Исповедь - Сьерра Симоне
Горячие горькие слезы покатились по лицу, но мне удалось сохранить голос ровным.
– Понятно.
– Понятно? То есть ты уже знаешь об этих фото?
– Да, – выдавил я.
– Черт побери, Тайлер, – выругался епископ. – Просто… проклятье.
– Я знаю. – Теперь уже я открыто заплакал, а потом мне что-то сунули в руку. Стакан скотча янтарного цвета с одним кубиком льда в центре. Джордан стоял надо мной и кивнул головой на стакан.
Дела действительно были плохи, раз Джордан Брэди угощал меня выпивкой. Начнем с того, что я даже не догадывался, что у него припрятана хоть одна бутылка спиртного.
– Тайлер, – сказал епископ, – я не хочу отстранять тебя от службы.
Смысл его слов был ясен. Он хотел, чтобы я сам ушел. «Так в прессе будет меньше грязи», – подумал я. Раскаявшийся священник, который по своей воле отрекся от сана, выглядел бы куда лучше, чем сексуально ненасытный священник, которого пришлось уволить.
– У меня только два выхода? Уволиться или быть уволенным?
– Я полагаю… если бы отношения закончились…
– Так и есть.
– Последуют дисциплинарное наказание и, безусловно, переезд…
Я ожидал этого, но подтверждение моих ожиданий опустошило меня. Мне пришлось бы переехать. Новый приход, новые лица, в то время как старый приход погрязнет в тумане слухов о моих грехах. Несмотря ни на что, даже если все остальное сложится удачно, я все равно потерял свой приход. Своих прихожан.
«Это моя вина».
– И даже тогда я не знаю, как кардинал отнесется к этому, Тайлер. – Голос епископа звучал устало, но в нем было что-то еще – любовь. Она отражалась в низких нотках его тембра. Он любил меня, и мне было ужасно стыдно, что я веду с ним этот разговор. – Если ты действительно намерен остаться в духовенстве, тогда мы продумаем следующие шаги.
Я не почувствовал облегчения, возможно, потому, что все еще не был полностью уверен в том, чего же я хочу, но все равно сказал:
– Спасибо, – так как прекрасно понимал, какую охрененно серьезную проблему создал для архиепархии, и даже мысль о том, чтобы остаться в духовенстве, сделает все только хуже.
– Поговорим завтра вечером, – предложил епископ. – До тех пор, пожалуйста, не общайся с прессой и даже не выходи в Интернет. Нет смысла усложнять ситуацию, пока мы не решили, какими будут наши дальнейшие действия.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и отключились, затем я допил скотч и провалился в сон без сновидений на жестком, неудобном диване Джордана.
XXIII
Ранним утром следующего дня я отправился на мессу Джордана, посещаемость которой была значительно выше моих. Как только проснулся, я позвонил Милли, чтобы сказать ей, где нахожусь и как со мной связаться. Милли, которая посещала «Реддит» и «Тамблер» намного чаще, чем я, уже знала о фотографиях, но не сказала: «Я же тебе говорила»; в ее голосе не слышалось ненависти, и поэтому у меня сохранялась надежда, что она простила меня в своей ворчливой манере. Также она вызвалась повесить на дверь церкви табличку, в которой говорилось, что часы работы и мессы по будням временно приостановлены. Теперь, позаботившись о своих церковных делах, я мог сосредоточиться на настоящем.
Хотя не удержался и спросил до того, как мы закончили разговор:
– Ты не видела Поппи? – И возненавидел себя за это.
Милли, казалось, все поняла.
– Нет. На самом деле ее машины не было на подъездной дорожке со вчерашнего вечера.
– Хорошо, – устало произнес я, не понимая, что чувствую после этой новости. Я только знал, что она не залатала дыру в моем сердце размером с кратер.
– Святой отец, пожалуйста, береги себя. Несмотря ни на что, приход любит тебя, – сказала Милли, и мне так хотелось, чтобы эти слова были правдой. Но как они могли быть ею после того, как я все разрушил?
