Блуждающий костер - Ирина Андрианова
— Никакая не симуляция, я сама видела, что нога больная, — строго перебила Яна. — Я тоже была против, чтоб они одни уходили. Да кто ж меня послушает? Все ка-ак переполошились…
— Все верно, я один виноват, — хихикнул Володя. — Но главное, все обошлось, да?
— К врачу-то в Ершуково попали?
Димыч и Женя посмотрели друг на друга и разом неуверенно кивнули.
— Я же говорил, что тут важна оперативность обращения, — добавил Генка. — Правда, по-хорошему надо было всем сниматься с маршрута, да вести ее, ну да вы так все быстро решили… Раз-раз — и ускакали!
— Ладно, что было, то прошло! Главное, что все живы и все вместе. …Э, кажись, уже посадка началась. Готовьте паспорта!
— Они снова ничего не помнят, — шепнула Димычу Женя, топчась у входа в вагон в хвосте группы. — Забыли все. Даже про то, как за нами гнались!
— Похоже, они уверены, что сами нас отпустили. Типа ты ногу поморозила, а я тебя эвакуировал. Надо и нам этой версии придерживаться, — тихо сказал Димыч.
В плацкартном вагоне у группы был целый отсек на шестерых — купейная часть и боковушки — и еще два боковых места отдельно, ближе к выходу. По билетам этот анклав принадлежал Яне и Кате, но его сразу, как само собой разумеющееся, уступили Димычу и Жене. «Семейное уединение», усмехнулся Данила. И как-то так вышло, что в общую «гостиную» уединившиеся почти не заглядывали. А товарищи их не особенно и звали. Проходя мимо в туалет, Димыч слышал совсем не походные разговоры: обсуждали работу, зарплаты и виды на покупку квартир. Группа сердцем была уже в городе. В Москве, на пересадке, Данила и Генка накупили дорогущей еды — ветчину с маслинами, семгу, красную икру, сыров разных видов, какой-то особенный ручной работы хлеб в бумажных пакетиках, и вдобавок к этому бутылку элитного коньяка. Его разливали по кружкам под столом, посмеиваясь и прячась от проводницы. Димыч по привычке ожидал от Володи какого-нибудь пафосного выступления — мол, что это такое за буржуйство, мы же типа суровые походники, должны жрать простой хлеб с килькой в томате — но ничего такого не услышал. Может, конечно, он именно эти моменты пропустил, но всякий раз, пробираясь мимо «штабного» купе, он видел Володю, с аппетитом жующего бутерброды с семгой и нахваливающего коньяк.
— Димон, присоединяйся! — вежливо приглашали его. — Чего вы там от коллектива отделяетесь? Еще намилуетесь в городе!
Но Димыч чувствовал, что ребята будут рады, если он откажется: едоков и так хватало, а деликатесы не бесконечны. А главное, они с Женей явно выпали из общей атмосферы, и это уже чувствовали все. Никто не смог бы сказать, в какой момент это началось. Это знал только Димыч.
— Да нет, ребят, у нас с Женькой что-то с животом… Наелись пирожков ершуковских, до сих пор не отойдем.
— Вот я всегда говорил, что из походной диеты надо выходить с осторожностью! — изрек Володя, довольный тем, что обошлось без лишних конкурентов на семгу. — Нельзя сразу наваливать много жиров. Организм может не справиться.
— Сам-то ты ничего, жирами не брезгуешь! — засмеялась Яна.
— Так я же постепенно. Я еще в Ершуково начал, — оправдывался он, доедая бутерброд.
Про Димыча забыли, и он потихоньку прошел мимо — к себе и Жене. Постепенно его замечали все меньше, и когда дома, у вокзала, группа традиционно встала кружком для прощания, некоторые в первую минуту даже удивились, что в их компании образовались еще два участника.
— Народ, я с такси договорился! С каждого по стошке — и домой с комфортом! — радостно объявил Данила, бегом возвращаясь от автостоянки.
— Правильно. Считаю, мы это вполне заслужили! — воодушевился Володя.
— Э-э… Только я две машины попросил, по три человека в каждую. Забыл, что нас восьмеро, — растерянно сказал Данила, оглядев группу. — Получается, двое лишних.
Все почему-то сразу посмотрели на Димыча и Женю. Было понятно, что лишние — именно они.
— Да ничего, все нормально! Мы как раз с Женькой прогуляемся, ноги разомнем, — заторопился Димыч. — Я и не привык с вокзала на такси ездить.
— Да, да! — закивала Женя, держась за его локоть.
— Ну, Димон, ты прям настоящий, олдовый турист! Суровка — так до конца, до входной двери, — одобрил Данила. Ему не хотелось тратить время на поиск третьей машины.
Таксисты-азербайджанцы уже махали руками, стоя у своих обшарпанных «лад». Надо было спешить. Все наскоро, неуклюже попрощались и побежали рассаживаться. А Димыч с Женей смотрели им вслед. Больше они ни с кем из группы не виделись. Впоследствии, когда у Димыча спрашивали, почему Володя (а также Гена, Данила, Петя etc) бросили походы, он всякий раз терялся. Он-то знал, почему, но объяснить не мог.
…
Группа вернулась в лагерь ровно к шести вечера, как и было уговорено. Женя только-только начала волноваться (без причины, просто потому, что всегда волновалась), как на повороте тропы, идущей с ледника, появились маленькие фигурки. Она сразу кинулась разжигать горелки. Гречневая крупа давно была засыпана в котел и залита водой, оставалось поставить на огонь. Прошло еще полчаса, и лагерь наполнился гомоном голосов и лязгом железа: усталые и гордые восходители с подчеркнутой небрежностью отстегивали и сбрасывали на землю тяжелые гроздья карабинов. Женя суетилась между ними, встречая, помогая и подавая, но украдкой не сводила глаз с Димыча. Душой он еще был там, на горе; она терпеливо ждала, когда он вернется к ней. Еще через полчаса, утолив голод, все с удобством расселись в кружок и, попивая чай, хвастались впечатлениями (Женя слушала, стараясь подавить зависть). И только в сумерках, когда все разошлись по своим делам, она получила мужа в безраздельное пользование. Димыч устроился на камне, разложив карту, и в сотый раз рассматривал завтрашний маршрут. Женя уселась на земле, обняв его колено, и рассеянно слушала.
— Все-таки эта перемычка мне непонятна, — говорил он сам себе, тыкая грязным ногтем в густо заштрихованный участок. — Показания народа разнятся. Кто-то говорит, что там камни падают и вообще ужас-ужас. А в том году Костик Яснец нормально прошел, и не заметил даже. Вот и думай теперь, что там на самом деле…
— Знаешь, Димка? — Женя вдруг подняла голову. — А ведь я знаю, что ты вовсе не такой страшный сухарь, как думают некоторые.
Димыч, погруженный в раздумья, не сразу уловил смысл слов.
— Я? Не сухарь? Гм… А почему сухарь? То есть, а почему не сухарь? —
