Кто прав? - Фёдор Фёдорович Тютчев
Второй роман «На скалах и долинах Дагестана» исторический. О событиях, происходящих в нем, о борьбе с Шамилем автор мог узнать только от армейских ветеранов да по историческим документам, которые ему, видимо, пришлось изучить Но и здесь он не далек от истины в изображении происходящих событий, их он списывает с тех стычек с горцами, которые еще застал. А его герои это по-прежнему сослуживцы Ф Ф Тютчева, начальники и подчиненные пограничного офицера, несущие охранительную службу на дальних рубежах России.
Произведения следующего периода творчества Ф Ф Тютчева времени русско-японской войны сравнительно долго ждали выхода в свет Автор не спешил с их публикацией, тщательно разбирая свои военные дневники И не случайно, что в них будет немало от очерковой манеры, характерной для творчества многих русских писателей современников Ф Ф Тютчева Достаточно назвать А В Амфитеатрова, Вас Ив. Немировича Данченко, Д. Л Мордовцева и других
Долго ждала своей публикации повесть «На призыв сердца» которая вышла только шесть лет спустя после окончания войны, другая «Сила любви» перед самым началом первой империалистической войны
И в той, и в другой повести, которые во многом сходны сюжетами, героинями выступают молодые сестры милосердия, Татьяна Михайловна и Надежда Ивановна. Следуя патриотическому долгу, движимые силой любви к своим избранникам, и та и другая приезжают на театр военных действий. Примерно одинаково развивается и действие в повествованиях. У одной муж оказывается в плену у японцев, и она отправляется его искать за линию фронта, в результате чего погибает от рук хунхузов. Для другой события складываются гораздо счастливее. Она находит своего раненого жениха и с помощью бежавшего из плена русского солдата и старика китайца благополучно возвращается в расположение русских войск. По ходу разворачивающихся событий описываются малоизвестные эпизоды начального периода войны когда еще не определилось неизбежное поражение России, но уже предугадывалась такая возможность. На необычайно живописном фоне маньчжурской жизни развертывается почти сказочное повествование о силе любви русских женщин, бесстрашно отправившихся в японский тыл, чтобы выручить любимых.
Наконец последний период представлен в нашем сборнике повестью в письмах «Гордиев узел» Идет первая мировая война. Действие повести развертывается на русско-австрийском фронте. Подробности военного быта в повести увидены автором в самой жизни, поэтому необычайно заинтересовывают. Здесь, как и в романе «Кто прав?», основу повествования составляет тот треугольник любовно-психологической интриги, который придает трагический оттенок описанному происшествию.
Завершает наш сборник произведений Ф. Ф. Тютчева его, пожалуй, самая важная работа — очерк об отце «Федор Иванович Тютчев (материалы к его биографии)». Хотя на него и ссылались последующие биографы поэта, но сам очерк ни разу в наше время не переиздавался. Здесь писатель-сын раскрыл одну из сторон личности Ф. И. Тютчева, задав вопрос, «как могло случиться, что поэт и мыслитель, государственный ум такого масштаба, каким он был, «прошел если и не совсем бесследно, то, во всяком случае, не сыграв в истории России и десятой доли того, что он при его данных должен был сыграть?»
Если задуматься всерьез, с полным пониманием отнестись к тому, что пишет, отвечая на этот вопрос, сын поэта,— во многом с Ф. Ф. Тютчевым надо согласиться.
Мы настолько привыкли уже к характеристикам мировоззрения поэта, исходящим из анализа общественно-политических взглядов его, что явно упускаем ту сторону, на которую его сын обратил, может быть, даже слишком повышенное внимание. Действительно, для великого поэта та сторона его жизни, его сложной и противоречивой личности, которую Ф. Ф. Тютчев называет «каким-то особенным, даже редко встречающимся в такой степени, обожанием женщин и преклонением перед ними»,— чрезвычайно значительна. И если сравнивать поэта с кем-либо, то — не менее чем с Данте, с его философией Любви и Женщины. Прекрасно сказал об этом Ф. Ф. Тютчев в статье о своем великом отце: «Как древнегреческий жрец, созидающий храм, населяющий его богами и затем всю жизнь свою служащий им и их боготворящий, так и Федор Иванович в сердце своем воздвиг великолепный, поэтический храм, устроил жертвенник и на нем возжег фимиам своему божеству — женщине».
Трудно, да и невозможно в одной статье рассказать о всем жизненном и литературном пути замечательного русского военного бытописателя Ф. Ф. Тютчева. В статье осталась нераскрытой его журналистская деятельность, которой, как уже говорилось, Федор Федорович занимался параллельно с писательским трудом всю свою сознательную жизнь. Еще ждут своего разбора и, возможно, публикации великолепные дневники военного журналиста, которые он подробно и добросовестно вел на протяжении многих лет. К счастью, часть из них перед смертью успела передать в Овстугский музей Ф. И. Тютчева дочь писателя, Надежда Федоровна Тютчева. Думается, что настоящий сборник избранных произведений Ф. Ф. Тютчева будет с интересом встречен читателями. Русская литература той поры во многом «обходила» тему армии, хотя, как и во все времена, ее ядром были миллионы людей, преимущественно крестьян, одетых в солдатские, шинели. Не надо забывать и то, что в составе русской армии были не только бурбоны-офицеры и невежды-генералы. Были офицеры, входившие в состав «Народной воли», были выдающиеся военные деятели, продолжавшие суворовские традиции. Достаточно назвать Д. А. Милютина, с именем которого связаны выдающиеся преобразования русской армии в эпоху реформ, или замечательного военного писателя М. И. Драгомирова. Это ведь из их среды вышли потом выдающиеся советские военачальники Б. М. Шапошников, Д. М. Карбышев, Е. А. Снесарев и многие другие. Были в их среде и замечательные военные писатели, к которым мы можем причислить и Федора Федоровича Тютчева.
ГЕННАДИЙ ЧАГИН
Кто прав?
(Из одной биографии)
Роман
I
Всего только месяц прошел с того дня, как похоронили нашего товарища корнета1 Чуева, а мне кажется — это было так давно, так давно, что даже некоторые подробности как похорон, так и его смерти начали изглаживаться из памяти. Умер Чуев не своей смертью, а — как он часто мечтал — самоубийством.
Кончить с собою, «изобразив из своей башки мишень для револьвера», как он сам выражался, было его заветной мечтою, и вот она теперь исполнилась.
Не скажу, чтобы смерть его кого-нибудь очень изумила, мы все давно уже решили, что Чуев так или иначе, а добром не кончит, или сам себя ухлопает, или лошадь его укокошит, или
