Подменыш - Кит Донохью
Моя мать и дядя Чарли первыми поздравили нас. Они не только оплатили все торжества, но и подарили нам свадебное путешествие в Европу. По всему было видно, что дядя Чарли собирается занять место Билли Дэя. Я не чувствовал обиды за отца, потому что жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Мои сестры-близняшки уже выросли. На свадьбу они пришли со своими бойфрендами, двумя длинноволосыми парнями, похожими, как близнецы. А потом еще многое поменялось. Джордж Нолл через пару недель после нашей с Тесс свадьбы отправился в путешествие по стране и через год осел в Сан-Франциско, где сошелся с женщиной, иммигранткой из Испании, владелицей небольшого кафе. Оставшись без Coverboys, Оскар купил музыкальный автомат, и посетители даже не заметили этой замены, а Джимми Каммингс занял мое место за стойкой бара.
Во время свадебной вечеринки дядя Чарли, который давно начал скупать дома в окрестностях нашего городка, объявил нам о своих финансовых планах.
Эти дома — только начало. Скоро люди начнут переезжать из мегаполисов на природу, в глушь, в такие городки. Так что у нас тут с вами настоящая золотая жила.
Моя мать подошла к нему, и он обнял ее за талию.
— Жизнь на природе, — продолжал разглагольствовать дядя Чарли, — свежий воздух, натуральные продукты, дешевизна, безопасность — идеальные условия для молодых пар, которые собираются создать семью.
Он и вместе с ним моя мать, как по команде, посмотрели на живот Тесс.
— А что насчет вас с мамой? Вы не собираетесь создавать семью? — с невинным лицом спросила Элизабет.
К счастью, в разговор вступил Джимми Каммингс:
— Не, ребята, я тут жить не хочу.
Ну, конечно, — сказала Мэри, — после всего, что ты насмотрелся в этом лесу…
— Да-да, говорю вам, тут происходит что-то странное, — продолжал Джимми. — Вы ведь уже слышали про двух девчонок, которых вчера ночью поймали в магазине?
Гости начали расходиться по углам. Джимми так надоел всем с рассказами о своих лесных приключениях, что его никто не хотел слушать. Причем с каждым новым рассказом Джимми добавлял все новые и новые подробности, так что в итоге приобрел репутацию выдумщика и пустобреха.
— Нет, правда, — продолжал он, обращаясь к тем немногим, кто остался рядом с ним, — я слышал, что местные полицейские поймали двух девочек примерно лет шести, которые забрались ночью в магазин и все там разгромили. Эти девочки выглядели как дикие кошки и говорили на каком-то непонятном языке. Сдается мне, что они из тех самых катакомб, в которых я нашел Оскара. Может, там и еще кто-то есть. Племя маленьких маугли. У нас под боком.
— Что случилось с этими девочками? — спросила Элизабет. — Куда их дели?
— Не знаю, — пожал плечами Джимми. — Говорят, их забрали люди из ФБР. Увезли, наверное, в какую-нибудь секретную лабораторию и теперь изучают.
Я повернулся к Оскару-старшему, который стоял тут же и внимательно слушал Джимми.
— Ты все еще хочешь доверить ему бар? По-моему, он слишком много пьет.
Джимми, услышав это, подошел вплотную ко мне и сказал:
— Знаешь, в чем твоя проблема, Генри? Ты напрочь лишен воображения. Но, говорю тебе, они существуют, и они живут здесь. Скоро тебе придется в это поверить, чувак.
Во время перелета во Франкфурт мне снились то подменыши, то что я управляю самолетом. На медовый месяц у нас с Тесс были разные планы, и это могло стать настоящей проблемой. Она мечтала о романтическом приключении в стиле «двое влюбленных путешествуют по Европе»: вино, сыр, поездки на мотороллере… Я же собирался встретиться со своим прошлым, но все, что я знал о нем, уместилось бы на подставке под пивной бокал: «Густав Унгерланд, 1859 год, город Эгер».
Ошеломленные и оглушенные гигантским мегаполисом, мы с немалым трудом нашли тихую комнату в пансионе на Мендельсон-штрассе. Нас потрясли закопченные сводчатые ангары вокзала Хаутбанхоф[47], принимающие ежечасно сотни поездов, и воскресший из руин город, бетон и сталь небоскребов, поднявшихся ввысь из пепла. Американцы, в основном военные, которым повезло охранять границу с Восточной Европой, а не воевать во Вьетнаме, попадались нам на каждом шагу. На Констаблервахе[48] нас поразило обилие наркоманов, которые кололись среди бела дня на виду у всех или выпрашивали мелочь у прохожих. Так что первую неделю нашего медового месяца мы провели среди солдат и торчков.
В воскресенье мы поехали на Рёмерберг, бывшую средневековую Ратушную площадь, которую союзная авиация смела с лица земли в последние месяцы войны. Ее отстроили заново, но, конечно, это было очень заметно. Погода стояла просто отличная, и мы наслаждались суетой уличного рынка. Катались на карусели: Тесс — на зебре, я — на грифоне. Потом обедали в кафе под открытым небом под незатейливый джаз, который исполнил для нас квартет уличных музыкантов. Вечером мы занимались любовью в нашей уютной комнате и наконец-то поняли, что медовый месяц начался.
— Я хочу, чтобы все оставшиеся дни походили на этот, — прошептала мне в ухо Тесс, когда мы погасили ночник.
Сидя на краю кровати, я закурил «Кэмел».
— А давай завтра погуляем отдельно? Представь себе, сколько всего мы сможем рассказать друг другу и оставшимся дома друзьям, если денек побродим по разным местам. Мы увидим в два раза больше. Понимаешь, мне надо кое-что сделать, и, боюсь, тебе будет неинтересно. Или давай я встану пораньше и вернусь к тому времени, когда ты проснешься? Мне надо сходить в Национальную библиотеку. Ты там заскучаешь.
— Отлично придумано, Генри! — Тесс раздраженно отвернулась к стене. — Звучит заманчиво. Мне тоже надоело постоянно торчать рядом с тобой.
Утром я долго искал нужный трамвай, потом нужную улицу, потом здание библиотеки, а потом еще час потратил, пытаясь понять, как попасть на нужный этаж и в нужный зал. Милая молодая библиотекарша с вполне сносным английским помогла мне найти историко-географический атлас Германии, и на меня обрушились сведения о тысячах переименованных городов и изменениях границ государств, произошедших за несколько сотен лет войны и мира, от последних дней Священной Римской империи и до обеих мировых войн. Эгера не оказалось ни в одном списке. Девушка поспрашивала своих коллег, но никто не слышал о таком городе.
— Может, он в Восточной Германии? — наконец предположила она.
Я посмотрел на часы — полпятого! Библиотека закрывается в пять, а моя молодая жена, наверное, в ярости. Она