Белый кролик, красный волк - Том Поллок
Ингрид — единственная из моих знакомых, кто (а) так же хорошо шарит в математике и (б) такой же дерганый, как и я, поэтому нам просто суждено было рано или поздно изобрести способ перевести наши страхи в числовой эквивалент.
Так возник ЛЛОШКИП.
Линейная логарифмическая шкала качественного измерения психозов (ЛЛОШКИП) рассчитывается следующим образом:
ЛШ (ллошок) = log10 (Т) + log10 (D) — log10 (Р)
Где Т — длительность эпизода, D — случайные повреждения и увечья, выраженные в денежном или сентиментальном эквиваленте, а Р — удаленность от людей, способных оказать помощь.
Мы поклялись друг другу, что, если ЛЛОШКИП когда-нибудь начнут официально применять в научной среде, мы ни за что не позволим сменить название. Моя фамилия Блэнкман, а у Ингрид — Иммар-Гронберг, так что мы могли бы добавить к нашей формуле приставку «БИГ», но сошлись на том, что ЛЛОШКИП идеален сам по себе. Когда ваш персональный сорт безумия размажет вас по полу наковальней, ЛЛОШКИП измерит, насколько сложно вам будет привести себя обратно в чувство. За основу мы взяли шкалу Рихтера: сильные толчки, повторные толчки, степень разрушения. Я вспоминаю кухонный погром: панические атаки как мои персональные землетрясения.
KurtGö[email protected]: Как ты сама вообще?
Последовала пауза, прежде чем она ответила.
[email protected]: У меня была 6.
KurtGö[email protected]: Вот черт!
KurtGö[email protected]: …
KurtGö[email protected]: Ты в порядке?
[email protected]: Ну, да.
KurtGö[email protected]: Что случилось?
[email protected]: Накатило в пятницу, когда я собиралась в школу. Я вдруг поняла, что не могу вспомнить, мыла ли руки, поэтому вернулась и вымыла.
KurtGö[email protected]: Ингрид…
[email protected]: Знаю, но иногда с этим ничего нельзя поделать, сам понимаешь. Папа вытащил меня через 23 помывки.
KurtGö[email protected]: Боже… Хочешь встретиться?
[email protected]: Нет, все в порядке. Ты все равно занят, тебе нужно идти на мамино мероприятие.
KurtGö[email protected]: Вот именно. И все в выигрыше.
[email protected]: А ну цыц. Это будет круто. Музей естественных наук, ты чего! Это же обалденно!!!!!!!!!!!!!!!
KurtGö[email protected]: Имей в виду, когда полиция начнет разыскивать дерзкого похитителя восклицательных знаков, я сдам тебя с потрохами.
[email protected]: Шутник. Иди и будь со своей семьей, Пит. Со мной все будет нормально.
После недолгого колебания я печатаю:
KurtGö[email protected]: Ладно, но если передумаешь, напиши. Я расчищу себе дорогу диплодоковой бедренной костью и примчусь.
[email protected]: Я почти согласна на очередную 6, чтобы увидеть такое. Держись там, ОК?
KurtGö[email protected]: Постараюсь.
[email protected]: 23-17-11-54, Питер Уильям Блэнкман. И x
KurtGö[email protected]: 23-17-11-54, Ингрид Иммар-Гронберг. П x
Я закрыл ноутбук. Иди и будь со своей семьей, Пит.
Своей.
Я никогда не встречался с родителями Ингрид, и она не собиралась что-то менять. Она говорит, что они с трудом верят в травмы, которые не отражаются на рентгеновском снимке.
— Могло быть и хуже, — бормочу я себе под нос. — Могло быть как у Ингрид.
Я сражаюсь с галстучным узлом, когда входит Бел в платье (как всегда, черном — она вообще считает, что в черно-белых фильмах есть один лишний цвет) и валится на кровать.
— Здорово, придурок, — говорит она.
— Привет.
— Класс. Я надеялась услышать от тебя гадость в ответ, а теперь мне просто стыдно.
— Извини, отвлекся. Стараюсь не задушить себя.
Она фыркает и наклоняется ко мне. Узел волшебным образом поддается подушечкам ее пальцев.
— Тут нужны ногти. Теперь получше?
— Да.
— Ты мне врешь сейчас?
— Ты всегда знаешь, когда я вру.
— Потому что мы близнецы. Можешь остаться дома. Она поймет.
Заманчивое предложение, не стану врать, но внутри все переворачивается, когда я думаю о том, чтобы дать задний ход. Нет, так нужно. Нужно быть со своей семьей в важные минуты. Нужно хлопать в ладоши и свистеть, чтобы близкие видели тебя в этот момент. Так ты начинаешь возвращать долги за семнадцать лет без сна и расшатанную нервную систему.
Так поступают все нормальные люди.
— Я пойду.
— Хорошо, — говорит она, снова откидываясь на подушку. — Но ты все-таки расслабься. Никто не будет на тебя смотреть. Черт, даже если бы дядя Питер объявился и начал выписывать свои рождественские кренделя, никто бы на него и не взглянул, так что кончай переживать.
Дядя Питер нам не родственник, а просто дядя Питер. «Кренделя», которыми он развлекает нас на праздники, включают в себя розовую балетную пачку, индюшачий окорок и исполнение «I Will Survive». Подозреваю, что с бананами у меня больше общих генов, чем с дядей Питером.
— Что бы ни было, ты ничего не испортишь, — говорит Бел, положив голову на сплетенные пальцы. — Верь мне.
Я смотрю на нее сверху вниз, и боль в животе немного успокаивается. Я и правда ей верю.
— Я всегда тебе верю, — говорю я. — Ты моя аксиома.
— До чего ж ты странный ребенок.
— Странный — согласен. Но прекрати уже называть меня ребенком. Ты всего на восемь минут старше.
— Это была гонка, и я пришла к финишу первой. Насколько велик отрыв, уже не имеет значения.
С лестницы доносится мамин голос — нас зовут.
Я обвожу взглядом плакаты на стене, ища в них поддержки. Великие математики десяти столетий смотрят на меня в ответ: Кантор, Гильберт, Тьюринг. «Мы все болеем за тебя, Пит», — говорят они. Математический юмор — не стоит их за это винить. Я смотрю на тонкое лицо Эвариста Галуа. «Я сочувствую тебе, Пит, — говорит он. — Я чувствовал то же самое перед тем, как отправился на дуэль в тридцать втором году».
«Эта дуэль убила тебя, Эварист, — напоминаю ему. — Ты получил пулю в живот и скончался в страшных муках».
«Тоже верно, — отвечает он. — Не обращай внимания на мои слова».
Рука Бел находит мою.
— Готов? — спрашивает она. — Это займет всего несколько часов, и я каждую минуту буду рядом. Побудь храбрым несколько часов, постарайся.
На углу стола лежит синий блокнот в твердом переплете. Края его слипшихся страниц скривлены временем. Я не открывал его несколько лет, но было время…
Побудь храбрым.
— Идем, — говорю я.
РЕКУРСИЯ: 5 ЛЕТ НАЗАД
Отступаем! ОТСТУПАЕМ!
Вприпрыжку перемещаясь по местами заиндевевшему тротуару, агент П. У. Блэнкман (отмечен знаками почета за ловкость, отвагу и находчивость) остро ощущал четыре вещи: во-первых, ледяной октябрьский воздух, парализующий легкие; во-вторых, топот кроссовок по тротуару; в-третьих, ветер, щекочущий волоски на его голых ногах;
