Джекпот - Давид Иосифович Гай
Третья вообще из другой оперы, стоит особняком. Низкий голос курильщицы, беспрестанно хохмит, довольно вульгарна, то ли под кайфом, то ли притворяется, но совсем не дура; быстро переходит на «ты», не боясь с самого начала составить о себе неблагоприятное впечатление. И вопросики те еще. А ты и впрямь богат? На чем сколотил капиталец – на нефти из России или на металле? Ну, значит, на недвижимости. Опять не угадала. Ты не жадный? Не люблю жадных мужиков. Не бойся, денег я у тебя не попрошу. Хочешь увидеться? Запиши мой мобильный… Как меня зовут? Что в вымени тебе моем… Какая я? Рыжая, высокая. Мне нравятся девчонки рыжие, рыжие – они бесстыжие… Я выгляжу неплохо, но не часто. Шутка. Учти, я стою дорого, особенно в одежде. Какой цвет предпочитаю? Допустим, красный. Психологи установили: женщины, предпочитающие красный цвет, подсознательно хотят быть изнасилованными. Он промолчал, и я ему поверила…
Костя слегка дуреет от разговора. Ну и особа, с такой не соскучишься.
И еще один звонок не проходит бесследно, выделившись из потока мути. Вылавливает Костя это странное сообщение на автоответчике. Тоненький, несчастненький юный голосочек, пичуга, как тут же окрещивает ее Костя, излагает целую историю: «Здравствуйте! С вами говорит Лиза. Мне двадцать два, я с матерью приехала из Ставрополя три с половиной года назад. Мы выиграли грин-карту. Я работала хоуматтендент (помощницей по дому) у старухи, потом на стройке, потом диспетчером в карсервисе, сейчас ушла, ищу работу. Хочу поступить в колледж, но нет денег, я же не беженка, на меня льготы не распространяются. Я в Америке нигде не была, кроме как в Вашингтоне, ни во Флориде, нигде, ни разу не отдыхала. А так хочется поездить… Возьмите меня, пожалуйста, за границу, ну хоть разок. Я вам буду так благодарна! Я симпатичная, голубые глаза, русые длинные волосы, невысокая, правда, но ладненькая, если приоденусь, очень даже хорошо смотрюсь. Я вам не буду в тягость, вам приятно будет со мной. И ничего просить не стану – только бы одним глазком мир увидеть…»
Дважды прослушивает Костя сообщение, прежде чем стереть, голос Лизин что-то в нем трогает, колеблет, записывает он телефон с пометкой «пичуга» и пересказывает в тетрадке ее монолог.
Следующие две недели на свидания уходят. Оказывается адовой работой, изнуряющей Костю настолько, что он в конце концов проклинает день, когда вознамерился злосчастное объявление дать. Выборочно вызванивает по списку и вызывает «барышень» на интервью, словно служебный отбор ведет. Собственно, так и есть. Встречается с ними сравнительно недалеко от дома, у кинотеатра на углу Хаустон и Мерсер. Приходит сюда, как на работу, несколько раз в день. Трех особенно заинтересовавших его решает держать про запас, а покамест знакомится и беседует с другими отозвавшимися.
Вначале тушуется Костя, из-за отсутствия опыта расспрашивает вяло и неумело, приглашает отобедать и потом расстается, пообещав позвонить, твердо зная, что это первая и последняя встреча. Трата времени ни к каким результатам не приводит – «барышни» активно не нравятся, и дело не только в их внешности, за редкими исключениями рядовой, безликой, отштампованной. В глазах их читается все, помимо смысла. Самооценки, однако, явно завышены, стремления же просты и понятны: не смотря ни на что, ни на где, ни на с кем, лишь бы были деньги. Некоторые, как в первый свой звонок-отклик, ведут торговлю, глядят недоверчиво: а не водит ли этот чудак миллионер их за нос – и чуть ли не требуют подтверждения его финансовой состоятельности, другие набивают цену, ломаются, прочие дают понять, что сразу согласны на все. Троим Костя предлагает пойти к нему, одна отказывается, две соглашаются, и Костя убеждается: спать с проститутками не доставляет ему удовольствия. Он, впрочем, знал это и раньше.
К концу первой недели становится жестче и проще: никаких долгих расспросов, рассусоливаний, ресторанов: десять минут – и вывод, как правило, неутешительный.
Кроме нескольких модельного типа светлоглазых дурочек-нелегалок, он ни на ком не останавливается. В концерты с ними ходить он не собирается, а если и пригласит, то чтоб молча слушали и смотрели.
Отдохнув пару дней после выходов к кинотеатру, где он, кажется, намозолил глаза, Костя решает позвонить рыжей. Та откликается в своем игривом стиле: я думала, ты меня забыл или подцепил какую-нибудь телку, а я, прикрывши робким «нет» решительное «да», жду не дождусь, когда… – и так далее. Договариваются встретиться в пятницу в шесть вечера возле Рокфеллер-центра. Желание рыжей.
В условленный час он тут как тут. Тепло, несмотря на ноябрь. Искусственный лед внизу, у подошвы небоскреба, где летом кафе, уже выложен, катающихся уйма, и туристов-зевак хватает – место стремное. Каток оторочен трепещущими на ветру флагами государств, будто парадом идущими на олимпийском стадионе, стволы и ветви деревьев мелкими лампочками усыпаны, красиво, как во время Рождества, подсвечены. Костя протискивается сквозь толпу, всматривается. Как в таком мельтешении незнакомку отыскать, даже и приметы имея? Пятнадцать, двадцать минут истекают – все без толку. Боковым зрением углядывает: откуда-то появляется высоченная девица в чем-то ярком, движется к малолюдному парапету напротив выхода из Рокфеллер-центра, встает посередине и закуривает. Он в этот момент обходит каток с правой стороны, если смотреть на высотное здание, девица его не замечает, он приближается к ней и, не дойдя четырех-пяти метров, громко произносит первое, что на язык попадается:
– Мне нравятся девчонки рыжие, рыжие – они бесстыжие…
Девица вздрагивает, полуоборачивается, пристально, неулыбчиво глядит на Костю.
– Здравствуйте, вы и есть та самая барышня, назначившая свидание в том месте, где так легко потеряться и так трудно найти друг друга?
– Зато, найдя, уже не потеряешь, – низким контральто.
И впрямь хороша: ярко-каштановая грива, выразительные, чуть навыкате, тушью густо подведенные глаза, оттого кажущиеся еще больше, тонкие ироничные губы, высоченная – на каблуках одного с Костей роста, плотно сидящий бордовый костюм подчеркивает формы. Персик, а не барышня, произносит про себя Костя и улыбается. Как, однако, все просто.
– Я – Наташа, – девица протягивает руку. Костя называет себя. – А чему вы улыбаетесь? – Взгляд по-прежнему серьезный, оценивающий. И обращается на «вы», без амикошонства, не то что в первый раз. Вроде как подчеркивает: встреча у нас деловая и вести следует себя соответственно.
