Озарение - Владимир Моисеевич Гурвич
— Понимаешь, Марина, у меня закрылось… — Дана замолчала, не зная, как продолжить.
— Что у тебя закрылось? Не мямли. Мы же подруги.
— Подруги, — подтвердила Дана, — поэтому я к тебе и обращаюсь за помощью и советом.
— Помощь и совет — разные вещи, — резонно заметила Аничкова.
— Ты как всегда права, — согласилась Дана. — У меня закрылось окно, мне больше не доступны эти картины. Пробовала писать, ничего не выходит. Какая-то хрень.
— Ничего не понимаю, но ведь совсем недавно замечательно получалось. Значит, как ты говоришь, окно было открыто. Кто же его закрыл?
— Не знаю, но было окно открыто, а теперь нет. И снова открыть не получается.
— Но подожди отчаиваться, у художников такое случается, это временное явление. Сегодня не получается, завтра получится.
— Нет, не получится.
— Откуда ты знаешь?
— Я так чувствую.
Аничкова пренебрежительно махнула рукой.
— Ни что так не обманывают человека, как чувства. Лучше меньше И думай об этом — и все быстро восстановится.
Дана почувствовала, что забрела в тупик. Ну, как ей объяснить, не раскрывая правды, что ничего не восстановится, потому что нечему восстановляться.
— Ладно, Марина, мне тебя не убедить. Я хочу спросить тебя о другом. Понимаешь, Гершович мне недавно угрожал, что если я не буду приносить ему нужных картин, он меня накажет. Он действительно может это сделать?
Аничкова даже на несколько секунд прекратила есть.
— Он тебе так прямо и сказал?
— Думаешь, я вру?
— Не думаю, — задумчиво протянула Аничкова. — Да, он не шутит, я давно поняла, что за его внешней мягкостью скрывается жестокий человек. Он делец и своего не упустит. Можно сказать, что это его принцип — наказывать тех, кто его, как он считает, подводит.
— Как ты думаешь, что он может мне сделать?
— Трудно сказать, но фантазия в этом плане у него хорошо работает. По крайней мере, мне известны несколько художников, которым он сломал судьбу. По какой причине, точно не знаю, но это факт.
— И как он это добивается?
— Могу лишь предположить. У него огромные связи, он вполне способен закрыть художнику дорогу в выставочное пространство. А что художник без выставок — пустое место. Ест и другие способы.
— Какие?
Аничкова несколько мгновений молчала, словно раздумывая: говорить или не говорить.
— Например, устроить пожар в мастерской, когда сгорят все работы.
— И он это делал? — ужаснулась Дана.
— Точных фактов у меня нет, но я знаю, как минимум двух художников, которые таким образом потеряли свои работы за многие годы. И в обоих случаях эти пришествия произошли с ними после их разрывов с Гершовичем. Хотя, возможно, это и совпадение.
— Какое-то маловероятное совпадение, — пробормотала Дана.
Аничкова пожала плечами.
— Извини, но мне надо бежать.
— Подожди пару минут, — остановила ее Дана. — Что же мне делать?
— Писать картины, которые он просит.
— Но я не могу!
— Ну, тогда не знаю, — недовольно протянула Аничкова. — Только ему об этом не говори, тяни время, придумывай предлоги. В общем, старайся его не сердить.
— Но сколько можно тянуть время, это все равно ничего не даст.
— Это все, что я могу тебе сказать, Даночка. Подумай, как сделать так, чтобы ты снова могла бы писать такие картины. Ну, все, я побежала. Не грусти, как-нибудь выкрутимся.
Аничкова бросила на стол купюру, встала и быстро выскочила из кафе. Дана осталась одна. Ее последняя соломинка не спасла, ничего путного Марина ей так и не подсказала. Значит, надо искать другие пути. Вот только какие, Дана по-прежнему не представляла.
69
Весь день Дана пребывала в полупрострации, ничего не делала, почти не ела, просто сидела в кресле и смотрела в окно. В голове почти не было мыслей, точнее, их копошилось огромное множество, но пользы от них не было никакой. Ни на чем конкретно она не могла сосредоточиться. Все они куда-то растекались, исчезали в неизвестном направлении. Вместо них появлялись новые, но с той же пользой и с тем же результатом. Сначала ее это сильно огорчало, но потом ею завладела такая апатия, что с какого-то момента стало все равно.
Дана немного обрадовалась, когда день сменился вечером. По крайней мере, можно лечь спать и забыть обо всех неприятностях до утра. Так она и решила сделать. Но в самый последний момент ее вдруг словно что-то стукнуло. Хорошо, она забудется сном, а что дальше, когда проснется. Ничего же не изменится. Нет, надо что-то попытаться попробовать сделать еще раз. Ну, должно же ей наконец повести!
Дана вскочила, села перед зеркалом и стала наводить марафет. Затем переоделась и выскочила на улицу.
Дана вошла в ресторан, огляделась. Свободных мест было достаточно. Она выбрала столик у окна. Подошедшему официанту заказала салат и бутылку водки. «Если не найду подходящего мужика, то по крайней мере, напьюсь», — решила она. После чего стала рассматривать публику. Но ничего интересного ее взгляду не попалось. Ладно, еще не так поздно, возможно, еще кто-нибудь сюда заглянет.
Дана набросилась на салат. За весь день она ела крайне мало, и теперь почувствовала настоящий голод. И пока насыщалась, то забыла обо всем. На какое-то время даже перестала обращать внимание на новых посетителей.
Покончив с салатом, Дана почувствовала себя лучше. Нельзя сказать, что она по-настоящему наелась, но голод уже мучительно не сосал под ложечкой. Она налила водку в рюмку и уже хотела поднести ее к губам, как внезапно ее рука замерла — в противоположном углу она увидела Юлия.
В первое мгновение Дана не поверила своим глазам. Несколько минут она не отрываясь, смотрела на него. Сомнений больше не было — это был он собственной персоной. У нее так сильно застучало сердце, что ей стало даже немного страшно — не случится ли сейчас что-нибудь непоправимое.
Дане понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться и взять себя в руки. После чего она встала и направилась к столику Юлия.
Юлий сидел не один, а с каким-то парнем. Но Дана лишь мельком взглянула на него и сразу о нем забыла.
— Привет! — сказала она, подойдя к столику.
Юлий поднял голову.
— Какая встреча! — произнес он, впрочем, без особой радости. — Не ожидал тебя тут увидеть.
— Почему?
— Просто не ожидал и все.
— Я сяду? — спросила Дана.
— Садись, — разрешил Юлий.
Дана села. Все внутри нее вибрировало, она боялась одним неосторожным словом или жестом нарушить возобновившийся контакт.
— Тебя давно здесь не было, — осторожно произнесла она.
— И не могло быть, — засмеялся Юлий. — Я
