Книга жизни [сборник] - Владислав Иванович Авдеев
– Поплакаться? А если он, как мой, постоянно пьяный приходит?
– Тогда скажи, зачем ты-то с ним живешь?
– Я никогда не думала об этом. Может, потому что вдвоем веселей, чем одной.
– Я тоже никогда не думала, а ведь столько лет вместе. Надо моего спросить, почему он со мной живет.
– Спросишь, он задумается и убежит.
– Не убежит. Сначала вместе жили, чтоб детей поднять, а потом уж поздно расходиться, да и привыкли.
– Да так и природой заведено или богом, чтоб все по парам. Птицы и звери – у них то же самое. Природа свое берет.
– Нет, ты не права. Природа берет свое во время соития и до него. А потом что-то другое удерживает людей вместе – человеческое.
– Ерунда все это. Люди живут вместе, потому что деться некуда. Это как в тюрьме – ушел из одной камеры, так в другую попадешь.
– Не знаю, не знаю, я лично свою жизнь без семьи, без моего мужа не представляю…
Разговор заинтересовал всех. Настя вспомнила, как чуть не разошлась со своим, и, слава Богу, что все обошлось, а то неизвестно, как сложилась бы ее жизнь. Вспоминали о своей жизни и другие женщины, и никто не назвал главной причиной, заставляющей жить вместе – секс.
Что окончательно убедило Антониду, что это не главное в жизни двух любящих, уважающих… она не знала, какое слово здесь лучше подходит. А секс – он начало, он как создатель семьи, а потом действуют другие силы… человеческие…
Но одна мысль по-прежнему смущала Антониду: то, что Анатолий вернулся к ней до Того. Правильно или нет, что она приняла его признание как свое унижение? А если наоборот, если это не унижение, а доверие? Ведь никому другому не сказал, а ей доверился… А такое можно сказать только самому близкому человеку. Близкому! Ну, конечно же, так. А она навыдумывала. Ему было стыдно, неудобно говорить, но сказал, потому что доверял. Потому что ждал понимания.
Когда пришла домой, уже иными глазами посмотрела на мужа. Сидела и смотрела, вот он рядом – ее муж, разве им плохо вдвоем? А она навыдумывала.
Анатолий поднял глаза – какие у него грустные глаза – и засмущался от столь пристального взгляда Антониды. Антонида неожиданно покраснела и сделала вид, что увлечена едой.
Весь вечер Антонида чувствовала себя неловко, словно они познакомились с Анатолием недавно и еще не привыкли друг к другу.
Когда стелила постель, положила подушку мужа рядом со своей:
– Все, хватит тебе на диване валяться. Муж ты или нет? Раз муж, твое место со мной.
Анатолий ничего не сказал в ответ, а вот как посмотрел, Антонида не видела, стояла к нему спиной. Специально так встала, и все из-за непонятной неловкости.
А когда легли, обняла его, вдыхая такой знакомый, родной запах пота – и словно рухнула стена, разделявшая их, стена отчуждения, неверия:
– Знаешь, Толя, – зашептала Антонида, – а наш самолет не ломался. Правда-правда! Я это сдуру тогда ляпнула. Наш Ан-2 летит и будет лететь долго-долго. Может, не так быстро, может, не так громко гудит мотор, но Ан-2 летит. И это самый надежный самолет.
Анатолий промолчал, лишь погладил руку, обнимающую его.
И снова зажила Антонида с мужем душа в душу, как бывало всегда после его возвращения. Словно переболели оба и враз поправились. Во всяком случае, у Антониды было такое ощущение.
На душе у Антониды впервые за многие дни было спокойно, благостно. Снова потекла размеренная, устойчивая жизнь. В ней нуждались, было о ком заботиться и Антониде, и это согревало ее, жизнь приобрела смысл.
Пожалуй, Анатолий чувствовал то же самое. Антониде, конечно, было трудно об этом судить, но приехавшая проведать мать Нина – она приехала одна, «вдвоем ездить денег не напасешься» – не вытерпела, высказала с удивлением:
– Вы как голубки. Хоть фотографируй на рождественские открытки или лучше ко дню Валентина. Я думала, мать скучает в одиночестве, а тут… Тебя, папаня, не узнать, ты как влюбленный. Ладно, теперь я за вас спокойна. Но все равно, мама, я бы не смогла вытерпеть то, что вытерпела ты.
Влюбленные – Нина была права – они и были влюбленные, ведь любовь это не только секс. Конечно, иногда, обнимая мужа, Антонида невольно вспоминала об его прежних ласках, чувствовала влечение, но успокаивала себя: «Ничего, главное, мы рядом».
Как оказалось, и Анатолий думал об этом и однажды предложил: – Тонь, ты пойми меня правильно и не обижайся на то, что я скажу. Ты еще молодая, красивая, еще такая… Может, сходим в секс-шоп, купим там чего-нибудь?
Антонида отреагировала мгновенно.
– Никогда не говори мне об этом. Кроме тебя, мне никого и ничего не надо. Нам вдвоем и так хорошо. У нас с тобой было такое, чего у некоторых людей за всю жизнь не бывает. Зачем все это портить. Ты лучше скажи, почему уходил от меня?
– Почему? – повторил вопрос Анатолий. – Это трудно объяснить. Нет-нет, не потому, что я такой сложный человек. Нет, я самый обыкновенный, и вот у нас, самых обыкновенных, тоже бывают в жизни минуты, когда мы чувствуем необъяснимую тоску, чувствуем, что жизнь уходит, а мы так ничего и не сделали. А может, такие мысли и приходят только к самым обыкновенным. Одни начинают пить, другие поступают, как я. Но сначала я хотел сказать, что я тебе никогда не изменял, я даже не думал об этом. Ты для меня единственная. Вот когда я уходил, то жил с другими женщинами. Не по любви, не по влечению, а по какому-то противодействию, вроде как назло всем. Я даже не могу объяснить, какое у меня было состояние в такие дни… Но я им, честное слово, всегда говорил, что люблю и буду любить всегда только свою жену.
– По отношению к ним ты поступал не совсем хорошо.
– Кто это знает точно? Только они сами. Вот по отношению к тебе я подлец. А ты святая. Если бы вернуть все назад. Первый раз я ушел неожиданно, перед этим я встретил Славку Агафонова, школьного друга, он только что вернулся из геологической экспедиции, что-то там они открыли. Славка был полон планов, такой счастливый человек, который чего-то добился, который знает, что ему надо. И меня заело. Я в школе учился играючи, все предметы давались мне легко, и учителя хором прочили мне великое будущее. Учительница математики трогала мой затылок и говорила, что у меня математическая шишка, и что быть мне знаменитым математиком. Учительница литературы вслух читала мои сочинения и уверяла, что я стану великим писателем. А
