Николай Богданов - О смелых и умелых (Избранное)
- Очень нужный нам парень, грамотный, все резолюции наизусть пишет! На съезде пригодится, - говорят делегаты.
- Ладно, с совещательным пройдет, сажай его, чтоб не замерз, где потесней компания, - командует Сережка.
А вслед за интеллигентом еще одно чудо: громоздится на сани с променным скобяным товаром, предназначенным нам на харчи, старик в длиннополой шубе, в бобровой шапке, как у боярина. Кто таков, зачем? А это главный казначей артели Савва Исаич. Доверенное лицо.
На каждую подводу в кучера снаряжен бородач с обрезом.
На весь обоз две гармонии. Под каждой дугой колокольчик. На хомутах бубенчики. На сбруе глухари. В хвостах и гривах ленты. А над дугами кумачовые флажки.
Вот так красная молодежь на свой первый съезд ехала.
Летим, гремим, звеним; на морозце и полозья саней, как скрипки, поют.
И чем дальше, тем больше людей набирается, катимся, народом обрастая, как снежный ком с великой горы.
Правда, не без шуток.
В одном селе наш обоз за свадебный поезд приняли. Шустрый дьячок церковные двери открыл да так на паперти с разинутым ртом и остался. В другом - сочли за гулливую банду. Околицу на запор, заслонили стогом сена и поверх дуг - залп из ружей.
- А ну, не замай, держи около!
Хорошо, время было дневное - объяснились:
- Мы красная молодежь! На съезд едем!
При огнях подкатили к большому селу - первому ночлегу. Здесь неожиданно проявил себя Савва Исаич.
В одном из больших домов шел не то митинг, не то собрание. Тогда ведь и в деревнях пустых вечеров не бывало. Оживился Сережка: ему бы только где выступить!
Выскочил из саней - и к трибуне разогреться с мороза.
Самыми красивыми словами доводит идею объединения всей красной молодежи в один союз. С лету добивается резолюции - послать на съезд делегатами местных ребят от сохи. Приветствует нас крестьянский народ.
И вдруг вылезает ему на смену Савва Исаич в своем поповском длинном пальто, снимает боярскую шапку и говорит:
- Уважаемые крестьяне, бывшие мужички, поручено мне, между прочим, пользуясь подходящей оказией, напомнить вам, что задолжали вы нашей артели "Красный металлист" немалую недоимочку, а именно...
Раскладывает перед собой толстенную бухгалтерскую книжищу, надевает на слоновый нос очки и начинает вычитывать:
- Гвоздочков, вот тут записано, столько-то ящиков брали, пшена не давали. Подков столько-то дюжин наши кузнецы наковали, а натурой за них не собрали. Полведерников, подойников, железных рукомойников опять же приобретали, а мучицу до новою урожая задержали...
Вычитывает и бороду при каждом подсчете гладит.
Повытянулись лица мужичков.
- Савва Исаич, да ведь это должок еще времен царских!
- Позвольте, товар-то делан рукой пролетарской! Честью прошу!
- Где же ты раньше был, казначей?
- Ждал, поди, пока соберешь продотряд? Ишь появился с какой гвардией. За горло хочешь взять? Это что же получается, эй, солдаты!
Солдаты, известно, всему делу голова. Выскакивают и в протест:
- Никаких царских долгов! Без аннексий и контрибуций! Долой!
Обрезы у них под шинельками затворами гремят.
Шум поднялся ужасный. Вот как дело обернулось: вместо рабоче-крестьянской смычки получается стычка! Тянем за полы Савву Исаича, а он знай свою бухгалтерию проповедует:
- Должок, должок за вами... Еще вот шестеренки для молотилок... А вот...
Наконец стащили мы его с трибуны и выпустили Сережку. Уж он агитировал, агитировал, бил себя кулаком в грудь. Насилу успокоил волнение масс. Охрип, волосы вспотели. И в результате такая была резолюция:
"Ежели они действительно делегаты - напоить, накормить и на дорогу харчей дать".
Народ оказался гостеприимный. На ночь разобрали нас по домам. Везде угощение, всюду разговор душевный, какие на свете новости, как будет дальше, о планах жизни.
Попали мы с Сережкой в какой-то дом к хозяину выдающегося ума. Под образами стопка книжек. А вся чистая горница кадушками с медом заставлена.
- Вот, - говорит, - юноши, самое праведное богатство, добытое честным трудом. Желаете, каждого из вас обучу, как стать богатым, не эксплуатируя чужого труда. Поступайте ко мне в ученики, будете счастливы, как Ваня.
И представляет нам застенчивого кудреватого паренька в белой домотканой рубашке.
- Второй год обучается у меня Ваня пчеловодству, а на третий год получит в премию бочонок меда на свадьбу, хе-хе-хе! Женится, заведет себе пчельник и будет богатеть, богатеть... Так ведь, Ванек?
Парень кивнул кудреватой головой.
