Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами
- Что это?
- Мирских благ приобретаем лишь столько, сколько нужно для себя и близких. Это называется "иктисаб". Пророк Мухаммед, да благославит его Аллах и приветствует, подавал пример. Добытое ремеслом и торговлей чище государственного жалованья с избытком...
Слим вступал со мной в сговор. Вот что это значило. Я сказал ему тихо:
- Эти деньги от меня, не от государства. От меня, Слим, клянусь своим Богом...
- Ну ладно, - сказал он. - Воздержание тоже грех...
Я вспомнил слышанное в Алжире и добавил:
- Таваккул?
Кажется, если я не ошибся, это означало отказ обеспечивать себя за счет милостыни от Аллаха. Зарабатывающий благочестивее...
Слим долго булькал и сказал:
- Смотри-ка, ты знаешь, что такое "таваккул"!
Встал и принялся стягивать через голову верблюжье пончо.
Я приклеил ему под сорочкой магнитофон и объяснил, какую кнопку вдавить, как бы почесавшись, чтобы запись шла только под звук голосов. Потом взял пятьсот долларов, протянул Слиму и попросил пересчитать банкноты.
"Раймон Вэйл" показывали девять с четырьмя минутами.
2
Стиль езды старого Слима, если он просыпался, походил на гоночный по "Формуле один", и в десять часов, когда я набирал на "Эриксоне" номер телефона Ваэля эль-Бехи, мы проезжали указатель поворота на Хаммамет, то есть находились на полпути между Тунисом и Сусом. Ваэль ждал возле аппарата, потому что ответил после первого же сигнала и на французском:
- Гольф-клуб. Добрый день. Слушаю вас.
- Риан говорит. Через час. Где?
Он ответил без паузы:
- На въезде за воротами увидите белый электрический гольф-кар. Я буду за рулем. Вы на своем авто или на такси?
- На такси.
- Послушайте внимательно, Риан... У ворот расплатитесь и отправьте водителя назад. Когда он уедет, я подойду.
- Таксист из моей команды.
Я скосил взгляд на Слима. Он кивнул.
- Вы не говорили про команду.
- А я не слышал от вас про совещание в пять сорок пять утра по поводу моего визита... Хватить болтать! У вас свой народ, у меня свой, отдельно... Общая у нас только тема для разговора...
Ваэль эль-Бехи молчал. Размышлял он, видимо, не слишком быстро. Возможно, мысленно прикидывал, кто из своих предал, рассказав об утренней сходке. Не найдет, конечно, и предположит, что у меня есть "крот" - может быть, в ораве русских гольферов, которых он обслуживает. Или засланный агент сидит в гольф-клубе, и я хорошо обо всем информирован. А если продолжит размышления в заданном мною направлении, придет к выводу, что меня действительно интересует союз с ним для принятия каких-то мер ради спасения собственной шкуры и заодно остальных, кто побывал в Чечне по найму вместе с Бервидой; поскольку Бервида захватил в плен, как говорится, не того человека, то теперь убирают свидетелей... Ну, и так далее и тому подобное. Другими словами, ни до чего толком не додумается. Таким он мне и нужен.
- До назначенного, - сказал я, не дождавшись ответа, и разъединился.
Поглядывая на оливковые рощи, разведенные, если верить путеводителю, финикийцами за девятьсот лет до рождения Христа, я размышлял о том, как поменялась в моем представлении обстановка. Засада или ловушка меня, конечно, не ждали. Наоборот, это я, попав в Тунис, сделался передвижной ловушкой для всех, с кем соприкасался по кавказскому делу Шлайна. Соприкоснувшись, каждый оказывается меченым чем-то, чем меня густо замазал в Праге Праус Камерон. Его десять тысяч долларов, таким образом, я мог тратить без зазрения совести. Разумеется, оставляя себе пятьдесят процентов комиссионных с каждого платежа. Не Бог весть какой заработок, но ведь за вызволение Ефима я определенно не получу ни копейки.
Однажды, кажется, года четыре назад, выдавая мне жалкие казенные на расходы, естественно, по его мнению, в избытке, Шлайн изрек:
- Деньги - это не более чем квитанции на получение с общественных складов поддельного счастья...
Подобных марксистских иллюзий у него пруд пруди. И если я вспомнил одну, значит, заскучал и по остальным. Приходилось сознаваться себе в этом, увы!
Во всякой операции прежде всего - главная цель. В этой - свобода Ефима, а не деньги. Впервые в жизни - не деньги.
Ужаснувшись, я повторил это несколько раз, чтобы проникнуться серьезностью своей абсурдной, с точки здравого смысла, затеи, и вернулся к действительности, только когда Слим перекатил "Пежо 406" через асфальтовый порог-гаситель скорости в помпезных воротах "Гольф-клуба Эль-Кантауи". Белый электрокар ждал где положено, и так, что вся троица на его кукольных сиденьях смотрелась с затылков. Нас они видели в зеркало заднего вида.
