Соавторы - Светлана Васильевна Волкова
Всё в порядке, Белочка. Когда я вернусь, счастливая, в Питер, мы сядем, обнимемся, и расскажем друг другу всё-всё. Я – как была с самым лучшим на свете мужчиной (и да, ты будешь ругать меня за то, что нарушила принятое нами табу, втянула персонажа в свою реальную жизнь); а ты поведаешь мне о своём сыночке, и мы вместе съездим навестить его, я вот дельфина ему купила…
– Ау, Машенька, ты здесь? – тихонько тронул меня за локоть Мирон. – Или уплыла за облака?
Чужеродное, но тактильное «Машенька» мигом вернуло меня на землю.
– Мирон, можно, я позвоню с твоего телефона?
– Кому? – Он ревниво посмотрел на меня. – Парню? Ты же говорила, что не помнишь ни одного номера.
– Надо погуглить в сети, открой, пожалуйста, интернет.
Мирон не спешил давать мне телефон.
– Знаешь, я ведь тоже никому не говорю, что хочу сбежать на природу. Давай, это останется нашим секретом?
– Тогда я никуда не поеду, – бросила я лживую фразу. – Мне нужно найти контакты детского дома.
Мирон округлил глаза, но больше ничего не сказал, лишь сделал жест официанту, чтобы принёс счёт. Потом помедлил и вытащил телефон.
– Говори, что нужно найти.
– Детский неврологический интернат в Сланцах.
Мирон долго смотрел на меня, потом начал водить пальцем по экрану.
– Да, есть такой. Два номера: общий и бухгалтерия.
– Можно? – Я протянула руку и, взяв у него телефон, вышла в холл ресторана. На часах было десять. Застать кого-нибудь в сланцевском интернате казалось маловероятным. Но это была единственная ниточка к Белке.
На моё удивление, трубку сняли после первого гудка.
– Здравствуйте… – пробормотала я, сожалея, что не подготовилась к разговору. – Это интернат?
– Да, – ответил усталый женский голос.
– Простите, мне очень надо поговорить с кем-нибудь, у кого есть телефоны родителей ваших детей.
– Вы можете поговорить со мной, я директор.
В трубке тяжело выдохнули. Я вспомнила, что письмо, которое я нашла в Белкиной коробке, было подписано „Попова В. И.“».
– Простите, – снова глупо промямлила я, – ваша фамилия Попова?
– Да. Валентина Игоревна. А вы по какому вопросу?
– Валентина Игоревна, меня зовут Мария Келдыш. Моя просьба покажется вам странной, но мне очень нужен телефон мамы одного мальчика, Славика Закревского. Её зовут Белла. Белла Георгиевна Закревская. Я понимаю, что уже поздно, но…
– Мария, мне очень жаль, но мы не сообщаем телефоны родителей. Вы должны это понимать.
– Я понимаю, – обречённо сказала я. – Но клянусь, я не журналистка и не мошенница. Я… Я очень близкий Белле человек, можно сказать, сестра-близнец. Мы живём в одной квартире. Я сейчас в Москве, мой телефон украли, а мне срочно надо связаться с ней. Я звоню вам, потому что вас я смогла найти в сети. Поверьте, Валентина Игоревна, у меня нет никакого злого умысла, мне очень нужен номер Закревской. Ну как мне доказать вам? Я знаю Славика, я ему игрушку купила, дельфинчика, мы вместе с Беллой очень скоро навестим его, может быть на этих выходных…
– Славика нет с нами уже год.
– Его усыновили? – выдавила я, предчувствуя ледяную беду.
– Нет. Он умер. Если вы его знали, вы понимаете, какой букет болезней у него был.
Я ошарашенно молчала.
– Мне очень жаль, Мария. Я ничем не могу помочь. Всего доброго.
Я привалилась к стене, опустив руку и чуть не выронив телефон. Вздохнула глубоко, чтобы унять бешеный пульс в голове, и увидела Мирона, стоящего рядом и сканирующего меня взглядом.
– Говорил же тебе, грустноглазая, не надо звонить никому. От звонков одна неприятность. Ну что, пошли?
Я молча кивнула и направилась за ним к выходу.
* * *
Мы долго прорывались к выезду из города, Мирон тактично молчал, вероятно, понимая, что мне необходима тишина. Был момент, когда я даже не знала, как нарушить затянувшуюся паузу, что сказать ему. Он курил в приоткрытое окно, размышлял о чём-то, и мне с грустью подумалось, что о своих мыслях он не расскажет мне никогда. От его дыхания меня немного замутило, я часто задышала носом, что всегда помогало.
– Что-то не так?
– Нет-нет. Всё отлично.
Попросить его не курить было выше моих сил. Я гнала мысль, что мне надо будет как-то пересилить себя во время поцелуя. А то, что мы будем целоваться, – много и долго, – было очевидным. Я не маленькая девочка, я прекрасно понимала, зачем мы едем на чью-то дачу. От предчувствия момента, когда мы окажемся наедине, кружилась голова.
– Я хочу, чтобы ты прочитала мне ещё. – Мирон потушил сигарету и тут же достал новую.
– Но я прочла всё, что было в распечатке.
– Прочти второй раз. Ты хорошо пишешь.
Я снова прочитала свой эпизод, по ходу чтения замечая, как много ещё надо править в тексте, вычищать, сокращать.
– Ножницы? Почему она убивает его, меня, то есть, ножницами? Это как-то уж больно по-голливудски.
Мы оба засмеялись. Мирон включил музыку – еле слышно, я лишь разобрала что-то классическое.
– Слушай, а как он стал маньяком?
Я задумалась.
– Мы не прописывали так глубоко его биографию…
– Как же так? – Мирон с удивлением посмотрел на меня. – Ведь это самое важное!
– В черновиках, конечно, было… – Я осеклась.
– Ну же, смелей, Машенька. Я не посторонний. Я твой герой. Могу я как герой узнать, как я дошёл до жизни такой и что там задумано в самом-самом конце? На последней странице?
Мы выехали на пригородное шоссе. Синим сполохом промелькнул над головой дорожный указатель, но я успела заметить, что мы направляемся в сторону Долгопрудного, до которого, судя по километражу, было ещё пилить и пилить. Мирон напряжённо крутил головой, всматриваясь в знаки, чтобы не пропустить поворот, и трёхпалая татуированная ящерка шевелила хвостом на его шее. Наконец мы повернули в нужном направлении, и он чуть прибавил скорость.
– Ну так как? Он у нас с рождения псих?
– Нет… Почему же… Он нормальный был. До определённого момента. Катерина повернула ручку детонатора, понимаешь, рассказала ему о его сущности, и это стало триггером.
– Получается, жил-жил парень, а потом – бац, тумблер в голове повернулся и, как вы, девчонки, любите говорить, «упс»?
– Ну… Мы ж не с потолка это взяли. Белка… Белла, мой соавтор, консультировалась с практикующим психиатром…
– Понятно. Но скажу тебе как врач: ты должна быть очень осторожна с описаниями. Вот представь, попадёт ваша книга в руки настоящему больному. А?
Я засмеялась:
– И что, он возьмёт и сделает так же? Влюбит в себя, обманет и зарежет?
– Зря смеёшься, – ответил Мирон и подмигнул мне: – Расскажи-ка поподробнее, как
