Марина Бонч-Осмоловская - Южный Крест
В дверь раздался настойчивый стук. Ручку подергали. Постучали еще раз. Подергали снова.
От двери немного отошли. Раздались какие-то слова, и на минуту наступила тишина. Внезапно в дверь забарабанили пальцы. Ручка опять задрожала. Наконец все стихло.
Глава 15
Вадим почувствовал на лице тепло - солнце палило - и еще что-то сквозь сон. Он перевернулся на другой бок и, открыв глаза, увидел изумленную рожицу Динки. Она засмеялась и, путаясь в слишком длинных штанинах пижамы, полезла к нему.
- Маленький ты мой, - бормотала она заботливо, - бродишь где-то в кустах с синим фонарем, где волки воют: "В-у-у-у-л!", а, иногда: "В-у-у-у-л-к-а-н!" Появился наконец, разнесчастненький ты мой! Слушай, как родить ребенка?
- Зачем тебе???
- Хочу скорее отделаться и не думать больше об этом.
Вадим что-то забормотал.
- Опять такая сонная брынза... Ты сегодня почти полу-баба Яга. - Она потрепала его бороду и, подумав, добавила: - Брынза с хвостом. А я тебя из норы выманю. Они идут на кусочек...
- ...Селедки! И свист маленьких, розовых... Я гр-р-розный ятаган!
Вадим пытался схватить Динку, бегающую на четвереньках на огромной скорости. Время от времени он подпускал ее поближе и нападал, прихватывая за пятки. Динка счастливо подвизгивала, подхрюкивала, и через несколько минут они перевернули всю комнату.
Неожиданно в дверь забарабанили, ручка затряслась. Завопив: "Мама идет!", Динка полезла под кровать, но заметив, что папа открывает раму, быстро, как паучишко, перебежала к нему.
- Ты куда? - страшно прошептала она.
- Брынза лезет в кофейник! - буркнул Вадим, вылезая в окно. - Я для интереса проникну в мою комнату из сада. Это ужасный секрет, помни об этом! Я напишу тебе письмо, не простое, а специальное, и оставлю в нашем тайнике.
- За собачей конурой?
- За конур-р-рой! - он чмокнул возбужденную мордашку и изчез в кустах.
Дверь затряслась.
- Вы что там, оглохли! - прокричала Лена. - Немедленно отоприте!
Вадим выставил тонкую сетку, влез в комнату и запер входную дверь. Крыша нагрелась, в комнате было жарко. Он постоял немного, о чем-то думая и словно колеблясь. Достав из ящика пару листов, написал: "Важное письмо".
За стеной слышались голоса, шум воды и свисток чайника.
Писал он долго, зачеркивал и переписывал заново. Голова гудела, кровь била в висках, в глазах появилась характерная резь от бессонной ночи и режущего света солнца. С трудом закончив, он рухнул на кровать, и комната поплыла перед ним. Прошло, может быть, с полчаса, как раздался стук. Вадим отозвался.
- Я тебя не спрашиваю, почему ты не заменил лысое колесо! Скоро у меня тех. осмотр, а ты не позаботился об этом!
- У тебя что-нибудь важное? - спросил Вадим, превозмогая страшную сонность.
- Меня не нужно уважать! Может быть, ты, например, откроешь дверь?
- Не открою, извини.
- Я была права - мое мнение не в счет! А у меня есть, что сообщить! Даю тебе время собраться и уйти. Надеюсь, вечером мы не встретимся?
- Хорошо... я уеду.
- И лучше тебе Дине не звонить, по крайней мере первое время, ты понял?
По коридору пробежали ножки, и Лена увела Динку завтракать. Еще через полчаса все стихло.
Вадим подождал, пока не стих шум машины, и вышел посмотреть на розы. Бурное цветение уже прошло, но огромные цветки появлялись один за другим многие месяцы. Вадим нежно любил цветы. Все, на которые он смотрел в данный момент. Но розы были чем-то особенным, вызывавшим одновременно и замирание, и жалость, и преклонение. Он обошел их все, вглядываясь в них и оттаивая сердцем. Потоптался немного, не в силах оторваться.
Дома он наскоро приготовил завтрак, сполоснулся в душе и засел разбирать бумаги. Их скопилось множество. Как и книги, привезенные из России, они были необходимы постоянно. Но взять с собой даже малую часть было просто некуда. Вадим в отчаянии смотрел на корешки, на горы статей своих и чужих, заготовок, черновиков, писем и фотографий из России. Руки сами отобрали несколько, и, разглядывая их, он тяжело и надолго задумался. Время шло, отсчитывая минуты, куски, остановки, новые пробежки. Он брал в руки, откладывал, снова дотрагивался, читал страницы, переворачивал страницы, выбрасывал листы, черновики, заполняя жадные минуты. Маленькая стопка лежала готовая на краю стола.
