Виктор Эмский - Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину
- Че, че?! Ты чего несешь-то, дефективный?!
- Руки, говорю, вот так вот вытянуты. "Ви-ижу! - говорит, третьим глазом, - говорит, - вижу предначертанное! Сквозь туман, - говорит, сквозь мглу, - говорит, - времен! Не хотите ли, Роман Яковлевич, - говорит, - приподнять занавес, узнать, то есть, про свое светлое будущее. Что вас, Роман Яковлевич, интересует, вы спрашивайте, я отвечу!..
- Ну?
- Что - ну? Вот я и спросил: а не сможете ли, - спрашиваю, сказать, когда наконец "приказ" нам будет?..
- А он что?
- Вот он и ответил мне: "приказа", друг мой, - говорит, теперича и не ждите, потому как "приказа" теперича, не будет вам никогда!..
- Тю-у... Это как это - никогда?
- Ну откуда ж я знаю, - вздыхает Ромка, - это ты у него спроси...
- А ты чего же не спросил?
- Почему не спросил? Спросил...
- Ну?..
- Гну!.. Я спросил, а он мне и отвечает: "Да какой же, Роман Яковлевич, может быть "приказ", когда мировой порядок кончился?!"
- Как наше пиво, - говорит Боб.
И все, конечно, смеются, только как-то на этот раз не шибко весело, недружно как-то, елки зеленые.
Я все шарю и шарю по эфиру - пусто, как шаром покати. Сплошной рев, треск да вой: улла! улла!.. А тут еще компас. Передо мной на столе лежит компас, и сколько я на него ни смотрю, стрелочка мечется, как безумная. Я снимаю наушники. В "коломбине" тихо. Мужики сосредоточенно смолят, стараясь не глядеть друг на друга. Сегодня с вечера не трясет. Не чешется лоб, не зудят последние зубы. Тишина какая-то странная, непривычная.
- Ну, с чертом, похоже, ясно, - говорю я, - а солнце-то, почему все же солнце-то не всходит, господа присяжные?
И они молчат. Все молчат, молчат. А потом Боб гасит окурок о каблук и кладет мне руку на плечо:
- Как говорит наш дорогой старшина: значыть так нада, Витюха...
Глава пятая От рядового М. - рядовому запаса Мы.
Письмо второе
Мотто:
О, дайте мне хоть разок посентиментальничать! Я так устал быть циником. В.Набоков "Лолита"
...Вопросы, вопросы - их с каждым днем все больше - и на все, или почти на все, у меня, сокол ты мой ясный, ответов нету! Что это - ядерная война?.. космический катаклизм?.. международная провокация?.. где стартовики?.. куда подевалась соседняя часть прикрытия?.. где наш начальник связи подполковник Штефан?.. где все остальное человечество?.. Вопросы, вопросы, вопросы! Вот и твой среди них - самый, пожалуй, больной, самый, не побоюсь этого слова, русский: почему не говорит Москва?..
Только сейчас, когда мрак и туман отрезали нас от мира не хуже гулаговского забора с вышками, только сейчас, Тюхин, я оценил чего стоят такие, казалось бы, простые, с детства до дрожи памятные, голосом Левитана, слова: "Внимание! Говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение..." Или такие вот, еще проще, человечнее, но все равно, друг мой, с каким-то скрытым, только нам, советским людям, доступным подтекстом: "Говорит Москва! Передаем сигналы точного времени..."
Да, да - ты опять не ошибся, со свойственной всем истинным лемурианцам прозорливостью угадал - у меня, действительно, перемены, и какие! Чудесное возвращение в ряды наших доблестных Вооруженных Сил благотворно повлияло на меня как на личность. В считанные дни вернулась былая уверенность в себе, возрос дух, окрепла дисциплина, коренным образом улучшилось политико-моральное состояние! Снова, как в юности, в тумбочке у меня Карл Маркс, а в сердце беззаветная сыновняя преданность своему народу, строю, Коммунистической - и оставь эти свои кривые ухмылочки! партии и ее авангарду - ленинскому ЦК и ЦКК. А пропо: в жизни не забуду, как ты, мерзавец, осклабился, когда твой товарищ и коллега, поэт-пародист и парторг К. Комиссаров, Царствие ему Небесное! - негодуя, воскликнул: "Но ведь ты же наш человек, Тюхин!.."
