Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
– Ты на приколе, я не понимаю? – спрашивает он, отсмеявшись.
Угрюмо молчу. Да, я определенно на полном приколе, раз решилась предложить ему такое. И что у него, в конце концов, с речью?!
– Ладно, – выдавливаю наконец, – не хочешь, не надо. Попробовать стоило.
И разворачиваюсь, чтобы уйти, но Руслан говорит:
– Подожди.
Слышу, как соскакивает со стола и догоняет меня в пару шагов, трогая за локоть.
Обернувшись, смотрю на него снизу вверх. Высокий, зараза. Плечи широкие, фигура крепкая, на лице печать вечной претензии к жизни. Никогда бы с таким не связалась, если бы не прижало.
– Ну? – спрашиваю совсем не вежливо.
– Это здесь тебя травят?
Я пожимаю плечами, отводя взгляд:
– Да.
– Так же, как тогда на улице?
– По-разному бывает. Тебе зачем? Это интервью?
Парень улыбается, смотрит на меня с пытливым любопытством. Проговаривает медленно:
– Я думал, издеваются над странными. Или над тихими. А ты такая кусачая, Дания. Так в чем же дело?
Я вдруг понимаю, что не дышу. Рус очень меня смущает. И взгляды его, и повадки, и интонации – все слишком нахальное. Чувствую, как его энергетика давит меня.
В дверь стучат, и трудовик глухо спрашивает:
– Данька, нормально все?
Делаю судорожный вдох. Прекрасно, хотя бы эта функция восстановлена.
– Да, дядь Миш! – отвечаю, не отводя взгляда от Руслана.
– А прилично? – не сдается учитель.
– Более чем!
– Урок скоро, давайте там закругляйтесь.
– Хорошо, – отвечаем с парнем в один голос.
Я делаю шаг назад и скрещиваю руки на груди. Повыше поднимаю подбородок и сообщаю ему:
– У меня есть блог о книгах. Вот и вся моя вина. Очевидно, мой дебильный класс не в состоянии осознать, как кто-то может читать, – это слово выделяю особенно агрессивно, – и вообще открыто проявляться в медиа пространстве.
– Ого. – Парень вскидывает брови и несколько раз со значением кивает. – А ты реально начитанная девочка. Тебя без словаря хрен разберешь.
Стушевавшись, отворачиваюсь. Вообще-то я не всегда так разговариваю. Просто в школе привыкла нарочито выпячивать свое отличие от остальных. Так оно не кажется стыдным.
Потянувшись к левой руке, среди браслетов я на ощупь нахожу резинку для волос. Оттянув ее, щелкаю себя по запястью. Звук достаточно громкий, и мне это не нравится, но лучше я еще ничего не придумала, так что проделываю тот же фокус еще три раза, чтобы ощутить жжение на коже, а вместе с тем – облегчение.
– Ты зря так. Над тем, что именно я читаю, они тоже стебутся. Там не список школьной литературы.
Мой рыцарь приподнимает один уголок в неопределенной ухмылке. Потом спрашивает:
– А мне какая выгода, если я соглашусь?
– Эм-м-м, – теряюсь сразу же, ведь я об этом не подумала, – не знаю. А что тебе нужно?
– А сосаться будем?
Я морщусь, а он смеется, откровенно забавляясь надо мной. Затем открывает рот и высовывает язык, наглядно демонстрируя, что имеет в виду.
– Придурок, – выдыхаю сердито и собираюсь сбежать, когда Рус снова ловит меня за локоть.
Говорит уже серьезно:
– Характеристика нужна из школы хорошая.
Я радостно киваю, напав на след. Мне вдруг кажется, что в конце тоннеля загорается довольно яркий свет.
Говорю:
– Их секретарь директора пишет, у нас хорошие отношения, я могу попробовать попросить.
– А со школьным психологом?
– С ней тоже! – выпаливаю радостно. – У нас молодая девушка работает, после универа пришла, проблем не должно быть.
– Молодых девушек я люблю, – ухмыляется Рус.
Не сдержавшись, закатываю глаза, одновременно качая головой. Он отталкивающий и немного пугающий. Но, если парень кажется таким мне, значит и мои одноклассники увидят то же самое. А следовательно, отвалят еще на какое-то время. Тем более после того, как Адаменко и Базоев получили от Руслана унизительных люлей.
– Так ты согласен?
– Ну допустим. И когда мы «расстанемся»?
– В смысле?
– Ты же не думаешь, что я в этих неведомых отношениях буду весь выпускной класс? Помощь помощью, а трахаться хочется.
Я не сдерживаю презрительную гримасу, а глаза снова стремятся куда-то наверх, едва не разворачиваясь куда-то внутрь головы. Что за отвратительный мужлан! И наверняка сексист, каких поискать.
Я передергиваю плечами и роняю скупо:
– Месяц.
– Не до хрена ли?
Честно говоря, я сама не понимаю, почему назначила такой срок. Может, хочется пожить спокойно хоть немного, а, может, рассчитываю на то, что за это время что-то изменится. Вдруг мой класс отвыкнет за четыре недели буллить меня? Успеют переключиться на кого-то другого?
Пожимаю плечами и молчу. Если он будет торговаться, то я, конечно, уступлю, но Рус вдруг усмехается:
– Окей. А сосаться-то будем? Ты не ответила.
– Не будем, – отвечаю твердо, награждая его высокомерным взглядом.
– И как тогда тебе поверят?
– А что, без этого отношений не бывает?
Вместо ответа Руслан выразительно хмыкает и дважды приподнимает брови. Выходит игриво и даже забавно, но мне не хочется ему улыбаться.
Строго говорю:
– Никаких поцелуев. Как было в холле… так не надо делать.
– За жопу можно ущипнуть?
– Издеваешься?
Он смеется искренне, склонив голову. Скрещивает руки на груди и самодовольно сообщает:
– А если сама попросишь потом?
– Блин, Руслан! Надо будет – попрошу! Но смирись, этого никогда не случится.
– Посмотрим, птичка.
Он подмигивает и протягивает мне руку. Я тут же вкладываю свою ладонь в его и крепко сжимаю пальцы. Это мой гарант спокойной жизни на ближайшие четыре недели. Если, конечно, все пройдет так, как нужно. И, чтобы это проверить, я решительно иду вперед и толкаю дверь перед собой.
А Рус тихо проговаривает за моей спиной:
– Соглашаюсь только на сегодня. Вечером еще раз обсудим.
Затормозив на пороге, отстраненно наблюдаю, как трудовик снова скидывает флягу в ящик стола, и спрашиваю через плечо:
– Какая у тебя фамилия?
Руслан наклоняется и вкрадчиво шепчет мне в ухо:
– Капралов. Хочешь себе такую же?
Игнорируя дрожь, которая охватывает тело, я заставляю себя двигаться. Запускаю руку в волосы и сжимаю пальцы у корней, чтобы больно стало и голове, и рукам. Он просто шутит, а мне стоит вернуть себе самообладание. Боль никогда не подводила.
– Дядь Миш, – говорю с укоризной, – ты бы хоть дверь запирал.
Он улыбается и разводит руками:
– Да я че-то…
– Угостишь? – тем временем спрашивает Капралов.
– Малой еще, – отрезает трудовик и добавляет, спохватившись, – и это… мне нечем! И давай-ка на «вы» ко мне, такие привилегии только у Даньки. Все, идите! Ходят, ходят, работать мешают.
Рус ухмыляется, но на секунду мне кажется, что скорее скалится. Оторопь берет оттого, как от него иногда фонит враждебностью.
Я тяну его за руку и в коридоре сообщаю
