Бей первая - Юля Артеева
– Игорь Владимирович, а мы вас ждем, – выдаю глумливо.
Пацаны поддерживают, демонстрируя ему свои лучшие ухмылки.
– Вы заходите, не стесняйтесь.
– Ничего, что мы не разувались?
– А что у вас в пакете? Это нам?
Не меняясь в лице, он проходит на кухню. Задумчиво жует губу, достает из кармана куртки сигареты.
Я спрашиваю:
– Поговорим?
Он чиркает зажигалкой. Глубоко вдыхает дым. Выпускает его мне в лицо:
– Со щенками не разговариваю.
Сдержанно выдыхаю. Психовать не нужно. Мы тут не за этим.
– Лана съезжает, – говорю твердо.
Он смотрит на меня, курит, стряхивает пепел прямо на пол.
– Ты, мразь, больше никогда ее не увидишь. Встречи искать с ней не будешь. Никаких звонков и сообщений. И тем более никуда не заявишь.
– А то что? – спрашивает лениво, потирая щетину.
– А то мы тебя отделаем так, – не выдерживает Бус, – что опознавать по зубам будут. Если найдут.
Тут отец Ланы смеется. Издевательски, неприятно, срываясь на кашель:
– Ты думал, я угроз за свою жизнь не слышал?
Белый вытягивает руку, легко толкает его битой в грудь и выдает:
– Ты, наверное, хотел быть важным. Властным. Значимым. Что скажешь, если завтра все узнают о том, что ты делал? Соседи, коллеги, каждая собака в этом районе будет знать, что ты девочку маленькую избивал до синяков и шрамов. Как думаешь, долго проживешь? И главное, хорошо ли? Ты ведь на работе – улыбчивая скотина, хохмач, душа компании.
От каждого слова Димана у меня самого внутри все холодеет. И бывший опер не удерживает свою маску, позволяет мышцам лица дрогнуть.
Почуяв слабость, я подхватываю:
– В окно посмотри, папаша. Давай, шевели ногами, – хватаю его за рукав куртки и подтаскиваю к подоконнику.
Он выглядывает на улицу. Там, на детской площадке – толпа молодых парней. Рослые, бритоголовые, светят огоньками сигарет, ржут, ведут себя нагло и вызывающе. Даже с пятнадцатого этажа видно, что в них кипит агрессия, которая взорвется от малейшей искры.
Я открываю окно и кричу:
– Эй, пацаны!
Они с готовностью отзываются. Выкрикивают мое имя, завывают, ухают, беснуются.
Когда отец Ланы переводит на меня взгляд, я понимаю, что ему страшно. Всего секунду, но я вижу это в его тупых, пропитых глазах.
– Что ж ты, падла, со своим ребенком сделал? – не сдержавшись, говорю с горечью.
Он молчит, а потом отвечает тихим, надтреснутым голосом, щедро присыпанным издевкой:
– Только то, чего ты сам еще с ней сделать не успел.
И я бью его прямо в лицо.
-.-. . .-.. ..– .–
На улице мы сразу направляемся к пацанам на площадке. Подходим к самому высокому из них. Володя, он же Башня, кроме стритбола, где мы познакомились, является еще и фанатом футбола.
– Спасибо, Башня, – говорит Белый и приобнимает нашего друга.
– Ну я вроде как был вам должен. Когда еще пацанов подтянуть?
– Думаю, ближайшие две недели надо помаячить. Встречать у подъезда утром, показываться вечером. Всем не обязательно, – говорю я и вытягиваю у Володи из пачки сигарету, – достаточно человек десяти.
– Сделаем.
Я прикуриваю от его зажигалки, мы какое-то время еще болтаем о ерунде, а потом уходим. Тим несет сумку с битами, где они изредка глухо звякают друг о друга. Как только вышли из квартиры, я сразу отправил Лане сообщение, что все в порядке. Но судя по тому, что она прочла и промолчала, Разноглазка как будто не совсем мне поверила.
Когда я нажимаю на звонок у двери, она распахивается ровно через секунду. Как будто Мальвина ждала нас именно там, в коридоре. Она налетает на меня как вихрь, обхватывает ладонями за шею, подтягивается и обвивает ногами талию. Прижимаю ее к себе и наконец расслабляюсь.
– Ну конечно, а нас как будто нет, – притворно обидчиво бормочет Бус.
– Да пофиг. А на ужин есть что-нибудь? – Тоха скидывает кроссы и протискивается мимо нас.
Мальвина отстраняется и ощупывает мое лицо ладонями:
– Ты в порядке?
– Конечно. Я же так тебе и написал.
Она спрыгивает на пол и диким взглядом окидывает нас четверых:
– Вы все в порядке?
Диман обнимает ее одной рукой и чмокает в щеку:
– Лана, мы живее всех живых. Пойдем, покормишь. Голодные, правда, жесть просто.
Стол, конечно, уже накрыт. Видимо, она так нервничала, что решила направить эту энергию в кулинарное русло. Я улыбаюсь, глядя, как Мальвина мечется по кухне и раскладывает еду. Чувствую себя ванильным идиотом, но представляю, что спустя много лет мы живем вместе, а парни приходят в гости. И Лана так же суетится, накрывая на стол. Хорошо, что никто не может влезть мне в голову.
– Что? – спрашивает Лана, заметив мой затуманенный взгляд.
– Ничего, – я с улыбкой качаю головой.
Ни за что не признаюсь. Сажусь за стол, с аппетитом ем. По большей части молчу, как всегда, слушаю треп пацанов.
Берусь за стул Мальвины и с грохотом придвигаю ее к себе. Когда касаюсь ее, все кажется как-то проще. Лана смотрит на меня округлившимися глазами, а я подмигиваю. Продолжаю есть, но теперь мое левое колено упирается ей в бедро, и я чувствую себя намного лучше. Спокойнее. И вместе с тем очень волнующе. Меня эта смесь ощущений дико вставляет.
– Как все прошло? – спрашивает Разноглазка, когда мы заканчиваем есть.
– Все хорошо, киса. Если он напишет или позвонит, скажешь нам, окей? – говорю я.
– Он меня отпустил?
– Считай, что так.
– Каких-то подробностей я, видимо, не услышу?
– Все верно, малая, – фыркает Тим и тут же меняет тему: – А кто-то уроки вообще на завтра делал?
Не сговариваясь, громко стонем. Этого еще не хватало.
– Ну а чего, как будто я один помню, что завтра понедельник!
– А не пошел бы этот понедельник?
– Не, Малой, прогуливать не вариант. Напомнить тебе, как твоя мама тебя распечет?
– Ой, заткнись.
Я смеюсь. Такие дураки эти мои друзья. Никогда не устану благодарить судьбу за то, что мы встретились.
– Да ладно вам, сейчас быстро все сделаем, – Лана собирает грязную посуду. – Я пока тут разберусь, а вы доставайте учебники. Просто поделим предметы и друг у друга спишем.
– А почему мы раньше так не делали? – интересуется Белый, потягиваясь.
Мальвина улыбается, наконец-то искренне и открыто:
– Потому что без меня вы бы вообще пропали, мальчишки.
И мы реально справляемся очень