Тьфу!.. Дай дух перевести...
Ну, так на чем мы?.. Ах, да - но это еще не все, не все, друг мой! Однажды ночью на "коломбине", пялясь в инфернальную тьму за окном, я вдруг с какой-то вспышечной, ослепительной ясностью осознал, что все случившееся со мной в пост-армейской жизни - это вовсе не случайность, не прихоть Рока, не игра чьей-то не шибко здоровой, а подчас прямо-таки извращенной фантазии, я понял, Тюхин, что это головоломное мое возвращение в молодость, в милые сердцу наши с тобой шестидесятые - это знак, это мягкий, но решительный шлепок руки Провидения по моему дурацкому затылку, Тюхин! И если ответ на этот вопрос - так что же, о что же, что же все это? - мне неведом, то на вопрос зачем? - на этот вопрос, Тюхин, я могу ответить четко, как на политзанятиях: строго засекреченным способом я переброшен (вариант: передислоцирован) в воинскую часть п/п 13-13 для выполнения спецзадания, суть которого, Тюхин, заключается в том, чтобы со свойственным мне талантом, ярко, вдохновенно, предельно правдиво описать (не путать ударения!) на бумаге самый главный, самый впечатляющий, самый счастливый, кривоухмылец ты злокачественный, этап своей не очень в общем-то замечательной жизни! Речь идет о двух с гаком годах нашей с тобой действительной службы, Тюхин. И чтоб - от первого дня - до последнего, в деталях, в до слезы в носу трогательных подробностях - о спасибо, спасибо тебе за идею, вечное тебе спасибо Кондрат Всуев, комиссар и человек! - чтоб, как в жизни, как в песне, как в жизни-песне - от дверей Сестрорецкого райвоенкомата (помнишь, ты, гад, изловчившись, харкнул на них!) и дальше, дальше! Как привезли нас на Финляндский, как засунули нас в автобусы и три часа катали по Питеру, запутывая следы, дезориентируя провожающих, как потом снова привезли на Финляндский и снова засунули в поезд, но теперь уже в другой - на Приозерск и дальше, дальше, но этого ты, пьяница проклятый, уже не помнишь, разумеется. Как торчали потом два месяца в карантине, в лесу в тринадцати - обрати внимание, Витька! - километрах от населенного пункта с нечеловеческим наименованием Куохоокоонмякки, где под ноябрьские и приняли присягу - помнишь: "Я, гражданин Союза Советских..." ...Господи, аж комок в горле... Как ехали потом - через Питер, через Псков, через Вильнюс, а как доехали, бля, до Бреста, тут и поняли: значит, точно - за кордон, хорошо хоть не в Монголию! Эх, гудбай, родина-Россия, ариведерчи, белые березы!.. Помнишь, жидомасон, серенький, мышиный какой-то рассветец за Познанью? Сральники в вагонах были закрыты, на станциях нас, шпану, категорически не выпускали и вот эшелон тормознул у тридевятого столба и по вагонам разнеслось: "Все, кому невтерпежь, а-аправиться!" О, какой это был порыв, ты помнишь, Тюхин? Но и тут начальник эшелона товарищ полковник Беднев не растерялся. "Эшело-он, ра-ассредото-оочиться!" громовым голосом скомандовал он и через минуту две тысячи соколиков уселись орлами на частнособственнической пахоте. И было утро, и ошарашенный поляк на всхолмье, сорвавший зачем-то с головы картуз, не знал что и делать - то ли на чем свет стоит крыть нас по-русски в Бога и в душу, то ли дзенковать по-польски свою Матку Боску ченстоховску! "Ничего-ничего, органика основа урожая!" шурша газеткой, заметил оказавшийся рядом со мной рядовой