Подделка - Кирстен Чен
Бедняжка, сказал Трой. Кто знает, как на нём скажется эта травма?
Родителям следовало бы подумать, добавила Кэти. Я вяло согласилась.
Когда машина остановилась на красный свет, мне на миг пришла в голову мысль распахнуть дверь и выпрыгнуть, убежать от всего этого, и если я сломаю конечность или получу сотрясение мозга, может быть, Винни наконец оставит меня в покое.
Но они высадили меня прямо перед домом. Вместо того чтобы сразу войти внутрь, я проверила, не заметили ли меня ни Оли, ни Анри через окно, и рванула по улице, прочь от них.
Когда задники балеток натерли мне пятки, я уселась на скамейку возле автобусной остановки и стала листать телефон, мучая себя фотографиями радостных однокурсников, весёлой компанией резвящихся в нашем радостном кампусе. Просматривая ленту, я заметила видео о крушении самолета в Сан-Франциско. Заголовок сообщал, что виноваты контрафактные детали самолёта. Я запустила видео и прибавила громкость.
Судя по всему, Боинг обычно привлекал для этого производства субподрядчиков в Китае, которые, в свою очередь, привлекали других субподрядчиков, а те использовали некондиционное сырьё и фальсифицировали производственные записи, чтобы обмануть инспекторов.
Более того, сказала Лесли Шталь, и её проницательные голубые глаза встретились с моими, многие из этих компонентов относятся к так называемым частям с единственной точкой отказа, то есть, если они выходят из строя, выходит из строя вся система. Могло ли это стать причиной трагического крушения? Следователи работают круглые сутки, чтобы ответить на этот вопрос.
Я думала и думала о том, какой ещё незаконный бизнес могут вести Маки. Скажите, детектив, вы должны быть в курсе. Что ещё они производят? Поддельные лекарства? Электронику? Вы точно знаете, что Маки торгуют и контрафактными деталями для самолётов? Я так и подозревала.
Сидя на той скамейке, я думала о двух юных девушках, которых выбросило с мест, о лжи, которую Винни скормила мне и которую я безропотно проглотила – что наше преступление было без жертв, что мы помогали людям, а не причиняли им вред – и всё во мне заполнялось горьким протухшим варевом.
В этот момент, детектив, я решила признаться во всём, что знаю о Маках, Винни и, прежде всего, о самой себе.
Откуда такой скептицизм? Я была с вами откровенна. Я раскрыла вам душу.
Это что? Вы просмотрели файл заявления Винни на грин-карту? Я понятия не имею, как она могла подать рекомендательное письмо, написанное мной. Тогда мы не общались, поэтому я, конечно, никакого письма ей не писала. Как я уже сказала, я даже не была в курсе, что она вышла замуж за этого своего дядю и развелась с ним, пока Карла и Джоанна не рассказали мне об этом. Должно быть, Винни сама написала письмо и подделала мою подпись. Теперь вы знаете не хуже меня: она расписалась бы под любым именем, если бы это помогло ей добиться своего.
Да ладно, детектив. Вы не можете всерьёз задавать мне этот вопрос после всего, что я вам рассказала. Как ещё вам объяснить? Я понятия не имею, где она.
Зачем вам утруждать себя, зачем просматривать список вызовов с другого моего телефона? Почему бы просто не спросить меня? Разве я не по собственному желанию рассказываю вам всё до мельчайших подробностей, которые мне известны? Разве я не показала вам переписку с Мэнди Мак и Кайзером Ши, чтобы подтвердить свои слова?
Конечно, я сделала несколько звонков в Пекин и, как вы, несомненно, заметили, в Гуанчжоу, Дунгуань, Шэньчжэнь, Шанхай. До вчерашнего дня Маки считали, что наш с Винни бизнес по производству поддельных сумок процветает, и им абсолютно не о чем беспокоиться. Как ещё, по-вашему, вы могли бы арестовать старого хрена?
Простите, простите, я не хочу вам грубить. Позвольте мне сказать, детектив – для меня стало огромным облегчением рассказать вам всё. Чего я хочу больше всего на свете, так это вырезать тот небольшой отрезок времени, как опухоль, вернуться домой к мужу и ребёнку и начать все заново. Какой я была идиоткой, когда принимала свою прекрасную жизнь как должное.
Да, да, я знаю, что мы пока не закончили. Вам ещё есть что обсудить. Что я тогда переживала? Закат, крушение, финал.
Но теперь, детектив, мы вновь возвращаемся к вам – как вы проникли в наш бизнес, чтобы возбудить дело против нас. Честно говоря, вы работали так быстро и эффективно, что, вероятно, могли бы устроить Винни засаду дома в Лос-Анджелесе, если бы не решили, что вам нужны дополнительные доказательства, и не попросили у нас задание посерьёзнее.
Именно тогда Винни заподозрила неладное. Она попросила частного детектива выяснить информацию о вас, и как только её получила, позвонила мне и сказала, что наконец-то согласна со мной – пора закругляться.
Она сказала: есть полуночный рейс из Сан-Франциско в Тайбэй с одним местом в бизнес-классе.
Я никуда не полечу, сказала я.
Ты должна.
Я не буду этого делать.
Вновь начался бессмысленный спор, каких у нас было бесчисленное множество за последние месяцы. И всё же на этот раз она, должно быть, услышала в моём голосе сталь, алмазную сердцевину.
Ты с ума сошла? Тогда они по-любому придут за тобой.
Я знаю.
Её тон сочился кислотой. Не думай, что сможешь увлечь меня за собой. На этом она закончила разговор и положила трубку.
Телефон выпал из моей дрожащей руки. Ноги подогнулись, и я упала на пол, дрожа, потея, источая жгучий животный смрад. Я чувствовала себя опустошённой, обескровленной, вычищенной, заново рождённой. Земля поднялась, чтобы убаюкать меня. Я пролежала на ковре чёрт знает сколько времени, пока не вбежал Анри, не бросился на меня сверху и не зарычал, как лев, думая, что это игра.
Несколько часов спустя Оли пришёл домой. Я ждала его в гостиной. Я попросила его сесть рядом на диван.
Он спросил: что происходит? Где Анри?
Сидит в кресле с айпадом. С ним всё хорошо.
Оли скинул обувь, сел рядом, по-прежнему с сумкой через плечо.
Мне нужно тебе кое-что рассказать, пробормотала я. Мне нужно, чтобы ты не говорил ни слова, пока я не закончу.
Он провел пальцами по волосам и сказал: хорошо. И я рассказала ему всё от начала до конца. Больше никаких секретов, никакой лжи.
Он слушал и не перебивал, выражение его лица становилось всё напряжённее, и было видно, что ему всё труднее молчать.
Когда я наконец закончила рассказ, он спросил: теперь можно говорить?
Я кивнула. Во рту у меня пересохло, горло саднило.
Когда ты пойдёшь в полицию?
Завтра, первым делом.
Он потёр
