Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Бобров — Медникову.

— Дай табаку!

Медников даёт ему кисет, суёт руку в карман за бумагой, удивлён; выворачивает карман наизнанку.

— Бумаги у меня нет, потерял.

— Хвали бога, что голову не потерял, голова у тебя лёгкая!

Утро. Глухая, безлюдная улица; сады, заборы. Дворник метёт панель.

Из калитки в заборе выходит пропагандист Лукин, идёт.

На углу оживлённой улицы — бородатый извозчик; сидя на козлах экипажа, он внимательно, исподлобья рассматривает прохожих. Видит Лукина, глаза его блеснули. Предлагает Лукину свои услуги. Торгуются. Лукин сел в экипаж. Едут.

Лошадь извозчика вдруг взбесилась, понесла. Извозчик, делая усилия сдержать лошадь, ещё более горячит её. Лукин готов выскочить из экипажа, но лошадь круто сворачивает во двор полицейского дома; извозчик кричит, на Лукина бросаются полицейские, хватают его; извозчик, сидя на козлах, смеётся.

В маленькой комнате полицейского дома извозчик раздевается, снимает бороду, это — Углов. Он очень доволен, кланяется своему отражению в зеркале.

Кабинет жандармского офицера; офицер, сидя за столом, пишет; у стола — молодой Сомов, говорит. Офицер подаёт ему бумагу, Сомов, стоя, наклоняется, подписывает, высунув язык.

Офицер. Ты будешь получать двадцать рублей в месяц. Знай, что ты у меня — не один, и всё, что ты будешь делать, будет известно мне. Ступай!

Сомов низко кланяется, уходит.

Собрание группы революционеров, человек пять-шесть. Соколов предлагает им устроить освобождение Лукина, говорит очень горячо.

Камера тюрьмы. Лукин, лёжа на койке, стучит пальцем в стену, ведёт беседу по слуховой азбуке.

Другая камера. Морозов, стоя у окна, читает книгу; окно значительно выше его головы. Прислушивается, подходит к стене, отвечает на стук.

Городской сад. На скамье сидят Анфиса с узелком в руках, Соня, Соколов, — скручивает маленький кусок бумаги в трубку, толщиною не более спички, даёт её Соне.

— Попытайтесь, стрекоза, передать Морозову.

Анфиса, качая головой.

— Пропадёте вы все…

Соколов. Смотрите на жизнь веселее, и всё будет хорошо!

Поле за городом. Здание тюрьмы, ограждённое каменной стеною; из-за стен видно четыре круглые башни. Полем идёт Вера, смотрит на тюрьму.

Пред воротами тюрьмы — группа родственников заключённых ожидает свиданий. Соня, Анфиса, кузнец Сомов, трезвый, умыт, но лицо всё-таки чёрное, и на нём ярко выделяются странно расширенные глаза психически ненормального человека. У ворот стоят двое часовых.

Ворота открываются; волнение ожидающих свиданий. Усмехаясь, из ворот выходит молодой Сомов.

Анфиса. Выпустили тебя?

Сомов. Скоро всех выпустят.

Его окружают. Соня смотрит на него радостно, дёргает за рукав, Сомов разглядывает её, облизывая губы языком. Отец с размаху бьёт его по плечу, говорит:

— Я — пьяница, но я понимаю, что ты сидел в тюрьме за честное, рабочее дело, за правду! Идём в трактир, выпьем!

Подходит Вера; расспрашивает Сомова, кузнец издевается над нею, Соня отвернулась в сторону, очень демонстративно. Анфиса говорит с Верою ласково.

Комната для свиданий заключённых с родственниками; комнату разделяет решётка из толстой проволоки. По одну сторону решётки Соня, Анфиса, — Петя и Морозов по другую. Ещё несколько пар. Стоит тюремный надзиратель с револьвером у пояса, с часами в руке; ему скучно, позёвывает.

Соня просовывает Морозову сквозь решётку записку, свёрнутую трубочкой.

Тюремный двор; прогулка арестованных. Вдоль каменной стены ходит Лукин, вдоль другой, под углом к Лукину — гуляет Морозов. За каждым из них следит надзиратель, но они разговаривают посредством азбуки глухонемых.

Ночь. Фасад тюрьмы. В одном из окон мелькает огонёк папиросы, пишет в воздухе:

«Всё готово».

Поле за тюрьмою. Анфиса стоит неподвижно, смотрит в небо, шевелит губами, видимо — молится.

Раннее утро. На углу пустынной улицы человек десять маляров готовятся красить двухэтажный, видимо, нежилой дом. Ставят лестницы, тащат доски для лесов, работают не торопясь. Ими лениво командует бородатый человек, в фуражке, надвинутой на глаза, в белом переднике, обрызганном краской. Он смотрит на часы и вдоль улицы, прислушивается.

