Две Веры Блаженной Екатерины - Алёна Митрохина
— Научишься, — услышав про машинку, Катерина словно очнулась, — там все просто и по-русски написано.
Муж покраснел и вскочил на ноги, в нем снова закипела злость, и, как все, кто чувствует себя виноватым — а он чувствовал себя виноватым, — начал нападать на жену:
— Ну и дура! Пошла вон! Куда ты пойдешь? Говори, кто он? Кто?
— Перестань, — устало сказала Катерина и пошла в прихожую обуваться. — И ничего мне от тебя не надо, правда.
И улыбнулась.
— А ты ничего и не получишь! — Пашка орал и брызгал слюной. — А диван твой я выброшу! Вот прямо сейчас пойду и выброшу! Рухлядь! Чокнутая!
Катерина с изумлением смотрела то на мужчину своей жизни, то на капли слюны, долетавшей до нее с почтительного расстояния — муж стоял больше чем в метре.
— К ведьме своей пойдешь? — не отставал муж. — К этой старой ведьме?
Катерина схватила сумку и со словами «Почему старой? Ей 64 всего!» вышла из квартиры. Дверь с мягким щелчком закрылась, но она еще долго стояла перед ней и смотрела на рукав куртки с брызгами мужниной слюны — всё ей казалось, что брызги зашипят, как ядовитые, задымятся и прожгут мягкую лайку щегольского изделия.
***
«Старой ведьмой» муж обозвал тетю Веру, к которой действительно отправилась Екатерина.
Вера в строгом, родственном, смысле этого слова тетей не являлась, не была сестрой никого из Катиных родителей. А была Вера женой родного брата второй жены Катерининого отца. Отец — любвеобильный, легко увлекающийся мужчина, честно женился на всех своих возлюбленных: после второй жены была третья — собственно Катеринина мать, четвертая, столь кратковременная, что Катерина даже не успела с ней познакомиться, и пятая, с которой отец жил сейчас в Геленджике и которую Катя видела один раз. Никто, а прежде всего сам отец, наверняка бы не сказал, окажется ли пятая спутница жизни конечным пунктом его жизненного пути, или она — лишь очередная станция, которую рано или поздно, но он непременно покинет.
Впрочем, Екатеринина мать недолго скучала в одиночестве и вскоре после развода с отцом вышла замуж за бывшего однокурсника, переехав к нему в близлежащий райцентр, где разводила георгины, экспериментировала с клубникой и была очень довольна жизнью.
С тетей же Верой с первого дня знакомства и дальше родители поддерживали связь по причине сугубо практической — та трудилась в регистратуре поликлиники, и в ее услугах нуждались. Поликлиника была статусной, в свое время в ней обслуживались работники рай- и горисполкома, а позже, соответственно, региональной и городской администрации. Благодаря этому поликлиника не знала недостатка в специалистах, в том числе узкопрофильных, начиная от стоматолога и заканчивая дерматологом.
Как театр начинается с вешалки, так поликлиника начинается с регистратуры. И в этой регистратуре всю жизнь, больше 40 лет, проработала тетя Вера. Она лихо разводила потоки больных, гася возможные конфликты в зародыше, оставляла талоны «для своих», всегда точно угадывая, к какому врачу и сколько талонов нужно отложить в зависимости от времени года, у нее получалось быть в меру внимательной, в меру строгой, в меру услужливой, в меру независимой. Своей семьи у Веры не было (с мужем, тем самым, что брат второй жены Катиного отца, развелась очень быстро), и поликлиника стала ее семьей. Она помнила имена многих больных, помнила дни рождения докторов и медсестер, одинаково ровно общалась и с главным врачом, и с уборщицей, в общем — любила и уважала всех. Впрочем, эти чувства были взаимны.
Впервые в поликлинику к Вере Катерина пришла еще школьницей, за отложенным для кого-то из родственников талончиком. Вера, чтобы не пускаться в долгие объяснения, отрекомендовала ее другим сотрудницам регистратуры как свою племянницу, сразу отвела Катю в маленький закуток, где стоял стол и чайник, и уселась с ней пить чай с пряниками. Из сладкого Вера любила только пряники, они у нее были всегда: и дома, и на работе.
С этого дня Катерина стала звать ее «тетей Верой» и при любом свободном моменте бежала в поликлинику — поболтать и попить чаю с пряниками. Катерине нравилось сидеть в тесном уголке за маленьким столом, с оранжевой в белый горох чашкой в руках и смотреть, как тетя быстро ищет нужную медицинскую карточку, или выписывает необходимый талон, или выслушивает пожилую пациентку, одновременно заполняя журнал или ставя печати на поликлинических бланках разного назначения. Она всегда была чем-то занята: отвечала на звонки, искала справки, анализы и выписки, писала, говорила, смеялась, спорила, но никогда ни с кем не ругалась. И всегда в этой суете находила время подбежать к Катерине и, взяв из ее рук чашку с чаем, запить неизменный пряник, и, казалось бы, мимоходом взглянув на «племянницу», сразу понять ее настроение и состояние. Много раз Катерина покупала пряники себе сама, но они никогда не были такими вкусными как у тети Веры, быстро засыхали, твердели и становились пресными, а почему, Катерина не понимала.
Когда родители разъехались и зажили новыми жизнями, да и сама Катерина стала взрослой и самостоятельной и жила уже вместе с Пашкой, визиты к тете не прекратились. Правда, теперь Катерина бегала не в поликлинику: там произошли перемены, оптимизация, все стало по-современному строго и технологично. Регистратура представляла теперь открытую стойку, за которой сидели три регистратора, вся информация хранилась в компьютерах, никаких журналов, бумажных талонов и прочих пережитков прошлого больше не было. Не было и закутка с чайником и пряниками, оранжевая чашка разбилась во время ремонта, поэтому традиционные чаепития естественным образом переместились в тетину квартиру, благо, недалеко — в соседний дом.
Года два назад тетя вышла на пенсию, не столько устав от работы, сколько так и не привыкнув к новому порядку с компьютерами, программами, электронными записями и стойкой, за которой она чувствовала себя «портье». «Так и хочется достать ключ от номера и спросить, нужно ли помочь с багажом», — пожимая плечами, объясняла Катерине тетя.
Тете Вере — 64. Маленькая, худенькая, светловолосая и светлоглазая, она была из той породы женщин, про которых говорят «маленькая собачка до старости щенок» или, грубее, «сзади пионерка, спереди пенсионерка». Впрочем, пенсионеркой назвать тетю у Катерины язык не поворачивался. Выглядела Вера замечательно. Если в молодости внешняя бесцветность делала ее незаметной среди сочных ярких подруг, то сейчас сообщала Вериному лицу нежность и свежесть. Всегдашняя худоба превратилась в стройность, невысокий рост придавал легкости. А если добавить сюда любимую манеру одеваться — джинсы, легкая спортивная обувь и огромные цветастые палантины в любой сезон, то,
