Последний поезд на Ки-Уэст - Шанель Клитон

Или он просто так же, как и я, потрясен увиденным сегодня.

Мы опускаем руки — я смотрю на него, и вдруг внутри меня будто что-то размыкается.

— Почему ты захотел на мне жениться? — требовательно спрашиваю я.

В ушах раздается мамин голос, пеняющий мне за прямолинейность, но у меня нет сил к нему прислушиваться.

— Потому что я хотел тебя.

Его слова вызывают во мне трепетный отклик.

— А ты всегда получаешь то, чего хочешь?

— Почти всегда.

— И чего именно ты хотел? От меня?

— Всего.

Сердце ухает и замирает.

— Я хочу, чтобы ты уважала меня. И не хочу, чтобы ты об этом сожалела, — он делает глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты меня любила.

— Я тоже этого хочу, — признаюсь я, сама удивляясь тому, насколько это правда. — Но ты не можешь хотеть этого и не отдавать мне себя взамен. Почему ты захотел меня? Почему именно меня? Может, до тебя дошли слухи, что мой отец в отчаянном положении, а я — довольно хорошенькая и соответствую твоим запросам?

— Нет. Ты себя недооцениваешь.

— Я научилась смотреть на вещи прагматично.

— Тебе больше не надо об этом беспокоиться.

— Разве о таких вещах можно перестать беспокоиться?

— Пожалуй, нет. Но я был с тобой знаком. В некотором смысле.

— Ты про тот день в библиотеке…

— В тот день в библиотеке мы разговаривали в первый раз, но впервые я увидел тебя не тогда, а раньше, возле своего отеля. Ты шла с подругами. На тебе было платье, которое я никогда не забуду, — он умолкает, точно воспоминание заслуживает особого отношения.

— А какого цвета было платье? — спрашиваю я, желая стать частью этой истории, о существовании которой прежде не догадывалась.

— Голубое.

Мне смутно помнится тот вечер — пора невинных радостей и блеска, один из многих в длинной веренице, подобно жемчужинам, нанизанным на нитку, как ожерелье у меня на шее.

Рука Энтони тянется к моей талии.

— Вот здесь оно было облегающим, и, увидев тебя, я подумал, что смогу сомкнуть руки у тебя на поясе. — Я с изумлением смотрю на обнимающие меня руки. — Вот так, — добавляет он и сглатывает. — У тебя развевалась юбка. — Его руки спускаются ниже, скользят по моим бедрам, ласково касаются их.

— Я помню это платье, — отвечаю я, слабея.

— Тогда я подумал, что ничего прекраснее тебя я в этой жизни не видел.

— Ты не заговорил со мной.

— Нет. Да и кто осмелился бы — с моей-то репутацией? Я даже никогда не думал, что наши пути снова пересекутся. Ты возникала в самые неожиданные моменты, мерещилась мне по всей Гаване — твой локоть, изгиб шеи, взмах твоей юбки, — ты стала моей навязчивой идеей, как мелодия, от которой невозможно отделаться.

— Еще романтики, — поддразниваю его я, хотя сердце барабанит в груди, потому что это действительно романтично — мысль о том, как этот мужчина выглядывал меня на улицах Гаваны, очень возбуждает, хотя я понимаю, что подобные порывы не являются надежным основанием для счастливого брака и честного партнерства.

— Хочешь романтики? Будет тебе столько романтики, что покраснеешь до ушей.

Я требую подробностей.

— Как-то мы с твоим отцом оказались за покерным столом.

Эта часть истории для меня покрыта туманом. Ходили слухи, что отец Мирты Перес проиграл ее в карты.

— У тебя были определенные намерения, когда он подсел к тебе?

— Нет. Я не очень верю в судьбу, но ты все время попадалась на моем пути, а я никогда не упускал то, что хотел.

— И поэтому предложил поставить на карту меня.

— Я предложил жениться на тебе, да. Казалось, это решало все проблемы. Твоей семье требовалась помощь — дополнительные средства и благосклонность Батисты, а я позарез хотел…

Он не произносит это вслух, но я легко могу закончить его мысль.

Тебя.

А была ли я вообще нужна кому-нибудь до него?

Энтони стискивает меня сильнее.

— Тем вечером в библиотеке твоего отца, когда мы впервые разговаривали… — Его глаза сияют. — …я хотел сделать так…

Я могу лишь стоять неподвижно — к горлу подступают чувства, названий которых я не знаю.

Семья, которую мне хочется иметь, брак, о котором я мечтаю, — вот они, стоит лишь протянуть руку.

Мы можем быть счастливы. Я могу быть с ним счастлива.

Теперь уже я становлюсь ненасытной. Он говорит о моей красоте, о моем теле, а я безраздельно хочу его.

Я хочу его сердце.

Запах его одеколона заполняет мне ноздри, его тело крепкое там, где мое — сама мягкость. Рядом со мной мужчина, который пробился в жизни грубой силой и натиском.

Я склоняю к нему голову — он ловит мои губы, раздвигает их языком, и я, открывшись ему, откликаюсь на поцелуй.

Ничто в моей жизни не предвещало такой встречи. С ним.

— Дыши, — шепчет он в мои губы, гладя меня по волосам.

Я делаю глубокий вдох, и его слова помогают распутать плотный клубок внутри меня, когда я постигаю свое будущее.

Сорочка падает на пол, от его взгляда меня пробивает дрожь — я иду навстречу ему, и он сдавленным голосом произносит мое имя.

К исходу этой ночи я становлюсь его женой в полном смысле этого слова.

Глава 28

Элизабет.

Среда, 4 сентября 1935 года

Когда-то меня безраздельно занимали мысли о смерти. Мама говорила, что девушке нашего круга противоестественно увлекаться подобными темами, но, учитывая историю нашего семейства, я не