Михаил Анчаров - Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

- Ну и где же выход? - настороженно спросил Аркадий Максимович и тем самым спросил неосторожно.

- Может быть, надо переменить взгляд на цивилизацию, - сообщил Сапожников. - Цивилизация - это, конечно, прежде всего совершенствование орудий труда… Но где доказано, что орудия труда должны быть такими, какими мы привыкли их видеть?

- То есть? - спросил Глеб.

- А если они живые?

Ах, Глеб, Глеб! Тебе стал нужен Сапожников. Интрига твоя злая, веселая и безошибочная. За то, что ты заступился за Аркадия Максимовича, Сапожников снова, как в давние дни, пошел с тобой на сближение.

Но вышел казус. А казус - это почти конфуз. Это когда человек все рассчитал и стал действовать, ан все и вышло наоборот.

По формуле все сходилось - Глеб берет Аркадия Максимовича под крыло и получает расположение Сапожникова. Это раз. Глеб совершает это в раскованном и свободном стиле и тем приводит в восторг Филидорова. Потому что Филидоров теперь не просто сбивает в кучу умников разных наук, а таких, которые бы идеи своей профессии подкидывали бы в чужую. Это два.

Один выстрел супротив двух зайцев. Полвыстрела на зайца. Все учел Глеб, от природы лидер. Не учел только одного - себя. Это бывает.

Потому что на этом диспуте Глеб испытал счастье.

Счастлив стал Глеб на этом диспуте и не мог об этом забыть. Вот какое дело.

Безоколичная манера выкладывать доводы, которую Глеб перехватил у Сапожникова, вдруг и внезапно перестала быть манерой и на короткие часы стала свободой.

Но и это еще не весь казус, а только его половина. А вторая половина была в том, Глеб заступился для дела, а вышло, что для души. И это бывает. Если защитишь кого-нибудь, то это безнаказанно не проходит. Привязывается душа к тому, кого защитил.

И вышло так, что это Сапожников ненароком, сам того не зная, положил двух зайцев в потемках застывшей в гордости Глебовой души.

Глеб понял это не сразу, но сразу испугался. А как испугался, так разозлился вдвойне. И это обычно.

- Ты когда-нибудь задумывался о своей судьбе? - спросил Глеб, когда они остались одни, а остальные разошлись, пообещавши прийти прямо на вокзал.

- Сколько раз, - ответил Сапожников.

- Ведь одной сотой того, что ты выдумал, могло бы хватить…

- Отстань, - сказал Сапожников.

- А все же?

- Я предоставляю мозгу думать. Видимо, для меня надо так.

- Ты житейский дурак, - сказал Глеб. - Идеи продаются. А ты пытаешься их всучить даром. Понимаешь, - ты выпал из нормы. Если ты изобрел что-то или думаешь, что изобрел, - оформляй заявку и отсылай. А если ты совсем умный, то сначала проведи патентный поиск, все равно заставят, чтобы узнать, не опередил ли тебя кто. А ты придумываешь что-то и тут же выбалтываешь… Что происходит?

- А что происходит? - как эхо спросил Сапожников.

- У моего знакомого есть сука, - сказал Глеб - Не ругайтесь, - сказал Аркадий Максимович. - Я не люблю.

- Нет. Реальная собачка женского пола, - сказал Глеб. - Она родила щенят. Мой знакомый - интеллигентный человек, хотел раздать щенков даром. Ветеринары ему сказали - хотите, чтобы щенкам хорошо жилось у новых хозяев? Продайте их. У хозяев будет к ним са-а-авсем другое отношение.

- У меня у самого баек сколько хочешь, - перебил Сапожников.

- Ты проиграл свою жизнь, - сказал Глеб. - Никого ты не отстоял, никого не защитил. Благородные мотивы изобретательства? Пожалуйста. Только надо, чтобы все выдумки были реализованы, благодетель. И реализованы тобой! Пойми ты, иначе часть их пропадет в суматохе и шутовстве, а часть - разворуют паразиты. Пойми - ты развращаешь людей. Ты плодишь паразитов.

- Это верно, - подтвердил Сапожников. - Это я понял.

- Ты пойми - ты придумал себе абстрактного человека, а человеки все разные. То, что нужно одному, для другого отрава. Ты асоциальный тип, понимаешь? Кого ты защищаешь? Кого?

- Себя… Свою натуру, - объяснил Аркадий Максимович. - У него такая натура. Он защищает право быть самим собой.

- И все?

- Не так мало, - возразил Аркадий Максимович.

- Нет, - сказал Сапожников. - Еще кое-что защищаю.

- Что именно?

- Выдумки. Саму способность и необходимость выдумывать.

- Ясно, мы ленивы и нелюбопытны, - поморщился Глеб. - Это для школьников и старо.

- Верно. Нелюбопытны, - сказал Сапожников. - И если мы хотим, чтобы мир стал миром, мы должны совершить скачок в самом способе мыслить. Я не настаиваю, но мне так кажется.

