Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган
Обсуждаемые темы сменяли одна другую. Я была уверена в себе, в своих выкладках, в своих цифрах. Он делал заметки, останавливал меня, прося развить идею, и какая-нибудь мелочь после его анализа обретала новое значение. У него действительно была золотая голова, его талант – не просто красивая легенда, сочиненная родителями… Несмотря ни на что, я не сомневалась в собственной компетентности и легко включалась в дискуссию после его замечаний, у меня всегда находились ответы на его вопросы. Я часто попадала в яблочко, и он тогда замолкал, смотрел в упор, но как будто сквозь меня и улыбался, словно говоря «она меня сделала». Это не вызывало в нем ревности, вовсе нет. Напротив, ему нравилось, когда я отправляла его в нокдаун. Я была в восторге от вызова, который мы спонтанно бросали друг другу.
Он сидел спиной к террасе и потому не видел того, что видела я: Амели, а вслед за ней и Шарль слали мне безмолвные вопросы, строя гримасы одна смешней другой. Они четко просекли, что праздник окончен и начинается нечто серьезное. Я исподтишка бросала на них многозначительные взгляды, стараясь донести, что сейчас не время. Естественно, это не ускользнуло от внимания Василия, и он обернулся, несколько секунд смотрел в упор на Шарли, и тот сразу стушевался, как бывало при знаменитых разносах Джо, и ретировался в столовую. У него была такая сконфуженная физиономия, что я едва не расхохоталась, но Василий приподнял бровь, требуя, чтобы я продолжала, и мне расхотелось смеяться. А он не мог усидеть на месте, вскочил, начал кружить вокруг стола. Я же оставалась на удивление спокойной и невозмутимо излагала свои соображения, продолжая при этом наблюдать за Василием. Он все время размышлял, переходил от идеи к идее, от задачи к задаче, не теряя при этом нити обсуждения. Когда его одолевали привычки руководителя бизнес-отелей, он хрустел шейными позвонками и насильно возвращал себя в мир «Дачи». Впрочем, у меня было подозрение, что он никогда не переставал им интересоваться. Это рабочее совещание настолько увлекло меня, что я почти забыла, кто такой Василий и ради чего мы с ним здесь. Невзирая на остроту поединка между нами, мы понимали и дополняли друг друга, и это было потрясающе. Но в то же время дезориентировало. А еще это было печально, потому что продолжение не последует. Я излагала ему свою систему управления бронированием, и тут он обогнул стол, остановился за мной и наклонился, опершись ладонями о столешницу по обе стороны от меня. Он внимательно прочел текст на экране компьютера, потом пролистал мой журнал записей. Я сбилась с мысли, наслаждаясь его близостью.
– Это что? Ты продолжаешь вести журнал моих родителей?
Его полунасмешливая, полуошеломленная интонация заставила меня спуститься на землю. Но я не шелохнулась.
– Это не сложно, они научили меня фиксировать бронирование таким способом. Когда я установила программу на все компьютеры «Дачи», они ничего не могли разобрать, твоя мать хотела учиться, а отец категорически возражал, он верил в старые добрые методы, и его невозможно было переубедить. Ты же его знаешь! Поэтому, оформляя бронирование через компьютер, я продолжала заполнять их журналы, что занимало у меня всего несколько минут в неделю. Они были довольны и могли и дальше принимать заказы на номера. Вот так все и вышло… Я привыкла и продолжаю это делать…
Я встретила его взволнованный взгляд и потрясенную улыбку. Неожиданно для себя он сообразил, что мы так близко друг к другу, но не отпрянул. Напротив, он почти сомкнул руки вокруг меня, и я как будто исчезла под ним.
– Эрмина… ты… ты…
Он ткнулся в мои волосы, а я инстинктивно забросила руку ему на шею, чтобы притянуть его еще ближе. Я хотела, чтобы он подольше так стоял около меня, вплотную ко мне. Он что-то проворчал, отодвинулся, а еще через мгновение его уже не было рядом. А я не успела прийти в себя, поскольку Алекс и Роми ухитрились явиться в этот самый момент, чтобы спросить, можно ли пойти в бассейн. Там никого не было, в отеле царило спокойствие, но мне не хватило строгости и тем более смелости, чтобы лишить их этого удовольствия. Они с разбегу бросились в воду. Я подошла к бассейну на подгибающихся ногах. Василий снова был около меня, он прижался к моей спине, его ладонь осторожно легла на мою талию. Мы не могли удержаться, не могли оставаться далеко друг от друга.
– Прости меня, – прошептал он.
За что он просил прощения? За то, что не устоял, или за невозможность позволить себе больше?
– Только не надо…
Дети увидели его и замахали, Василий поздоровался с ними и по-русски спросил, как у них дела. Роми ответила ему на том же языке.
– Они ладят?
– Ругаются из-за любой ерунды, но не могут друг без друга.
– Совсем как мы с сестрой… Твои дети пробуждают у меня много воспоминаний…
Он такой же, как его родители: смерть Эммы и для него тоже запретная тема. Мы об этом не говорили, потому что это было слишком больно. Малейшее слово о ней представляло собой драгоценное проявление доверия.
– А это тяжело?
– Да. – Он ностальгически улыбнулся. – Но не так тяжело, как я думал. «Дача» была бы скучной без детей… Давай работать.
Мы одновременно развернулись и пошли, Василий упирался ладонью в мою поясницу, словно подталкивая к нашему столу.
Мы усердно взялись за дело, хоть нам и приходилось отвлекаться на Роми, постоянно вьющуюся вокруг нас. Василий удивил меня своим терпением, ни разу не проявил раздражения. Когда моя дочка задавала ему вопросы о том, что он делает или что читает на своем компьютере, он всякий раз отвечал ей по-русски, что приводило ее в восторг, а мне действовало на нервы, потому что я ничего не понимала. Шарли по собственной инициативе отправил нам официанта с обедом. Держа в поле зрения детей, я ела и одновременно работала. Время от времени я словно покидала собственное тело, чтобы понаблюдать за этой сценой со стороны. Алекс и Роми поглощали свой обед вместе с нами, а я погружалась в иллюзорный, эфемерный мир, который просуществует совсем недолго. И молилась, чтобы это воспоминание продолжало греть мне сердце, когда все кончится. А это произойдет совсем скоро.
– Тебе пора? –
