчиняются им лучше, чем слова. Словарный запас у них невелик. Но я заметил, что одно слово мелькает в их разговорах и сочинениях гораздо чаще других. Вернее, два, навеки спаренных, слова: ХОРОШО-ПЛОХО.
Все мои попытки объективно рассказывать об исторических событиях разбиваются об эту скалу (шкалу?). Религиозные преследования и войны в Европе - это ведь плохо? Конечно. Но если бы их не было, пуритане не побежали бы за океан и не основали Америку - так? Значит, плохое может порождать хорошее?
- Для нас Америка - это хорошо, - вылезает другой, - а ты послушай, что скажут индейцы. Для них было бы гораздо лучше, если бы всех пуритан католики сожгли на своих кострах еще в Европе.
Быть смелым, храбро сражаться за свою страну - это ведь хорошо? Но если бы во время нашей гражданской войны южане не были такими храбрыми, война не длилась бы так долго и рабство рухнуло бы раньше. А если бы немцам добавить трусости, то и Гитлера удалось бы разбить гораздо скорее.
Мои ученики затаскивают меня в вечный философский спор о природе добра и зла. И я вдруг заметил, что на школьном, на семейно-воспитательном уровне вся идея добра сводится к подавлению эгоизма. Будь щедрым, честным, трудолюбивым, целомудренным, плати свои долги, помогай старикам, защищай слабых. Нам кажется, что эгоизм можно и нужно подавлять неустанно, давить и выжигать из каждой души. Мы воображаем, что запас эгоизма в каждом человеке неисчерпаем.
Но так ли это?
Если взглянуть на наших современников, как много среди них утративших волю к жизни, раздавленных невыполнимыми требованиями к себе. Готовых все раздать, но ничего не имеющих, ибо у них нет сил создать что-то для себя или других. Погруженных в тоску, растерянных, опустошенных, сварливо требующих от окружающих соблюдения тех же бессмысленных правил, которые они взвалили на себя. Спасительный эгоизм успешно разрушен - и что осталось от человека?
Если бы мне удалось собрать таких в одном зале, я произнес бы перед ними речь в защиту эгоизма. Я бы объяснил им, что на самом деле каждый эгоистический порыв - это попытка исполнить высокий долг. Наше тело, со всеми его нервами, сосудами, мышцами, зубами, глазами, страстями, - это храм души, создание Господа, часть Творения, порученная лично нам. И у нас нет более важного долга, чем охранять, сберегать, украшать, ремонтировать этот храм. Никто, кроме нас, не сможет и не станет этого делать. Ничего нет постыдного в том, чтобы ставить этот долг превыше всех других. Недаром же во всех древних религиях омовения, посты, правила питания возведены в ранг священных обрядов. Высокий эгоизм - вот новая добродетель, которой надо учиться.
За неимением подходящей аудитории я развивал вчера эти идеи перед пришедшей ко мне гостьей. Той самой, которой нет нужды эгоистично чернить ее прекрасные белые волосы. Я заявил, что немедленно приступаю к воплощению своих корыстных идей. Поэтому ей достанутся только крылышки жарящейся курицы - о ножках, грудке и печенке пусть даже и не мечтает. И пусть она не рассчитывает на скамейку у ног перед телевизором - в доме только одна скамейка, и понятно, кто будет ею пользоваться. И если ночь выпадет холодная, война за одеяло будет беспощадной - никакого пораженчества, никаких компромиссов, никаких уступок.