- Бытие определяет сознание, а не наоборот.

- Точно, - сказал Сапожников, - я так думаю, что мое бытие и определило мое сознание.

- Не корчи из себя праведника, - сказал Глеб.

- Я праведник? Во мне дерьма не меньше, чем в тебе. Просто я догадался, что, если мы хотим, чтобы от каждого по способности и каждому по потребностям, надо менять потребности. Иначе придет один болван и заявит, что у него потребность владеть миром. А где набрать вселенных, чтобы по штуке на рыло?

- Ты сумасшедший, - сказал Глеб, - нет, ты нормальный кретин, ты даже не Дон Кихот. Тот хотя бы был благородный сумасшедший, и принято ему сочувствовать.

Лично я не сочувствую. Считают, что его образ плодит прекрасных безумцев… Его образ плодит диссертации Мухиной, которая спит, жрет и портит бумагу, и ее вполне устраивает, что Дон Кихот бумажный. Живые Дон Кихоты ей не нужны… Ты никому не нужен, Сапожников, у Дон Кихота был хотя бы один верующий - Санчо Пансо, а у тебя и его нет.

- Есть, - сказал Сапожников.

- Кто?

- Ты, - сказал Сапожников.

- Я?!- закричал Глеб.

И Сапожников первый раз в жизни услышал, как кричит Глеб. Он кричал громко.

На тебя падает камень. Это, конечно, не очень хорошо, но один раз будет правильно отскочить, и даже второй. Рефлексы нужны. Рефлекс - это ответ, реакция на воздействие извне, и даже безусловные когда-то, видимо, были условными.

Но потом надо будет придумать, чтоб на тебя камни не падали. Ходить другой стороной или построить навес. То есть или бежать, или бороться. Это выход. Но выход по линейной логике рефлективный, реактивный - ответный. Так поступали тысячи лет - или избегали, или боролись.

Другой же способ не рефлективный, не реактивный. Он результат нелинейной логики.

Судите сами. Линейная логика - камни надают. Следовательно, надо бороться или драпать. Нелинейная логика - камни падают - надо это использовать.

Вот взять хотя бы метод дихотомии - такой способ поиска. Надо найти иголку в стоге сена. Делят его пополам. Отбрасывают ту половину, в которой заведомо нет иголки. Оставшееся сено опять делят и отбраковывают заведомо пустую. И так и далее. Таким методом можно найти одну молекулу в космосе. Машина делает это быстро. А Сапожников с детства не верил в слово "заведомо" и считал метод очень удобным, но ограниченным и искал там, где другие отбрасывали. И чего достиг?

Кустарь-одиночка без мотора. Мог бы достичь и большего.

Все это доктор Шура рассказывал Вике, когда они с Толей спешили на вокзал проводить Аркадия Максимовича, уезжавшего в Ленинград. А как вы помните, Толя любил таких людей, как Сапожников, и это ему зачтется.

- Вика… - окликнул Толя институтскую свою приятельницу. - Какими судьбами?

- Толик!

- Вика, почему, когда ветра нет, ты в штанах, а когда ветер, ты в короткой юбке?

- Прекрати…

Вика поймала свою юбку, и Толя познакомил ее с доктором Шурой.

Ну то-се, и доктор Шура с негодованием рассказал о дихотомии и о сапожниковском к ней небрежении.

- Представляете себе?

Но Вика сказала:

- А почему только два способа искать иголку в стогу? Либо по соломинке перебирать, либо ваша дихотомия? Да и как еще узнаешь, что вместе с ненужным и нужное не выкинешь?

- Третьего не дано, - сказал доктор Шура.

- Ну да, не дано!.. - не согласилась Вика. - Если иголка важная, можно стог поджечь. Если нельзя поджечь - можно промыть. Если нельзя промыть - можно просеять через магнит. Я вам еще сто штук придумаю.

- Ты знаешь, - сказал Толя. - По-моему, ты Сапожникову годишься.

- Главное, чтобы он так думал, - сказала Вика.

Доктор Шура поскучнел.

- Ну, вы идете?

- Да уж опоздали, пожалуй, - сказал Толя.

И доктор Шура пошел на вокзал один.

- Я ничего не успел для нее сделать, - сказал Аркадий Максимович, когда стоял уже на площадке, а молодая проводница плиту - ступеньку опускала.

- А ничего и не надо, - успокаивал его Сапожников. - Сначала Атлантиду буду кормить я. Она ко мне привыкла. А когда уеду - у моих друзей поживет, у Дунаевых.

К Нюре всякая живность липнет.

- Как бы она меня не разлюбила за это время.

- Что она, человек, что ли? - сказал Сапожников. - Чересчур многого вы от нее хотите.

- Чересчур умные все стали, - сказала проводница.

Поезд тронулся. Проплыли белые вывески на вагонах - откуда идет поезд и куда.