Он прошел по дому, ни на чем не задерживаясь надолго, бесцельно покружил по комнате Динки, посидел, посмотрел по сторонам. Вернулся к себе. С этой горой бумаг надо было что-то делать. Он понял, что не будет делать ничего. Он сидел в кресле среди белых листов, в беспорядке разлетевшихся по комнате, среди своей разметанной жизни.
Жара усиливалась, потрескивая нагревающимся домом. За окном содрогался город, мир птиц и растений вскрикивал, вспархивал и ахал о своей жизни. Волны запахов, а также чужих чувств влетали в комнату, рассказывая о живых страстях и поражениях - имеющим уши: откровенно и доверчиво, но с неизменным привкусом лжи, так расцвечивающей жизнь. Оставалось только закрыть на это глаза. Вадим положил руки на подлокотники и прикрыл глаза. Прошло время...
Неожиданно для себя он обернулся и взглянул в проем двери. Там, прислонившись к косяку, стояла Света и темными глазами смотрела на него. Он стал медленно приподниматься не говоря ни слова; она тихо подошла к нему, поднимая свое лицо, напряженно вглядываясь в его глаза. Улыбнулась одними губами:
- Там открыто было!
- Что вы... я так...
Они молча стояли друг против друга, и напряжение, проскочив между ними, нарастая, взлетело вверх. Как будто волна энергии пронзила все вокруг, замкнув дрожащее пространство. Невидимый кокон приближался, обнимая, толкая навстречу друг другу. Лицо женщины медленно и красиво наполнилось светом. Вадим всматривался в этот сияющий нежностью лик, лучившиеся глаза, и глубокое чувство сотрясло его существо. Ему стало тепло, его губы дрогнули в улыбке. Она счастливо рассмеялась, он засмеялся в ответ. "...Тихий ангел пролетел", - мелькнуло в его голове. Она шагнула к нему и прошептала: "Обними меня...", как вдруг заметила метнувшееся выражение в его глазах. На одну секунду они оба застыли: она не понимая, а он слишком понимая происшедшее. Наконец, она не вынесла молчания и спросила у самых его губ:
- Что с тобой?
Он опустил глаза. Обаяние минуты рухнуло. Он проклинал себя последними словами, осторожно отступая назад. Она машинально придвинулась вперед.
- Посмотри же на меня! - тихо воскликнула Света, дотрагиваясь до его груди.
Вадим застыл, не в силах открыть рот, посмотреть в ее глаза. Мучительно застукало в голове, заныло сердце и почему-то справа.
- Прошу вас... - робко выдохнул он и повернулся к женщине немного боком. - Простите... вышла какая-то ошибка.
Только что горящее лицо ее подурнело. Не в силах побороть ужасную растерянность, боль, смущение и снова боль, некрасиво исказившиe ее черты, Света в ужасе смотрела на него.
- Ах ты Боже мой... - Вадим в отчаянии шагнул к ней, - как я виноват!
- Я думала...
- Я теперь знаю.
- Вы теперь знаете?
Он снова опустил глаза. Когда, справившись с тягостным чувством, он взглянул в ее глаза, они были полны слез. Она смотрела искренне, с полной наивной доверчивостью. Эта безыскусность поразила Вадима. Он прижал ее голову к себе, дрожащую от слез. Она плакала долго, а он обнимал ее, желая что-то сказать, утешить, но не решился, не найдя слов.
* * *
Осторожно раздвинулись кусты, и между листьями показалась рука. Соседский кот резко оглянулся, одновременно тонко треснула ветка. Чья-то рука отогнула густую зеленую стену, кот мяукнул, но побежал не к себе домой, а к дому Вадима. Илья отпустил ветки, придушенно ругаясь, и быстро кинул взгляд по сторонам. Его никто не видел. Улица была пустынна, из дома не доносилось ни звука. Бросив беглый взгляд на машину Светы, ярким пятном светившуюся сквозь кусты, Илья независимой, но торопливой походкой пересек двор и задержался у стены дома.
Перед ним виднелась хорошо ему известная дверка в сад, обычно, как и все окна, стоявшая открытой. Илья помедлил немного, прислушиваясь, что-то сдавленно прошептал и осторожно заглянул вовнутрь. Пусто. Только где-то далеко он услышал тихие голоса. Понять нельзя было ничего. Он наклонился было, чтобы снять ботинки, но не снял, а нетерпеливо прошел несколько шагов. Впереди была кухня. Он пересек ее, погрозив кулаком коту, вбежавшему сюда и упорно смотрящему на человека загадочными глазами. Илья прижался к двери в коридор, стараясь угомонить гремящее сердце, замирая от ужаса и унижения быть открытым и стремительно нарастающего беспокойства. Дрожащими руками он приоткрыл дверь.
Голоса стали разборчивей, но недостаточно, в соседней комнате часто молчали. Илья далеко высунулся в коридор, жадно прислушиваясь, выхватывая только отдельные слова. В смятении от неудачи, он опять начал что-то шептать, скаля зубы. Наконец, мучимый тяжелыми предчувствиями, вышел в коридор.