Слим нагловато съехал с асфальта на травянистую лужайку, прокатился двадцать метров до электрокара и ткнул его передним бампером. Повозка для кожаных мешков с клюшками, напитков и прислуги дернулась так, что головы пассажиров мотнулись, и они разом повернули их в нашу строну. Ни одного очкарика.
Ваэля эль-Бехи среди них не оказалось.
- Сотня плюс к выданным, - сказал я Слиму. - Сдавай задним ходом и езжай к главному входу в клуб. Не дави на газ, пяться достойно. Дай им время подумать...
Слим высунулся из бокового окна и что-то крикнул ораве по-арабски.
Пока мы медленно, задним ходом, двигались к асфальту, Слим рулил, ориентируясь через зеркало заднего вида, так, чтобы видеть одновременно и троицу. На удивление, они выскочили из электрокара и тащились перед радиатором "Пежо 406" покорно и настороженно, готовые, кажется, в любую минуту поднять руки вверх.
- Что ты им сказал, Слим?
- Сказал, чтобы шли перед машиной, иначе грохнешь их всех из автомата...
Палка с набалдашником слоновой кости между моими коленями, конечно, могла сойти за нечто подобное - особо опасное и потому изощренного дизайна.
- Ты умелец, Слим, - сказал я полувопросительно.
- Слим солдат, - ответил бывший сапер и новый боевой товарищ. И добавил: - Иншааллах...
- Ты про что?
- Про сотню плюс, - сказал он. - Если доживем.
Троица вышагивала насторожено, но, если они на самом деле считали, что идут под дулом автомата, то, я бы сказал, для служек гольф-клуба вели себя довольно спокойно. Они и подчинились, и выжидали одновременно. Я чувствовал их, словно себя, можно сказать и так. Эти трое имели боевой опыт индивидуальных бойцов россыпного боевого порядка. Но если у них и имелись стволы, они остались все-таки в электрокаре. Курточки и штаны в обтяжку не давали возможности прикрыть мини-пушки. Разве что нож или, возможно, огнестрельная фитюлька в перевязи на лодыжке под расклешенной штаниной...
Пришлось спросить Слима:
- У тебя-то есть что-нибудь?
- Нет, - сказал он. Видимо, прокручивал про себя такие же мысли.
Мы выехали на асфальт. Троица построилась вдоль кромки. Я открыл дверь, вышел с палкой и, прикрываясь машиной, приказал:
- Задерите штанины!
У крайнего справа на лодыжке имелась кобура, из которой торчала рукоять чего-то.
- Пойди забери у него, - сказал я Слиму. - Отдашь мне и сходишь к их говновозке, обыщешь...
От электрокара Слим крикнул:
- Ничего!
Проходя мимо троицы, он каждому с видимым удовольствием отвесил по пинку. Вероятно, на языке местных жестов это означало разрешение сесть. Трое, брошенные на произвол судьбы своим шефом Ваэлем эль-Бехи, опустились на жесткую траву и не очень покорно ждали своей участи.
Глаза бы мои на них не смотрели!
Господи, каким прекрасным казался мир с плоского холма, на котором архитектор устроил ворота гольф-клуба!
Голубое, до невероятного совершенства однотонное небо, размазываясь зеленоватым маревом на горизонте, переходило в густо-синее море с серебристыми крапинками бурунов. Зубчатая череда белых до ослепления прибрежных бунгало отрезала море от оливковых рощиц и изумрудных лужаек с рыжеватыми песчаными прогалинами. Стеклянный кубик одноэтажного главного здания придавливала плоская крыша-веранда с пестрыми зонтиками кафе. Стайка людей в теннисках и шортах неторопливо тащилась за белым электрокаром, из которого едва различимый человечек вынимал и втыкал в траву пестрые флажки, обозначая, наверное, лунки, в которые следовало закатывать мячики.
И это ещё не все, сказал бы я, добавив на манер зазывалы: это в начале февраля, когда дома, в России, разгар гололеда и промозглой зимы! Я даже представил, как на волжском льду ветер обдирает лица укутанных в тулупы кимрских землячков, пьяненько горбящихся над засахаренными морозцем рыболовными лунками...
Слим жил в раю каждый день. Поэтому он не озирался на пейзаж, а уселся за руль, отвинтил пробку с бутылки "Перье" и стал попивать минералку мелкими глоточками. Я бы тоже не отказался, горло подсохло.
Раскачивая на указательном пальце левой руки трофейный пятизарядный карманный револьвер "Паппи" бельгийской фирмы "HDH", а правой опираясь на палку, я поддел её каучуковым наконечником подбородок среднего из троицы. Обладатель "Паппи" сидел с краю. Моя манера: допрос начинать с подчиненных.
