Пантелеймон Романов - Русь (Часть 1)
И потом мостик этот, - когда еще строили в первый раз, то как-то не потрафили, - сделали его торчком, так что въезд на него возвышался на целый аршин над землей. Думали, очевидно, потом и скат к нему приделать, чтобы можно было хоть въехать на него, но не собрались.
Поэтому каждый раз начинали починку с того, что валили перед мостиком хворост и соло-му в трясину, причем всегда ругали тех, кто этот мостик строил, и рассуждали о том, как нужно было бы его построить.
- До чего народ непутевый. Заместо того, чтобы сразу сделать хорошо, они попыряли кое-как - и ладно. Что ж, для обчества, значит, - сойдет! говорили мужики, сваливая солому в трясину и топчась по ней голыми ногами с засученными штанами.
Но так как дома у всех были свои дела, а это дело было общественное, то есть не их собственное, то каждый больше делал вид, что он старается лучше всех, чтобы, наморившись, сказать: "Ну, я свое отворочал до поту, пойтить скотине корму дать".
А потом сами же путаются и вязнут в этой соломе и хворосте или сворачивают от греха прямо в трясину и объезжают стороной мостик, дергая лошадь за вожжи и поглядывая на него со злобой и недоброжелательством.
- Расселся тут на самой дороге, и объезжай его, черта. Какие это головы мостили? Настроили тут!
С колодезем было то же. Весь его затянуло зеленой тиной, которая развевалась в нем от движения воды точно кисея. Вычистить его, по мнению всех, почти ничего не стоило, всего и работы на полчаса: прочистил канаву и ключ раскопал, только всего и дела.
И, конечно, если бы этот колодезь принадлежал кому-нибудь одному, он десять раз уж сделал бы это. Но так как колодезь принадлежал всей деревне, то каждый надеялся, что общест-во сделает: почему непременно он должен чистить, когда другие не чистят? Он вычистит, а те, ничего не делавши, будут пользоваться?!
В это воскресенье сразу же после обедни пришло более половины народа.
- Время еще много, мы и колодезь и мостик этот обделать успеем, говорили одни.
- Время много, - соглашались другие, посмотрев на солнце.
Пришедшие бросили свои лопаты на зеленый бугор над колодезем и начали свертывать папироски, ожидая, когда подойдут остальные и кстати обсудят предстоящее дело.
- Его бы надо изладиться как-нибудь так устроить, чтоб - одно слово!.. Тут бугор этот скопать, а там насыпать, чтоб въезд хороший был.
- И щебнем убить.
- Да и колодезь тоже пора бы зацепить, а то уж там зелень какая-то вредная завелась. Хоть бы какой черт догадался, взял бы грабли да выскреб. А то привезешь домой кадушку, так там не вода, а одни какие-то гнезда плавают.
- Дойдет черед и до него...
Все мирно разговаривали, сидели, курили, сплевывая в траву, и изредка поглядывали на солнце.
- Что за народ, нет того, чтобы всем дружно собираться.
- Время еще слава богу... солнце высоко, - замечал кто-нибудь.
- Захар Алексеич, ты где ж пропадаешь? - сказал староста, когда Захар Алексеич в своем рваном полушубке и старой шапке, сгорбясь, подошел с лопатой в руке и, почесывая плечо, оглядывал собравшихся. - Когда тебе сказано было приходить?
- Ась? - сказал Захар Алексеич, не сразу найдя глазами того, кто ему это сказал.
- Когда было сказано приходить? - повторил громче староста.
- Когда... после обедни, - отвечал как-то нехотя Захар Алексеич, не глядя на спрашивав-шего и выискивая местечко, где бы положить лопату и присесть.
- И до вечера все будет - после обедни.
- Успеется, и так еще не все собрались.
- Всяк должен знать за себя, - сказал строго лавочник, - а то один другого ждет, до вечера всех не соберешь.
- Ну что ж, начинать так начинать...
- Дай остальные-то подойдут, что ж мы, работники, что ли, на них?!
- Братцы, дело обчественное, - сказал кротко и убедительно Степан, для чего-то держа шапку у груди и оглядывая всех, - мы изделаем, а всем польза будет.
- Пользу делай для людей, которые дельные, а не для лежебоков, ответил, не взглянув на него, лавочник.
- Вот черти-то! - пятерых вся деревня жди, - говорили разные голоса. Послать бы за ними...
- Посылать нечего, не господа, сами должны знать.
- Вот Фома Коротенький идет.
Фома Коротенький шел куда-то мимо в своих лапотках и с палочкой. Проходя, он снял шапку и посмотрел с таким видом, как будто удивляясь, зачем столько народу собралось.
На него тоже посмотрели, соображая, куда это он снарядился.
- Братцы, что это собрались? - спросил он, уже пройдя несколько шагов и повернувшись.
- А ты куда направился?
- Да так, в слободку, насчет сапог узнать.