* * *
После мессы храм был предоставлен в мое полное распоряжение. Церковь Джордана была старой, ей было более ста лет, и построена почти исключительно из камня и витражного стекла. Здесь не было старого красного ковра, отделки из искусственного дерева. Она была похожа на настоящий древний и гулкий храм, где невидимой дымкой, искрящейся среди стропил, витал Святой Дух.
Поппи здесь понравилось бы.
Я чувствовал пустоту и неуверенность после вчерашних слез, как будто душа вытекла из меня вместе с солеными каплями горя. Я должен был встать на колени, я знал, что должен преклонить колени, закрыть глаза и склонить голову, но вместо этого лег на одну из скамей. Она была сделана из жесткой холодной древесины, но у меня не было больше сил держаться на ногах, поэтому я остался лежать и смотрел невидящим взглядом на спинку скамьи передо мной с ее молитвенниками, визитными карточками и крошечными затупившимися карандашами.
«Господи, скажи, что мне делать».
Наверное, в глубине души я надеялся, что проснусь и все это окажется каким-то ужасным кошмаром, какой-то галлюцинацией, вызванной, чтобы проверить мою веру, но нет, этого не случилось. Вчера я действительно застал Поппи и Стерлинга вместе. Я действительно влюбился только для того, чтобы получить пинком под зад (от той самой женщины, на которой хотел жениться).
«Должен ли я покинуть духовенство и надеяться, что Поппи примет меня обратно? Должен ли попытаться найти ее? Поговорить с ней? И будет ли лучше для церкви, если я останусь? Является ли церковь важнее Поппи?»
Ответа не последовало. Лишь отдаленный гул городского транспорта за стенами церкви и тусклый свет, отражающийся от поверхности деревянной скамьи.
«Не будет даже дуновения от кондиционера для меня сейчас? Невероятно, именно сейчас никакого ответа?»
Я прекрасно понимал, что веду себя как капризный ребенок, но меня это не заботило. Даже Иакову пришлось вырвать свое благословение у Бога, поэтому если мне придется сделать то же самое, я это сделаю.
Вот только я устал и был опустошен. Я не мог продолжать ныть, даже если бы захотел, поэтому мои мысли блуждали, молитвы становились бесцельными, даже бессловесными, поскольку я просто размышлял о том, где оказался. Здесь, в церкви, которая не была моей, одинокий и уязвленный. Своими действиями я причинил вред собственному приходу и предал доверие своего епископа и своих прихожан – то, чего я изо всех сил старался не делать с тех пор, как стал священником.
И потерпел неудачу.
Я потерпел неудачу как священник, как мужчина и как друг.
Уставившись на каменный пол, я медленно моргал в тишине. Нужно ли мне остаться? Будет ли лучшим искуплением то, что я останусь священником? Будет ли так лучше для церкви? Для моей души? Уйти сейчас, не на своих условиях, было похоже на раздражительный акт ненависти к самому себе, на своего рода заявление «я все испортил, поэтому ухожу», и какое бы решение я ни принял о своем будущем, оно не должно было приниматься под действием этих эмоций.
Оно должно было исходить от Бога
К сожалению, сегодня Он, похоже, был не в настроении разговаривать.
Возможно, настоящий вопрос заключался в том, могу ли я по-прежнему представить себе дальнейшую жизнь без духовенства и без Поппи? Я решил оставить свой сан из-за любви к ней, но как только принял это решение, тут же почувствовал, что передо мной открываются все эти другие потенциальные возможности будущего – вдохновляющие, опьяняющие, бодрящие перспективы. Было столько разных способов служить Богу, и что, если все к этому и вело? Не к тому, чтобы свести нас с Поппи вместе, а к тому, чтобы вытолкнуть меня из комфортного пузыря, который я сам для себя создал? Пузырь, в котором я мог сделать не так уж много, и у меня всегда было бы оправдание тому, что я не мечтал о большем и лучшем. Пузырь, в котором было легко поддерживать