Едет карета с решётками в окнах, запряжённая парой старых лошадей; на козлах маленький старичок-кучер, рядом с ним — солидный жандарм, шашка через плечо, револьвер у пояса.

Человек в переднике взмахивает рукою; маляры начинают работать быстрее, один из них бежит за угол; оттуда выезжает огромный воз сена; правит им человек, притворяющийся пьяным. Воз встал поперёк улицы, преграждая дорогу появившейся карете. Маляры окружили воз, издеваются над пьяным, стаскивают его с воза.

Жандарм, сидя на козлах, волнуется, ругает пьяного, маляров; одни из них окружили карету, другие, якобы стараясь поворотить воз, выпрягли лошадь, толкают воз, направляя его на карету. Пред мордами её лошадей падают лестницы, доски; лошади пятятся, но сзади под колёса кареты подброшены доски, в колёса сунуты малярные кисти. Человек в переднике бегает с ведром в руках, указывая жестами, что надо делать малярам.

Жандарм соскочил с козел, — человек в переднике надел на голову ему ведро, двое других схватили за руки. К ручке ведра привязана длинная верёвка, ею связывают руки жандарма за спиной, — получается очень смешная фигура. Револьвер жандарма вынули из кобуры. Жандарма кладут на землю. Стащили старика-кучера, сунули ему в рот клок сена, связали, положили к забору.

В то же время сзади кареты открывается дверца, выскакивает другой жандарм с револьвером в руке; человек в переднике бьёт его по руке малярной кистью, револьвер выбит, тычет кистью в лицо, окрашивает его. Маляры хватают ослеплённого жандарма, вяжут. Человек сорвал с себя передник, маляры окутывают им голову жандарма.

Из кареты выскакивает Лукин, человек в переднике хватает его за руку, срывает с себя бороду, это — Соколов. Смеясь, они оба прыгают через забор, исчезают.

Маляры опрокидывают воз сена к забору на связанных жандармов, разбегаются в разные стороны, сбрасывая с себя испачканные краской пиджаки и фуражки, вынимая из карманов и надевая другие фуражки, шляпы. Все быстро исчезли.

Три лошади дружески жуют сено; сено бурно шевелится, но это не пугает лошадей.

В маленькой комнате у окна сидит Туркин, играя на гитаре. Лицо — унылое. Перестал играть, ходит по комнате, взволнованно жестикулируя, остановился перед зеркалом, рассматривает своё лицо, — недоволен. Послюнив палец, приглаживает мохнатые брови, подкручивает усики; всячески старается придать лицу выражение очаровательное. Взбивает волосы — лицо становится испуганным. С огорчением плюёт на пол. Надел шляпу, уходит.

Внутренность трактира. В углу за столом Бобров и молодой Сомов играют в карты. Подходит отец Сомова, с похмелья, просит на выпивку у сына. Тот вынул из кармана кошелёк, даёт отцу бумажный рубль. Бобров смотрит неодобрительно. Кузнец отошёл к буфету.

Бобров. Ты что же не работаешь?

Сомов. Рука болит. Плечо.

Сомов смотрит на часы; он чем-то обеспокоен.

Входит Туркин, садится у окна. Ему подают полубутылку водки, закуску.

Площадь. В дверях лавки Бармина задумчиво стоит Вера. Площадью идёт Соня.

Внутри лавки. Вера отпускает Соне сахар, взвешивая его на весах.

Вера. Что ж, выпустили из тюрьмы возлюбленного твоего?

Соня. У тебя только глупости на уме.

Вера смеётся, поддразнивает Соню, та, оскорблённая, уходит.

Трактир. Сомов бросил карты, торопливо расплачивается с Бобровым, уходит. Бобров, пряча деньги в карман, смотрит вслед ему, прищурив глаза, задумчиво.

Площадь. Соню остановил Соколов в рабочем платье, с молотом на плече. Разговаривают. К ним подходит молодой Сомов. Соколов критически осматривает его.

— Гуляешь? До свидания, стрекоза!

Соколов идёт прочь от них, Сомов спрашивает:

— Куда он?

— Говорить о забастовке, на фабрику.

Идут; Сомов вынимает из кармана горсть орехов, угощает Соню, любезничает с нею, она смеётся.

Трактир. Туркин налил рюмку водки, встал, показывает рюмку в окно, пьёт.

— За ваше здоровье, Вера!

Садится, снова наливает водки.

Берегом реки идёт нищий, старик с котомкой на спине, с палкой в руке.

Двор фабрики, заваленный бочками, ящиками, ржавым железом, частями машин. Группа рабочих, человек пятнадцать, среди них кузнец Сомов, Морозов говорит речь, подходит Соколов.