Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
– Говорят, он подмешивал в краски кровь своих натурщиц. Вряд ли, конечно. Но я так и не узнал, правда это или нет.
Вокруг нас все увлеченно болтали уже на другие темы. А я не могла оторваться от этих гипнотических картин. Они напоминали детский калейдоскоп и психоделический трип одновременно. Для полного погружения не хватало только звуков этнических барабанов или китайской флейты.
Дементий продолжал свой рассказ, который я слышала, как в тумане:
– Когда он приехал к нам в город, я решился. Раз он сам едет к нам – это знак. Подошел, рассказал о впечатлениях от выставки, вскользь упомянул, что тоже художник. А он так живо заинтересовался этим. Я показал свои работы, он долго расспрашивал меня о вдохновении, о моей жизни. Сказал, что видит мой надлом, из которого можно «вытащить» подлинные шедевры.
– Дима, как к нему попасть?
Глава 4. Марк Куинн. «Я сам»
Всю ночь я читала про Адама и его арт-резиденцию. Он основал школу на острове Paradise у побережья Северного Вьетнама почти пять лет назад. На странице его сайта с отзывами фотографии загорелых, с уверенно-расслабленными взглядами людей говорили красноречивее их коротких словесных впечатлений. «Мы свободны! Мы творим! Мы создаем свои собственные миры!» – радостно кричали их живые лица. Они одновременно казались и родственными душами, и кем-то возвышенно недостижимым.
Но попасть в школу не просто, даже за деньги: нужно пройти отборочный тур («отправить свою лучшую работу»), а затем из всех прошедших будет выбран один человек, который получит стипендию на трехмесячное обучение. И это единственный вариант для меня – для остальных обучение («творческая терапия», как называлось это на сайте) стоило более сотни тысяч за три месяца. Среди участников не было каких-то громких имен, поэтому я начала сомневаться. Очень легко находить предлоги отказаться, когда боишься проиграть.
Я уже навела курсор мышки на крестик, чтобы закрыть страницу сайта и больше не возвращаться к нему, как мой взгляд задержался на фотографии Адама в окружении его учеников. В его темных глазах отражалось все знание боли и примирение с ней. Даже дыхание замирало, встречаясь с его тысячелетним, по-звериному мудрым взглядом.
Если в подлинности отзывов на сайте я сомневалась, то в рассказе Димы сомнений не было. То, что известен он только в нашем регионе, да и то в узком кругу лиц, меня не смущало – Адам и не обещал славы. Но то, что Дима нашел себя и теперь беззастенчиво может выражать свои эмоции и мысли в творчестве – это вдохновляло. Даже несмотря на то, что его картины мне не нравились.
Я решила отстраниться от отзывов на сайте и поискать информацию в интернете. Среди объявлений о наборе в его арт-резиденцию на сторонних ресурсах я нашла парочку интервью бывших учеников – успешного художника из Нижнего Новгорода, который рассказывал почти то же самое, что и Дима: «засыпали раны солью – катарсис – освобождение творческой энергии», и писателя, выигравшего местечковую литературную премию:
«Я поверил в себя только тогда, когда оказался в окружении таких же неуверенных, но талантливых ребят (прим. редактора статьи: «В некой арт-резиденции “Джунгли” на острове, во Вьетнаме, под руководством известного художника Адама»). Здесь, в городе, я не знал, как начать творить, не боясь чужого мнения; как найти внутренний баланс, при котором мои демоны будут не убивать меня, а питать творчество».
Также была заметка про пропавшую из арт-резиденции девушку – ее мать называла Адама сектантом и обвиняла в убийстве дочери. Но, копая глубже, я нашла информацию о том, что девушка сбежала из школы с каким-то австралийцем – украла у ребят ценности и отправилась в вечную кругосветку. Она же была виновата в еще одном странном происшествии – самоубийстве одного из участников «Джунглей».
Форум писателей Петербурга посвятил этому событию целую тему: Матвей, покончивший с собой парень, был подающим надежды поэтом. Писатели с форума нашли в его стихах послания к этой девушке и сделали вывод, что из-за нее он и решил броситься со скалы на камни. А арт-резиденцию они не слишком остроумно окрестили адским местечком на райском острове, приписав ей несколько леденящих кровь легенд. Но ни одна из них не подтверждалась реальными фактами.
Даже больше самой резиденции меня интересовал Адам. Это его короткое и емкое имя без фамилии, как будто бы этим он говорил: «Все остальное обо мне скажут мои картины».
Я нашла совсем немного информации о его выставках, хотя повсеместно встречалось: «Его выставки были самыми громкими событиями культурной жизни Санкт-Петербурга».
За ту ночь изучения биографии Адама я узнала в подробностях только об одной выставке – «Мои бывшие». Она действительно потрясла всех. Не столько исполнением (хотя мне оно показалось прекрасным), сколько идеей.
Каждая картина называлась женским именем. «Катя. Март – апрель 2012»: на холсте кроваво-красный силуэт то ли гитары, то ли девушки, абстрактно-экспрессивный, написанный крупными мазками. «Света. Июнь 2011»: темно-красный, почти коричневый, отпечаток правой ладони с подтеками краски и каплями, похожими на кровь. «Анжела (она так назвалась). 1 января 2012»: отпечаток губ алого цвета, неприятно раздутых, как будто бы лицо человека прижали к стеклу. И так далее. Выставка открылась в августе 2013 года и почти сразу же закрылась. Где-то писали, что после первого дня, где-то – после двух-трех дней. Большинство возмутилось «воспеванием насилия», видимо, поэтому упоминания о выставке встречались в основном в негативном ключе.
Но я нашла (теперь я гуглила не по псевдониму «Адам», который появился позже, а по настоящему имени: «Владимир Адамов») несколько коротких интересных интервью, которые у него взяли альтернативные газеты, часть из них уже не существующие сегодня. Особенно мне понравилось интервью интернет-порталу, посвященному современной граффити-культуре:
– Правы ли люди, называющие тебя женоненавистником и садистом?
– Я просто рисую, а идею люди проецируют со своих мыслей. Может быть, меня просто восхищает красный цвет? Его ярость и страстность. Если кто-то видит в картинах упоение насилием и издевательство над женщиной, то он берет это только из своей головы. Если они не слышат музыку красоты красного цвета, то уроды – они, а не я.
– То есть ты не подразумевал никакого садистского наслаждения?
– Для меня красный – равно красивый. У каждой девушки в моей жизни есть свой оттенок красного цвета. Своя индивидуальная красота.
– Но ты ведь понимал, что название очень провокационное?
– Да.
– Это способ привлечь внимание.
– Если бы я не желал
