Гранатовый синдром - Владимир Фиалковский
— Предполагается, что команда на пилораме, если и увидит четырех солдат, подумает, что это отбившиеся от части люди, и не станет сообщать о них в центр, — пояснил капитан, обводя рукой внимательно слушавших его разведчиков. — Зачем беспокоить начальство из-за горстки заблудившихся баранов? Верно?
«Врага за идиота принимает, а нас — за штурмовую бригаду», — подумал про себя лейтенант, а вслух поинтересовался:
— Количество людей и какое вооружение известно?
— Предположительно, их трое-четверо, — откликнулся капитан и, замявшись, добавил: — Возможно, есть снайпер.
— Плохо. Наш снайпер выбыл три дня назад, — нахмурился лейтенант, и, вглядываясь в насупившиеся лица подчиненных, пояснил: — Ушел занимать позицию и подорвался на «лягушке». Повезло, выжил, но теперь это — полснайпера. Ноги оторвало начисто.
В палатке повисла гнетущая пауза. Каждый думал о своем. Капитан впервые видел этих ребят и, не исключено, что в последний. От выполнения задания зависел исход сложной операции, присвоение очередного звания (обещали даже дать подполковника, если все пройдет гладко), а с ним и переезд в столицу, на теплую штабную работу. На войне продвижение ускорялось. Если сравнивать с химической реакцией, то в холодной воде, как в мирной жизни, сахар растворяется вяло, а вот в крутом кипятке его и ложкой можно не перемешивать: исчезает вмиг. Ему обещали прислать самых толковых разведчиков, проверенных в бою, и он здорово зависел сейчас от того, как они выполнят поставленную задачу.
— В общем, — подытожил капитан, прерывая гнусное молчание, — у вас на все про всё не больше двадцати четырех часов. Выполнять!
Отойдя подальше от палатки, один из разведчиков с лычками старшего сержанта на погонах зло процедил:
— А своих почему не посылает на лесопилку, таракан усатый?
— Зайцев, отставить обсуждение приказа! — дежурно отозвался лейтенант, но мысленно был согласен с подчиненным: поставленная задача явно граничила с профанацией.
Особое беспокойство вызывал у лейтенанта вражеский снайпер и отсутствие его в группе. Все разведчики были подготовленными, закаленными не в одном бою, но нехорошее предчувствие от поставленной задачи покалывало в районе желудка, точно так же, когда он, предаваясь ночным возлияниям в баре с друзьями вместо зубрежки, приходил на экзамены и с треском их проваливал. Делиться внутренними опасениями с ребятами не стал, потому что не так хорошо их знал, да и боялся, что засмеют недавнего выпускника военного училища.
Половину расстояния до цели прошли бодрым шагом, в колонну, не прячась, но избегая слишком открытых участков. Вдоль дороги шумели малахитовыми кронами сосны, перемежаемые низкорослыми, хиреющими березками и осинами. «Непроходимые чащи», — лейтенант вспомнил слова капитана и зло усмехнулся. Спрятаться от неприятеля тут было сложно, видимо, досталось здешним деревьям от прожорливой пилорамы. Густой лес начинался в нескольких десятках метров от постройки, скрывая уходящую вдаль грунтовую дорогу, по которой через сутки пройдут родные броневики.
— Жека, ты от сладостей превратишься в шоколадного зайца, подстать фамилии, столько конфет лопаешь, — широкоплечий разведчик-сержант услышал шуршание очередного фантика, исчезающего в кармане сослуживца.
— Ничего не могу с собой поделать, Димон, — обреченно отозвался Зайцев, хлопая себя по второму карману, проверяя запас. — Я мечтаю, что в один прекрасный день все самые вкусные штуки станут некалорийными. Шоколад, сгущённое молоко, жареная свинина…
— Эй, Заяц, прекращай, — вскинулся замыкающий и самый невысокий из всей группы разведчик с густой рыжей бородой, поправляя на ходу автомат Калашникова, — мне свинину нельзя, не упоминай это грязное животное.
— Когда это ты перестал ее жрать, Ваня? — в изумлении обернулся Зайцев на неожиданный выпад, не сбавляя при этом темп.
— Когда с девушкой из Сирии познакомился, — ответил за Ивана Дмитрий, поневоле будучи самым осведомленным, так как утомительные и долгие истории взаимоотношений товарища и его невесты мог слушать только он, этим самым скрашивая время разборки и чистки оружия или в наряде. Дмитрию нравилось слушать других, обнаруживая порой сокровенное, и нередко эти умение и познания выручали его или сослуживцев в конфликтных ситуациях. Он давно усвоил, что всем людям без исключения нравится, когда слушают их, говорят про них, и пользовался приобретенным открытием.
Два с половиной года назад, в ходе разведывательного рейда в одном из поселений, Иван с товарищами напоролись на засаду. Бой длился недолго, враг потерпел поражение, никто не выжил. Когда разведчики уже покидали зачищенный дом, ставшей могилой для боевиков, Иван в установившейся после битвы тишине услышал слабый стон. Возможно, это была провокация: прожженные враги использовали хитрую тактику, когда обвязывали под одеждой минами истекающую кровью женщину или старика, из жалости солдаты подходили к ним в попытке доставить в госпиталь, но вместо этого на воздух взлетали и спаситель, и жертва. Искушенные в действиях врага, ребята все равно не смогли отговорить загоревшегося товарища проверить дальнюю комнату. Окружили по периметру дом, вернее, что от него осталось, и принялись ждать. Через несколько минут Иван вышел, держа на руках женское тело в черной одежде. Ее звали Алифа, отца и братьев которой разведчики уничтожили в этом доме, сделав девушку круглой сиротой. Мать, как выяснилось позже, погибла полгода назад от бомбежки.
Иван привез Алифу в родной городок, надеясь, что она ассимилирует, но вместо этого начал изучать арабский язык, читать книги на новом для себя языке, изучать обычаи и посещать единственную в их местности, мечеть. Сам он вырос без отца, мать, — уговорить ее всегда можно было при помощи налитого до краев стакана, — была не против иноземной невестки. Сейчас, когда Иван сбивал подкованные титановыми пластинками подошвы мощных десантных ботинок, жена уже седьмой месяц носила под сердцем их первенца. Он обещал Алифе, что не пропустит первый вскрик ребенка и жил предвкушением этого момента.
— Специально для тебя, Зайцев, ученые придумали заменители всего, — усмехнулся идущий первым лейтенант, не переставая наблюдать за обстановкой. — Из сои. Молоко, шоколад, макароны, мясо и все остальное. Неужели ты не знаешь? Жри, сколько душе угодно.
— Так ведь там нигде не указано, что калорий ноль, — возразил Зайцев, смахивая ладонью капли пота с длинного носа и стараясь, чтоб не попало на новенький камуфляж. Он гордился пятицветной формой с редкими мятными пятнами, такой ни у кого не было.
— Да, что ты как баба? — сплюнул под ноги на пыльную, забытую дождем, землю Дмитрий, старательно пряча улыбку. — Калории считаешь, потолстеть боишься. Тоже мне, эталон красоты! Для кого себя бережешь?
— Что?! Да, я всю жизнь спортом занимаюсь, из зала с детства не вылезал, — начал кипятиться Зайцев, от возмущения даже замедлил шаг.
Все знали, что тема спорта для Зайцева, обладателя лучшей фигуры в разведроте, отдавалась острой болью
