Вторая жена - Луиза Мэй
– Да.
– Вы не могли бы раздеться? Если хотите, блузку можете не снимать… Вы не могли бы прилечь? Давайте все делать поэтапно. Сначала вы ляжете на спину… вот так. Я прощупаю живот… теперь посмотрю ниже. Так, это может показаться очень холодным… нет? Все хорошо? Тем лучше. Итак…
Сандрина разглядывает потолок. Белые квадраты, имитирующие… Что? Что они хотели изобразить? Мрамор? Нет. Штукатурку? Врач что-то говорит, и Сандрина, которая, как всегда, когда ее осматривают, трогают, щупают, уплыла куда-то вдаль, выныривает на поверхность.
– Я сказала, что у вас там ссадины. Будьте добры, скажите, как это случилось?
На мгновение Сандрине подумалось, что речь идет о шрамах, ведь она подвергает свое тело разрушению, и ее ожесточение к собственному телу возрастает все больше и больше по мере того, как вся остальная жизнь идет прахом. Потом она понимает, что докторша говорит о следах, оставленных господином Ланглуа. Да, он делал ей больно, но она думала, что никто этого не заметит.
Сандрине стыдно. Она рефлекторно сдвигает ноги, но доктор уже сняла перчатки и подкатила свое кресло к ее голове.
Что ей ответить, что сказать? Пусть не обращает внимания, так бывает не всегда?
Нет! – говорит внутренний голос. – Уже много месяцев только так!
Заткнись, приказывает ему Сандрина, и вообще, с какой стати отвечать врачихе, голосу? С какой стати оправдываться, с какой стати все кому не лень лезут не в свое дело?
Ее бросает в жар, она и представить не могла, что придется обсуждать что-то с задранной вверх задницей; в горле пересыхает, а врач говорит:
– Я понимаю, что место не самое подходящее. Вот возьмите. Прикройтесь. – Она отрывает кусок бумажного полотна и дает Сандрине. – Берите, берите. Знаете, если бы меня попросили задрать ноги и поговорить, я бы почувствовала себя не в своей тарелке! – Она снова улыбается, но улыбка получается слегка кривая, эта улыбка с усилием удерживается на губах.
– С ребенком все хорошо? – спрашивает Сандрина, сложив руки на животе, потому что ее интересует только это – только ради этого она пришла сюда, а все остальное никого не касается.
Докторша кивает, встает и снова садится за свой стол.
Сандрина натягивает трусы и джинсы, надеясь, что докторша не будет настаивать на разговоре.
Она и не настаивает. Но по ней видно, что она ждет.
Сандрина садится на пластиковый стул напротив докторши. Ей кажется, что она плохая ученица. Что ее сейчас накажут. И вдруг эта женщина с тугими косичками на голове говорит:
– У меня есть одна очень богатая пациентка….
Фраза возникает ни с того ни с сего, и Сандрина думает: что это с ней?
– Очень богатая и… шикарная… понимаете? Или, скорее, безупречная. Всегда тщательно одетая. Как вы. Я вижу вас во второй раз, и вы опять тщательно одеты. Не то что я… – Докторша взмахнула рукой с улыбкой человека, который не прочь посмеяться над собой.
Сандрина не улыбается, потому что ей эта женщина кажется прекрасной. Ей очень идет ее рабочая одежда. А сегодняшние косички делают ее похожей на царицу. Она не понимает, к чему эта красавица ведет и зачем обманывает, ведь Сандрина плохо одевается и знает об этом.
А докторша продолжает:
– У нее очень серьезная работа. Она помогает многим людям. Разумеется, я никогда и ни за что не скажу вам, как ее зовут, но я скажу то, что гораздо важнее ее имени. У этой столь обеспеченной, столь элегантной и успешной женщины был муж, который годами плохо с ней обращался. Бил ее, насиловал… Она была одной из моих первых пациенток. Ко мне попала почти случайно, я тогда только начинала… Но я долго за ней наблюдала. Годами. И всему, что я замечала, всегда находилось оправдание. То она стукнулась о дверь, то споткнулась на лестнице, то не заметила, что дверца шкафа открыта… И у нее были такие же, как у вас, повреждения влагалища. И сейчас я скажу вам самое главное. Если вы не согласны на секс, то это изнасилование. Если кто-нибудь, кто угодно, ваш парень или муж, берет вас, когда вы говорите «нет», это преступление. Теоретически за это могут посадить.
– Зачем вы мне это говорите? – Слова вырываются у Сандрины с гораздо большим раздражением, чем ей хотелось бы.
Снова наступает молчание, еще более длительное, потом врач говорит:
– Просто так. Чтобы поговорить. Чтобы сказать, что, когда эта женщина все-таки нашла в себе силы рассказать мне о том, что с ней происходит на самом деле, и когда она поняла, что готова уйти, я помогла ей. И не я одна. Полицейские. Ее адвокат… Есть женщины, которым удается уйти и вновь обрести здоровье и свободу.
– Я могу оплатить консультацию?
Сандрина не хочет здесь оставаться, не хочет отвечать, ничего больше не хочет.
– Да, – отвечает гинеколог, и Сандрина кладет на стол нужную сумму – наличными, без сдачи.
– Сандрина, – мягко произносит доктор. – Есть женщины, которые не уходят. Потому что это трудно, крайне тяжело для них. Они остаются, и иногда их убивают. Да, рано или поздно их убивают. Вот, возьмите.
Сандрина уже в пиджаке, накидывает ремешок сумки на плечо.
Доктор подталкивает к ней брошюрку:
– Возьмите, прошу вас. Пожалуйста. И берегите себя. Приходите ко мне с результатами анализов. Хорошо? Ради ребенка. Это главное. Понимаете?
Сандрина не глядя сует брошюрку в сумку и уходит. В холле администратор жестом подзывает ее и предлагает назначить время очередного визита на следующей неделе. «Да, хорошо», – говорит Сандрина, не раздумывая, ей хочется поскорее уйти, и только.
– Мы можем послать вам эсэмэс накануне, чтобы напомнить о времени консультации, – с доброжелательной улыбкой говорит молодой человек за стойкой.
Сандрина уже по горло сыта этими доброхотами, от которых у нее одни проблемы, и она отвечает:
– Нет! Ни в коем случае. Я все запомнила, занесу в ежедневник, ничего не надо.
Молодой человек удивляется, но говорит:
– Хорошо, тогда до следующей недели.
На улице Сандрине сразу становится легче дышать, она чувствует, как у нее горят щеки, вот только от чего? От стыда, конечно, и от страха. Хорошо еще, что она обошлась без страховочной карточки, так что ее муж не сможет увидеть, что на банковский счет поступит компенсация за визит.
В конторе она идет в туалет с сумкой в руках. Она решила