- А мост-то кто за тебя чинить будет?
- Ой, братец ты мой, из ума вон! - сказал Фома, взмахнув руками. Надо, видно, за лопатой бежать.
- Вот и собирай тут их, чертей безголовых! А сам же глотку на сходке драл.
Уж принесли водки в стеклянной зеленоватой бутыли, на горлышко которой был надет опрокинутый толстый стаканчик. Еще подошел один человек. Недоставало четверых.
- Четверо, а всю деревню заставляют ждать.
- Эх, начали бы дружно, живо обладили и пошли бы себе домой, говорили с разных сторон. - А то у людей праздник, а мы, как каторжные, и неизвестно, до каких пор тут сидеть.
- Нешто с этим народом что сделаешь?
- А тут бы и дела-то всего на два часа.
- Ежели всей деревней, то и в один кончили бы.
- А вот уже третий час сидим зря из-за четверых остолопов.
- Вон, идет один! - крикнул кто-то.
- Да это опять Фома Коротенький.
- Э, чтоб тебя черти взяли, зря только мотается перед глазами.
- Солнце еще далеко до обеда, - сказал Захар Алексеич.
- Оно и прошлый год так-то далеко было, - ответил кто-то.
Все посматривали на бутыль с водкой, которую по заведенному порядку должны были распить после работы.
- Уж давно бы пили, сидели... - сказал нетерпеливо кузнец.
- Вот четыре остолопа завелись на всю деревню, а из-за них хорошее дело стоит.
- Выпить бы уж, что ли?.. - сказал голос сзади.
Все замолчали.
- Не порядок бы до работы-то пить...
- По одной - ничего... - сказал еще чей-то нерешительный голос.
- Про одну никто и не говорит; по одной отчего не выпить?
- Ну, вали! - отозвались дружно все.
Торопливо уселись в кружок, подбирая ноги и оглядываясь; четверть наклонилась с колена к стаканчику, и прозрачная зеленоватая влага забулькала. И пошли сниматься шапки и крестить-ся лбы.
- Веселей дело-то пошло! - сказал Сенька, подготовительно потирая руки, когда очередь дошла уже до его соседа.
- Как же можно...
Когда допивали последнее, пришли остальные четверо и, увидев, что тут уж кончают, в один голос вскрикнули:
- Ай, уж отделали мостик-то? Подождите, а мы-то!..
- Ждали уж... - сказал Сенька, принимая налитый стаканчик, - теперь вы подождите. Ну-ка, господи благослови, как бы не поперхнуться...
- Семеро одного не ждут, - сказал кузнец, следующий по очереди за Сенькой.
Когда выпили последнее, разливавший водку Николка-сапожник, опрокинув и приподняв бутыль, постучал по дну, как бы показывая всем, что кончено.
- Верно, Николай Савельич, без ошибки! - сказал Сенька.
И разговор пошел веселей.
Захар Алексеич, никогда не торопившийся с начатием дела, тут первый посмотрел, прищурив глаз на солнце, и сказал:
- Чтой-то солнце-то, знать, уже за обед перешло?
- Хватился, дядя, - сказал кузнец.
- Начинать, что-ли?.. - сказал голос сзади.
Все молчали.
- Что ж начинать-то, - сказал Захар Алексеич, - начать начнешь, а до вечера все равно не кончишь. Нешто тут мало работы? Тут и землю копать надо, и дорогу ровнять...
- А щебнем-то еще хотели убить...
- И щебнем... Лучше уж в другой раз как следует сделаем, чем кое-как пырять, не хуже этих, что в первый раз строили.
- Правильно, Захар Алексеич. Эх, друг ты мой. Что там - мост, не видали, что ль, мы его?.. А что выпили, - это верно.
Все поднялись, захватив с собой свои топоры и лопаты, и нестройной, но повеселевшей толпой пошли на гору к деревне.
- Ай с работы с какой? - спросил проезжавший в телеге навстречу мужичок, придержав лошадь.
- С обчественной! - отвечал захмелевший и отставший от всех Фома Коротенький.
XLVI
В усадьбе Дмитрия Ильича Воейкова точно кончился праздник и наступили серые будни.
Вернувшись через два дня домой после того, как он накричал на Митрофана, Дмитрий Ильич вышел на двор и долго смотрел кругом. Как что было в момент его отъезда, так и оста-лось, а усадьба имела такой вид, точно она пострадала от землетрясения.
Митрофан тащил через двор бревно, подхватив его обеими руками под мышку. У него был такой вид, как будто он дотягивал из последнего.
Хозяин посмотрел на Митрофана; Митрофан посмотрел на хозяина, но сейчас же отвел глаза, очевидно, ожидая, что хозяин по обыкновению спросит: "Ты что делаешь?" А хуже этого вопроса для Митрофана ничего не могло быть.
Митенька заметил этот прячущийся взгляд Митрофана, почувствовал, что тот чем-то виноват, и решил его пробрать.
