Зачарованный апрель - Элизабет фон Арним
За обедом он обратил внимание, что леди Каролина дружески беседует с Лотти. Прошло совсем немного времени, и они оказались друг с другом au mieux[8] (мистер Уилкинс умел вовремя вставить французское выражение и очень гордился этим). Пока что большего ему нечего было желать, в особенности после того, как вопрос, который очень волновал адвоката, был благополучно решен.
Весь день Меллершу не давала покоя мысль, что он беседовал с одной из самых знатных дам королевства, завернувшись в полотенце, и, наконец, он написал ей длинное письмо, умоляя простить его и забыть это невероятное, непростительное происшествие. Конверт вернулся с небрежной пометкой на конверте, сделанной карандашом. Леди Каролина написала только два слова: «Не беспокойтесь». Он выполнил ее повеление, как выполнил бы все, что исходило от нее, и с тех пор находился в отличном настроении. Ложась спать в тот день, мистер Уилкинс потрепал жену по щеке, и она была ужасно тронута неожиданной лаской. Утром ничего не изменилось. Меллерш встал по-прежнему чрезвычайно довольный всем миром. Он даже уступил жене место перед зеркалом и вообще очень кротко перенес неудобства, неизбежно возникающие, когда два человека занимаются утренним туалетом в маленькой, тесной комнатке с единственным зеркалом и умывальником.
Между тем это был вторник, день оплаты счетов.
Когда миссис Уилкинс вспомнила об этом, решила отложить свое признание еще на денек. Не то чтобы она боялась сказать мужу о потраченных деньгах, но он был в таком превосходном расположении духа, что Лотти не хотелось омрачать этот день. Она решила, что счета кто-нибудь оплатит, а к следующему разу Меллерш уже будет в курсе. Судя по тому, каким предупредительным он был с ней в последнее время, пребывание в замке ему нравилось, а значит, он с радостью оплатит свою долю. Поскольку сама миссис Уилкинс не могла поговорить с прислугой, она решила, что хозяйственными делами занимается либо старая леди, либо Крошка. Раз они ничего не сказали насчет оплаты, значит, все уже улажено и остается только ждать, когда кто-нибудь попросит ее внести свою долю.
Между тем сразу после завтрака Констанца отправилась к миссис Фишер с пачкой очень грязных листков бумаги, исписанных карандашом, и пожилая леди отослала ее прочь, даже не потрудившись взглянуть на счета. То же самое некоторое время спустя сделала леди Каролина. Она направлялась в свой любимый уголок сада и вовсе не собиралась отвлекаться от раздумий о смысле жизни, чтобы возиться с бумажками, в которых вряд ли что смогла бы понять. Миссис Фишер не подумала об этом, когда мысленно решила переложить заботы о хозяйственных делах на плечи леди Каролины, но за двадцать восемь лет своей жизни Крошка еще ни разу не видела счетов за провизию и не разговаривала с кухаркой. Презрение к аристократии крови, а не духа помешало миссис Фишер заметить, что она обратилась совершенно не по адресу.
Констанца пошла к Розе, но той просто-напросто не оказалось в ее комнате, и никто из слуг не видел, куда она пошла. Тогда кухарка отыскала миссис Уилкинс, которая показывала мужу замок, и схватила ее за рукав, потрясая перед лицом молодой женщины пачкой мятых листков и осыпая ее целым потоком энергичных, но непонятных итальянских слов. При этом она старалась говорить как можно больше, и, хотя миссис Уилкинс не понимала по-итальянски, она сразу догадалась, что речь идет о счетах. Дамы прожили в замке уже неделю, и до сих пор никто не удосужился решить этот вопрос.
— Что нужно этой леди? — медовым голосом поинтересовался Меллерш.
Ответ был простым и неожиданным:
— Денег.
— Денег? — удивленно переспросил он.
— Это счета за ведение хозяйства.
— Тогда почему она пришла с ними к тебе?
— Ну, видишь ли…
После этого откладывать признание было уже невозможно.
Просто удивительно, как Меллерш воспринял это известие. По его поведению можно было решить, что деньги предназначались именно на такую поездку. Он не стал ни о чем расспрашивать жену, он спокойно воспринял то, что она лгала ему насчет приглашения, и, когда она закончила словами: «Ты имеешь полное право сердиться на меня, но я надеюсь, что смогу заслужить прощение», — он ответил:
— На что мне сердиться? Мы отлично проводим время. Что может быть лучше хорошего отдыха?
Лотти покраснела от гордости за мужа, который так хорошо принял сокрушительное известие. Она крепко сжала его руки и сказала:
— Меллерш, ты просто чудо!
Миссис Уилкинс никогда бы не подумала, что ее муж сможет так быстро воспринять атмосферу замка и стать воплощением доброты. Это доказывало, что он сам по себе очень хороший человек. «Как могла я так недооценивать его. Конечно, по натуре Меллерш — истинное дитя света. Удивительно, как легко он смог простить мне эту ужасную ложь и даже ничего не сказал по этому поводу. Удивительно. Хотя, с другой стороны, ничего удивительного на небесах не бывает. Здесь никто не дает себе труда прощать или просить прощения, в этом просто нет необходимости». Нельзя сказать, что Лотти сильно мучило то, что она ввела мужа в заблуждение, однако где-то в глубине души она испытывала некоторое смущение и была рада, что все благополучно разрешилось.
Она снова нежно и благодарно пожала ему руку, но хотя он не отнял ее, но и не ответил на пожатие. Мистер Уилкинс не был страстной натурой и не видел смысла в таких вещах.
Констанца поняла, что на нее никто не обращает внимания, и решила еще раз зайти к миссис Фишер. Старая леди говорила по-итальянски и, по мнению прислуги, была просто обязана, как старшая из присутствующих, заниматься хозяйственными делами и оплачивать счета. Она застала миссис Фишер за необычным занятием: та надевала шляпку с вуалью, боа и перчатки, собираясь совершить первую за эту неделю прогулку. За все то время, что она пробыла в замке, миссис Фишер еще ни разу не спускалась в сад. Констанца остановила ее на полдороге и начала объяснять, что если хозяин магазина в Костане-го не получит платы, то он закроет им кредит и ей не удастся получить в долг продукты даже к сегодняшнему обеду. Она взволнованно спрашивала, каким образом в