Т., а когда залезали в вагон, он оглянулся и, присвистнув, воскликнул: "О поле, поле, кто тебя?.." Вот после этого мы с ним и скорешились, Тюхин... И вот уже Германия, которую мы и видели-то разве что из окна боевой машины да с караульной вышки... Ты помнишь свой первый в жизни караул, Тюхин? "Стой, кто идет!.. Разводящий, ко мне! Остальные, на месте!" Помнишь рассвет за капустным полем, ежики в ежевике, первая пичужка - Господи, да неужто наш русский воробей?! - и такая тоска, такая тоска на душе, когда только представишь себе, сколько их впереди, таких же бессонных рассветов! И такие мысли, такие слова, Тюхин, - даже Борьке нельзя их доверить, одной лишь бумаге - она, как известно, все стерпит... А старшина Сундуков! Помнишь, как ты с разбегу столкнулся с ним в коридоре? Как он рявкнул: "Хвамылия!" И ты, как завороженный, вперясь в его лобную бородавку, пролепетал: "Никак нет, не Хвамылия, я рядовой М.!" "Ну ту, шу ты "эм" - это и невууруженным глазум выдно!" - зловеще проскрежетал старшина и вдруг взял тебя за бляху и крутанул ее: "Р-раз!" И еще разок: "Два-с". И еще: "Тры-с!.." Тринадцать нарядов вне очереди накрутил он тебе, кособрюхому! И это было начало, только начало - помнишь?! А как провожали демобилизованных! Как они неловко становились на одно колено и целовали красное знамя, и глаза у них после этого становились красные... А как мы, идиоты, все гадали перед сном: подсыпают или не подсыпают? Ну, разумеется, подсыпают, только вот куда: в суп, в чай?.. И почему тогда совершенно почему-то не действует?.. А как ты на учениях принес шифровку в штабной фургон! Там у них была такая карта Европы, вся в кружочках и крестиках, черных, синих, красных, вся в цифрах, бля, помнишь, Витька? 5 - клт (килотонн), 10 мгт (мегатонн)... А в кружочках с крестиками города, на фиг: Мюнхен, Дюссельдорф, Прага, Париж... Эх!.. Но зато, как наш батя, полковник Федоров, водил колонну по автобанам, как он матом, елки, по рации, на весь земной шар!.. Та-ти-ти-та!.. Короче, схватываешь: обо всем, что было, от первого дня до последнего, и как на исповеди - ты хоть раз был на исповеди, нехристь? - как на духу, дружок ты мой разъединственный, распоследний, тюха ты этакий - сечешь?.. И чтоб все и радости, и огорчения, и ложки, и Матильдины мандавошки, кроссы, марш-броски, письма от мамы, занятия строевой, чистка картофеля - помнишь, подлец, как ты накормил родную бригаду картофельным пюре? Ну как же - терпеливо выколупывать глазки это не для нас, не для Тюхиных, вот ты и подбил меня, провокатор, прокрутить все три тонны в машине до полного их - червоточин и глазков - исчезновения, и картошечка, Тюхин, получилась хоть и с виноград величиной, зато такая, бля, диэтически чистая!.. "От лица командира батареи - пять, бля, нарядов вне очереди!" "Есть, бля, пять, на фиг, нарядов!"... А как вы с Борькой назюзюкались, когда дневалили по офицерскому клубу! Как тебя Сундуков раздевал, как с тебя, трупа, сапоги стягивал: "Ну хту ж так пьют, хту ж так пьют?! Зукусывать нада, рудувуй Мы!"... Нет, и все же - как наш батя водил колонны! Сто машин, как по ниточке, со строго выдержанным интервалом, со скоростью 90 км в час - класс, елки зеленые! Йех, с ветерком! Ты в голове колонны, я, как всегда, в хвосте: "Дуэль, Дуэль - я Сатисфакция. Как слышите меня?.."
