Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский
Голова у меня пошла кру́гом. Версии извивались, теснили одна другую, загорались и гасли, работа оказалась вдруг много сложней, чем я предполагал. Может быть, я все усложняю? Проще надо, без выкрутасов, нагромождать ведь можно до бесконечности. Выбрать одну, стержневую линию — и держаться ее, петляя вокруг по ходу дела. Не так уж много доводилось мне читать детективов, но представление имел достаточно полное. Мелькнула даже мысль, что не для издательства ведь стараюсь — таким знатокам, как Светка с Андреем, шедевры не нужны, закурил очередную сигарету, решительно передернул плечами, настроился. Ладно, подумал, начну, заведусь потихоньку — а там видно будет.
Итак, в квартире найден труп хозяйки — одинокой привлекательной женщины. Кто нашел, если она одинокая? У кого-то был еще один ключ — вошел и увидел? На него — нее? — кстати, может пасть подозрение в убийстве. Зацепка есть. Интересно, что чувствует человек, обнаруживший мертвое тело, тем более кого-нибудь из родных, близких? И почему люди вообще так боятся мертвых? Не примитивные, суеверные люди, а просвещенные, современные, прекрасно понимающие, что никакого вреда ни плоти, ни душе мертвые причинить не могут? Вспомнил вдруг, как сам недавно потом ледяным покрылся, узрев «покойника» в лифте.
Смешная была история. Мы со Светкой ходили в кино, вернулся я поздно, нажал на лифтовую кнопку и стоял, безмятежно ожидая, когда спустится кабинка. Дверцы разошлись, я изготовился уже войти в нее, и сразу же отшатнулся, словно меня в грудь толкнули. Там, скрючившись, лежал мужчина. Несколько секунд, пока не сомкнулись лифтовые створки, я с ужасом пялился на него, недвижимого, ткнувшегося лицом в грязный пол. Потом я еще, не знаю, как долго, обморочно смотрел на закрывшиеся дверцы, лихорадочно соображая, как должен поступить. Почему-то элементарная мысль помчаться домой, позвонить в милицию и неотложку, не приходила в голову. Никого рядом не было, я вконец растерялся. Вдруг до слуха моего донесся какой-то непонятный звук — не то хрип, не то стон. Мой покойник подавал признаки жизни. Облегченно выдохнув, я поспешно снова нажал на кнопку, принялся вытаскивать тяжелое, неподатливое тело на лестничную площадку. И — просто удивительно, что сразу это не случилось, у страха глаза велики! — узнал соседа с пятого этажа, пьяницу и забулдыгу.
История банальная, годная лишь на то, чтобы рассказывать ее для потехи в кругу друзей, но не один еще день хранилось, жило во мне, просыпаясь время от времени, воспоминание о пережитом страхе — мутном, темном, безобразном, унижающем.
Верно говорят, нет худа без добра. Я даже крякнул от удовольствия. Великолепное начало, прекрасная затравка для детектива. Некто поздним вечером вызывает лифт — и обнаруживает в нем труп. Ничего не стоило живописать ощущения этого человека, мне не пришлось бы особенно напрягать фантазию. И от этой печки все должно плясать. К тому же напрашивалось отличное название повести. Заголовок вообще далеко не второстепенное чело для любого сочинения, а уж для детектива, чтобы завлекал, интриговал читателя, подавно. «Убийство в лифте». Звучит? Звучит.
Некто приходит, спускает лифт. Время известно точно. Можно, обойдя жильцов дома, выяснить, кто и когда пользовался лифтом перед тем, рассчитать временной промежуток, в который труп оказался в кабинке. Больше того, по времени, ушедшему на ожидание вызванной кабинки, нетрудно прикинуть, с какого этажа она спускалась. Люди, давно в доме с лифтом живущие и часто им пользующиеся, — а мой Некто именно такой, — неплохо в этом ориентируются. Спустился, допустим, с пятого или шестого этажа. На каждой площадке по четыре квартиры, в них живут такие-то и такие-то. Следователь с ними беседует. Один вернулся после отсидки, другой вообще странный, нелюдимый и агрессивный, третий — мот и аморальный тип, четвертый… — придумывай не хочу. Разные характеры, разные судьбы — уникальное поле деятельности для умеющего писать. И все в одном месте, никого искать не надо. На каждого может пасть тень подозрения. Не забыть бы про извечную старушонку — соседку, на диво наблюдательную, неоценимую помощницу для моего сыщика. Нет оснований полагать, будто убийца обязательно живет в этом доме и на этом этаже — убил, засунул в лифт и убежал к себе, — но должен ведь следователь с чего-то начать. В общем, можно было браться за схему.
Вверху страницы я нарисовал аккуратный прямоугольник. Вписывать в него, как замыслил раньше, имя молодой и красивой? Но теперь, когда тело найдут в лифте, ему уже не обязательно быть стройным и оголенным. Не будет, соответственно, и ковра, на котором оно должно возлежать. Таяла версия о пылком возлюбленном, ревности, мести и прочей эротической ахинее. И вообще мне что-то расхотелось лишать жизни юную и соблазнительную, и уж тем более похожую на Светку. Взбредет же на ум такая блажь! Хороша получилась бы шуточка, ничего не скажешь!
Я сунул в рот новую сигарету, первая спичка не зажигалась, вторая сломалась. Стараясь подавить растущее во мне раздражение, медленно, длинно выдыхая дым, глядел на опорочивший чистую страницу магический прямоугольник. А Светка-то, Светка! Даже если бы я ей был никто! Пригласить в гости, вырядиться в новое платье и усадить за стол ненавистного мне — знала ведь, что ненавистного! — прощелыгу. Нет, я все-таки убью ее. Не опущусь до того, чтобы она узнала себя в героине моей повести, но погублю. Имя, понятно, дам другое. Не Светка, а Галка. Черная Галка, как и подобает этой смуглянке-молдаванке. А кто она — эта усопшая Галка? Ну, например, лаборантка в каком-нибудь НИИ, где на выходе важное, некоторые державы очень интересующее открытие. Руководитель лаборатории — молодой перспективный ученый, Галка ему симпатизировала, была его правой рукой. Шаблон? Шаблон, конечно, но, если на то пошло, придумать совершенно оригинальный, не виданный и не слыханный ранее сюжет вряд ли возможно. Как любит говаривать мой шеф, все мыслимые сюжеты давно уже записаны в Библии. Главное — как исполнить, преподнести. И