- Да, позавидовать можете такому человеку, в жизни у него полная ясность. Вот и вам бы так пчеловодному делу обучаться. Куда вы едете, зачем? Почему в дороге, в тревоге?
Налила нам хозяйка жирных щей, поставила пирог с кашей, налила медовой браги. Любо нам стало, и пошли рассказывать про все тревоги. Как Советской власти помогаем, как ловим контру, как стреляют в нас из-за угла.
Пчеловод только ахает:
- Ай-яй-яй, страшно! Ай-яй-яй, беды какие, слышь, Ваня? Ой, не сносите вы головушек! Не доживете до свадеб, как вот ученичок мой! А дальше-то будете как, неужто всю жизнь в такой канители?
- А как же, подрастем, в Красную Армию пойдем, беляков бить. Побьем дальше пойдем, за мировую революцию...
- Погибнете, - пугается пчеловод, - погибнете.
- А нам не жалко! Нас много таких! Какие-нибудь да останутся, наше святое дело продолжат, чтобы не было эксплуататоров на земле! - задорим старика.
- Да ведь какие эксплуататоры, меня вот тоже так обзывали не раз, а кого я эксплуатирую? Только пчелу! Но это нам и бог велел.
- А Ваню? - шутит Сережка.
- Ах, да какая же это эксплуатация? Ваня - мой ученик, добровольный помощник. Он от меня больше пользуется, чем я от него. Верно ведь, Ванек?
Кивает кудрявый, а сам к нам льнет:
- Ну, а чего дальше-то, ребята, как это будете мировую революцию-то делать?
- А уже она делается. В Германии, например... Опять же в Венгрии.
Мы за словом в карман не лезем. И так это все любо, что и бабушка с печки слезла, и девчонки не спят - дочки пчеловода. А у тихого Ванечки глаза звездами горят.
Понравились мы в семье пчеловода. Почти до свету проговорили. Все жалели нас, опасались за молодые наши жизни, уговаривали остаться: дела нам всем хватит на пчельнике.
И старик просил, и хозяйка заботилась, и дочки ласково за руки брали. Ну, ей-ей, чуть не соблазнились мы с Сережкой, кабы не пролетарская наша закалка.
Мы-то не соблазнились, а вот Ванюшка соблазнился. Тронулись мы на рассвете, смотрим, что-то в наших санях лишнее, тесновато как-то в плетеной кошеве. Хвать-похвать, а это лишний пассажир. Кто же это к нам вскочил зайцем? Глядь - Ванюшка! Вот тебе и раз - это он с нами собрался мировую революцию делать, не побоялся опасностей и от своего благодетеля тайком сбежал.
- Куда же ты, Ваня, от такой тихой жизни?
- Пока на съезд, а там видно будет, - тряхнул кудрями парень.
- Да ведь никто не выбирал тебя, Ваня. Чей же ты представитель?
- А я сам от себя буду.
- Сам себе делегат?
Хохочут ребята, но парня не гонят. Как его обижать, он не просто в чужие сани вскочил, закатил перед тем два бочонка меду, свое жениховское приданое. Все, что заработал за труды свои, не пожалел ради будущего!
- Это, - говорит, - в общий котел: чай пить будем на съезде.
Прихватили мы его с собой не то всерьез, не то для забавы.
Мчится наш поезд санный, колокольцы звенят, глухари гремят, железные подреза, как скрипки, поют. Оркестр, да и только! Морозная пыль из-под копыт. Ветерок на спусках.
Мы и поем, и шутим, и, спрыгнув с саней, с конями перегоняемся. А Сергей Ермаков, как руководитель делегации, уму-разуму учит казначея нашего Савву Исаича, чтоб он на собраниях зря не болтал. Сорвет нам предсъездовскую политику.
- Ничего, - усменулся в бороду казначей, - припугнуть мужичков старыми грехами не вредно, добрей к новому станут.
Второй ночлег наметили мы за Окой: там от банд поспокойней. Но попалось на пути большое красивое село Навра: внизу заливные луга, по горам дремучие леса. Взлетаем в околицу, намереваясь проскочить мимо, но не тут-то было.
- Смотри - крашены дышала, видать, еремша пришла?
- Колокольчики-бубенчики, еремшинские птенчики.
- Знаменитые кучера, с горы кубарем, а в гору пешком! - шутят деревенские.
- Эй, не замай: что у навринца на языке, у еремшинца в кулаке, отвечает наша ямщина.
- Известно, в Еремше ребят не родят - на наковальнях плодят, кованые башмаки, железные кулаки, - смеются навринцы.
- Узнают петуха по крику, Навру - по вру!
- Ладно, побасками сочтемся, далеко ли путь держите?
- На съезд молодежи! На красный съезд!
Так перебрасываемся шутками с ребятами молодыми, с бабенками удалыми, придерживая коней, чтобы собак не давить. И чуем, что-то в селе пахнет жареным. Почему-то не в субботний день бани топятся над ручьем. Бабы на крылечки босые, в подоткнутых юбках выскакивают. Что за уборка, к какому празднику готовятся?
