Воспитание верности у котов и мужчин - Евгения Халь
Стас вышел из шатра в белом арабском мужском платье и белых льняных брюках. Я невольно залюбовалась. С его высоким ростом и спортивным телосложением ему очень шла эта одежда. Мокрые волосы блестели на солнце. На длинных ресницах повисли капли воды. Нам подвели верблюдов. Погонщик попытался меня подсадить, но Стас, нахмурившись, ловко оттеснил его в сторону, поднял меня, держа за попу, и посадил на широкую спину верблюда, прикрытую разноцветной попоной.
При этом Стас бросил на погонщика такой взгляд, что я поняла: он ревнует. Да быть этого не может! Я наклонилась к нему и прошептала:
— Тебе нельзя носить эту одежду. Вместе с платьем ты напялил на себя их ментальность. Даже прикоснуться ко мне не дал. А ведь человек за это деньги получает!
— Перетопчется он! Пусть к своей жене прикасается! — Стас проверил крепление повода. — Нечего грабки тянуть к чужой девушке. Хорошую работу нашел: туристок за попы хватать.
— Боже мой, Стас, да ты просто деспот!
— А ты как думала? — он незаметно погладил меня по ноге и слегка сжал ее. — Смотри у меня, красавица! Не шути с мужчиной! А то закрою во дворце и будешь кружева плести. Или что они тут плетут? Я как-то не силен в национальных ремеслах.
— Они тут вышивают арабески — вязью по шелку.
— Я запомню, — Стас одним прыжком взлетел на верблюда. — Ну, залетные, фортиссимо, мамма миа! — он дернул за повод, и верблюд медленно тронулся с места.
Под вечер мы усталые, но довольные, вернулись в город. За окном "джиппа" тянулись бесконечные сады и цветники. Я даже устала восхищаться. Как можно было построить такую красоту в пустыне среди песков? Невероятные цвета, великолепные формы, сверкающая чистота. Недаром я так давно хотела попасть сюда. Как восхитительно, когда мечты сбываются! Когда сказка становится былью и ее можно потрогать руками.
Машина начала петлять по узким улочкам, объезжая огромный базар.
— Стас, давай погуляем по базару! — взмолилась я. — Если не был на базаре, считай и на Востоке не был!
— Танюша, может завтра? — мягко возразил Стас. — Еще немного, и стемнеет. Нужно отдохнуть, потому что вечером тебя ждет главный сюрприз.
— Еще один? — удивилась я. — Боюсь, что джинны начнут тебе завидовать. Они-то всего одно желание исполняют, а ты вон сколько.
— Ты это заслужила, — улыбнулся он. — И потом у меня кувшин больше, чем у них.
— Ты сейчас что имел ввиду? — кокетливо подмигнула я.
— Только керамическое изделие, и больше ничего, — рассмеялся он.
— Ну, пожалуйста! Мы ненадолго! — я просительно сложила руки.
— Ладно. Остановите, пожалуйста, здесь! — обратился Стас к водителю.
Если бы я знала заранее, чем закончится моя экскурсия по базару, то ни за что не вышла бы из машины. Наоборот, пулей понеслась бы в гостиницу, и закрылась в номере на все замки.
Мы со Стасом медленно брели по бесконечным базарным рядам. Платки, ковры, одежда, специи, домашняя утварь — все это свешивалось с дверей и потолков крошечных лавчонок, которые, как волшебный сундук из сказки, вмещали в себя в три раза больше собственной площади. Фрукты в лотках истекали соком. Кальяны дымили ароматными смесями. Запах черного кофе щекотал ноздри. Подносы ломились от огромных кусков ноздреватой халвы, щедро залитой сиропом и медом, покрытой шоколадом и орехами. От всего этого великолепия просто разбегались глаза.
Торговцы гортанными выкриками зазывали покупателей в лавки. А голоса у них были просто оперные! У каждого в горле по Лучано Паваротти и Каррерасу в одном флаконе. Наверное, итальянские теноры сюда вообще на гастроли не ездят. Зачем? Если здесь каждый лавочник — сам себе опера "Ла Скала".
Я намертво прилипла к сувенирной лавке. Платки, брелки, серьги и кольца с разноцветными камнями, медные кувшинчики с ароматическим маслом — все эти богатства летели в корзинку, которую дал мне торговец. Будет чем порадовать родню и друзей. Главное: вовремя остановиться, иначе меня даже грузовой лайнер не поднимет.
— Танюша, я отойду на минуту. Там всякая всячина для машин. Пойду гляну. Я быстро, — Стас пересек проход между рядами и скрылся в лавке напротив сувенирной.
Нагруженная цветными пакетами, я отошла от магазинчика, и вдруг над рынком раздался голос муэдзина. Он лился из динамиков, установленных на лавчонках, и торговцы вместе с покупателями начали поспешно покидать базар, спеша по проходу между магазинами.
— Это что? — спросила я у владельца сувенирной лавки, в которой только что покупала подарки.
— Вечерняя молитва, — он быстро выскочил из-за прилавка, и его место немедленно заняла пожилая женщина, которая возникла ниоткуда, словно из-под земли.
Я оказалась в центре толпы. Какой-то здоровяк, торопясь, толкнул меня плечом, и вместо извинений еще и бросил гневный взгляд. Я попятилась и налетела на молодого мужчину, который закричал что-то по-арабски и больно ткнул указательным пальцем в мое плечо.
— В чем дело? — в растерянности спросила я. — Зачем вы так?
— Хара́м! — зло бросил он.
— Что? Какой харам? Простите, я говорю только по-английски.
Он с досадой махнул рукой и скрылся в толпе.
— Прикрой плечи, — пожилая женщина из сувенирной лавки протянула мне платок. — Харам — это нельзя, понимаешь? Строгий запрет! Табу! Ты полуголая, среди мужчин и без сопровождения. Понимаю, что у вас там все по-другому, но здесь это выглядит так, словно ты ищешь мужского внимания. А так как мужчин зовут на молитву, то ты, получается, пытаешься сбить их с пути праведного и заставляешь предаваться греховным мыслям вместо того, чтобы думать о боге.
Это мне еще не хватало! Как же я забыла про платок? Когда мы сели в "джип", я сняла его и положила рядом на сиденье, и там, разиня, и оставила. Но после этого мы со Стасом
