Театр тающих теней. Конец эпохи - Елена Ивановна Афанасьева
– Но усадьбы выживут! Выживут! Я за это поручился! В ином виде, но выживут.
– В каком «ином»?
– В тяжелые годы дворцы и парки, как самая дорогостоящая, поэтому уязвимая часть единых ансамблей, смогут прокормиться за счет доходов с виноградных, фруктовых и других сельхозугодий.
– Вы эти угодья давно видели? Выжженное поле. Нечем кормиться там. Вместо розариев уже два года картошку и лук сажаем. Не помогает. Ценности вывозят. И что дальше? Комиссары пить во дворцах и усадебных домах будут, как здесь у нас с расстрелянной позже горничной Марфушей пили, бокалы богемского стекла и мейсенский фарфор били.
– Ни в коем случае, Анна Львовна! Первый народный музей в Ялте, то есть в нынешнем Красноармейске, в бывшем имении Сельбиляр княгини Барятинской нашими усилиями уже создается – двести сорок восемь произведений искусства в первой экспозиции.
– А сама Барятинская где? Она же на инвалидной коляске!
Палладин снова пожимает плечами. Не знает? Не хочет говорить?
– Один дворец превратите в музей. А остальные?
– В имениях размещают санатории для рабочих и солдат. Часть реквизируют под нужды Южсовхоза, как ваше… Пока.
Палладин кланяется и вместе с Бонч-Осмоловским движется дальше с проверкой. А из его авто выгружают новые пачки рукописных описей и складывают около ее столика.
Печатать не перепечатать.
«Имение “Сосновая роща” расположено на Южном берегу Крыма в 10 верстах от г. Красноармейск (бывш. Ялта), в 5 верстах от г. Алупка и 1 версте от ближайшей деревни Кореиз на Нижне-Алупкинском шос. С севера примыкает к Нижне-Алупкинскому шос., с запада – к имению “Чаир”, с юга – к морю, с востока к лесу имения “Ай-Тодор”…»
Имение Юсуповых. Ездили к ним в восемнадцатом году на пикник, Ирина Александровна приглашала – продуктов уже не было, каждый со своей картошкой или куском хлеба приезжал, но было весело! И шампанское еще было. Последний раз с матерью приезжали к Юсуповыми на чай незадолго до их отплытия с вдовствующей императрицей Марией Федоровной в апреле девятнадцатого. Неужели, всё это было с ней?
«…Имение заключает в себе 4 дес. 152 кв. саж.
По заявлению зав. имением Лысенко Антона Корниловича земля имения была подарена в 1915 году бывш. Вел Кн. Александром Михайловичем Романовым дочери Ирине Александровне, по мужу, Юсуповой. Земля выделена из имения “Ай-Тодор”, постройки сделаны бывш. князем Юсуповым Ф. на личные средства, полученные от эксплуатации трудящихся.
К постройкам относится коттедж и флигель. Обе постройки каменные, соединены коридором длиною 152 аршина, идущим от большой кухни, находящейся на первом этаже флигеля. Дворец двухэтажный с чердачным помещением. У дворца бассейн четырехугольной формы, цементированный, с водою глубиною от аршина. Кругом него площадки с колоннами. Общая площадь, занимаемая дворцом и флигелем, 185 кв. саж., и коридор 7 кв. саж. Дворец и флигель приспособлены для зимнего проживания. Отопление – печи и камины. Из “Ай-Тодора”, в котором имеется собственная электростанция, до имения “Сосновая роща” проложен подземный электрический кабель, во дворце и флигеле сделана электрическая проводка. Водопровод из Михайловского источника имения “Харакс” снабжает “Сосновую рощу” ключевой водой, которая проведена как во дворец и флигель, так и территории, где устроено 12 кранов для поливки растений. В домах устроена канализация…»
Списки. Списки. Списки.
Вечером Анна возвращается в бывшую Марфушину комнатку в доме прислуги, а списки бегут и бегут перед глазами.
В один из вечеров Оля приходит из комнаты няньки, где стоит ее кушетка. Плачет.
– Я умираю…
С трудом выговаривает, что ее штанишки испачканы кровью. У девочки месячные. Ее маленькая девочка выросла.
Анна сама себе всё еще кажется маленькой девочкой, которая еще и жить-то не начала, а у ее дочки уже месячные. Не то что «полотенец Листера», которые мать в тринадцатом году из Америки привозила, но и ни фетровых вкладок в панталоны, которые за нее и за мать всегда стирала Марфуша, ни плотных юбок, ни бинтов, ни марли теперь не достать. Ничего не достать. Анна сама мучается в такие дни, после долгого сидения за машинкой боится оставить пятна на стуле. А уж как девочку управляться в такие дни научить?
– Срамные порты самим шить! – приходит на помощь нянька. И правда, у няньки, Марфуши, у крестьянки Настёны, жены Семёна, никаких фетровых вкладок не было. А работ много было. Выживали же как-то. И они с Олюшкой выживут.
Нянька в бывшем Марфушином шкафу находит остатки плотной ткани, на руках шьет штанишки. Дальше учит Олюшку, как марлю, которая теперь на вес золота, правильно складывать, как к пуговице внутри портков пристегивать, чтобы пропитанная кровью марля на спину не уезжала, как менять, как стирать. Марфуши теперь нет, водопровода и канализации, устроенных матерью в имении, тоже нет – всё сломано и не починено. Стирать нужно в корыте. Самим.
Интересно, а как скачущие в бой комиссарши в такие дни справляются?
К февралю двадцать первого года выясняется, что их, совслужаших Южсовхоза, забыли внести в списки на продуктовое снабжение.
– Весь КрымОХРИС и подведомственные ему учреждения, в том числе ваше, были пропущены в плане госснабжения, – сообщает бывший истопник Федот. – Но это не отменяет необходимости и важности вашей работы! Карточки будут восстановлены со второго квартала.
Анна уже успела понять, что «квартал» – это не ряды домов от одной проезжей улицы до следующей, а три месяца года. Новые власти для чего-то делят год по кварталам.
«Будут восстановлены со второго квартала», значит, до конца марта ей, девочкам и няньке нечего будет есть. Совсем нечего.
– Печатайте, Анна Львовна! Печатайте! Диктую! – командует снова приехавший к ним Бонч-Осмоловский, сам бледный от голода. – «В сложившейся ситуации все сотрудники КрымОХРИСа, в буквальном смысле, брошены на произвол судьбы. И до получения первого подкрепления в 1 миллиард рублей от зав. Музейным отделом тов. Троцкой ниоткуда никаких кредитов, в т. ч. и на уплату жалованья, не получали и не получаем. Надеемся на положительный ответ».
«Положительный ответ», видимо, где-то не там положили. Ничего в продовольственном снабжении сотрудников не меняется.
Февраль держатся на последних нянькиных запасах – с каждого положенного им продуктового довольствия в декабре – январе она умудрялась откладывать непортящиеся продукты в тайник в шкафу. Еще при строительстве имения работники уговорили архитектора сделать тайники – стенки шкафов в двух смежных комнатах отсутствуют, чтобы в былые времен можно было где бутыль самогона, где и скопленные деньги прятать. Даже мать и немец-управляющий про такие тайные ходы и тайники не знали. Только теперь, извлекая из них последние запасы, нянька показывает секреты бывших их работников Анне – и тайны
