Туман - Павел Николаевич Чумаков-Гончаренко
– А я не могу здесь. Как ты не понимаешь этого?! Ты посмотри в окно, здесь все покрылось плесенью и мхом! Да еще этот непрекращающийся туман, он съест и этот город и всех нас. Одним словом – захолустье! Как тебе самому не противно здесь жить?! Здесь же нет никакой перспективы! Дом – работа, дом – работа, и если не водка, то диван и телевизор. И все! Ты этого разве не видишь и не понимаешь?
– А в Москве, ты думаешь лучше?
– Там хоть люди живут, а не существуют!
– Насколько я знаю, там тоже люди живут по-разному. И на вокзалах тоже живут… Знаешь, я однажды видел на Курском вокзале страшную картину, она навсегда поразила мое воображение какой-то страшной безысходной тоской. Там как раз происходила реконструкция, и вокруг вокзала сновало несколько бомжей со страшно опухшими опившимися лицами. И вот никогда не забуду одного из них! На входе стояла охрана из двух человек, а рядом с ними стояли и два полицейских. Тогда их еще, наверное, звали милиционерами. И вот этот несчастный бездомный пытался все проникнуть в здание вокзала. Конечно, и охрана и полиция имели от начальства распоряжения не допускать этого, чтобы эти несчастные и оборванные люди не смущали добропорядочных граждан своим видом. А может еще и для того, чтобы они ничего там не натворили и не совершили какого-нибудь правонарушения. Но эта страшная и жестокая картина до сих пор стоит перед моими глазами! Этот бомж пытается пройти, его прогоняют, вначале пытаясь вразумить словами, но он все равно твердо решил прорваться в здание вокзала. Тогда один из охранников не выдержал и пнул его ногой, потом еще раз, бомж упал и заскулил как раненый звереныш и, встав, машинально стал отряхаться и плакать. Так случилось, что ближе всего к нему оказался я. Он смотрел на меня таким обиженным взглядом и плакал как совершенное дитя, при этом причитая:
– Люди посмотрите, что они делают! Я просто хочу погреться! Я очень сильно замерз! Кто-нибудь заступитесь за меня! Вызовите милицию!
Вся суть заключалось в том, что полиция стояла прямо за его спиной, и вместе с охранниками зубоскалила и смеялась и, этот бродяга просто не мог этого не знать и не видеть. Ну почему тогда он звал именно милицию? Может потому что воспоминания из прошлой жизни ему говорили о том, что именно милиция должна защищать слабого и беззащитного. Быть может, это знание в нем укоренилось и сохранилось из далекого и глубокого детства. Неизвестно сколько лет к тому времени он вел такой падший образ жизни. Может быть он уже давно ни во что и ни в кого уже и не верил и именно поэтому единственное, что он мог вспомнить о безопасности и защите, это образ милиционера. Может быть того самого, который всплывал в его памяти вместе с образом матери читающей ему книжку о добром милиционере дяде Степе. Веришь или нет, но этот случай стал одним из самых ярких и поразивших мое воображение происшествий моей жизни. Ни армия, никакие злоключения и приключения моей жизни не оставили во мне столь глубокого эмоционального потрясения. У меня до сих пор, при воспоминании об этом случае сердце от жалости сжимается и кровью обливается!
Сергей замолчал и отхлебнул кофе. Марина тяжело вздохнула, потом помолчав, спросила:
– К чему ты мне все это сейчас рассказываешь?
– Не знаю…, – ухмыльнувшись, как бы извиняясь, ответил он.
– Ты хочешь сказать, что Москва это страшный и жестокий город? А у нас в городе бомжей, что ли нет? Или полиция на улицах цветы раздает и бомжей подкармливает?
– Нет, я не о том… Честно, я даже не знаю почему тебе сейчас это рассказал… Может, я просто хотел сказать, что везде есть свои темные стороны и Москва здесь отнюдь не исключение. И там есть горе и трагедии человеческой жизни.
– Допустим. Но там намного больше выбора для человека. А у нас кроме завода и работы почти нет. Мы можем найти там что-то по душе и, допустим, пойти учиться. А здесь нет никакого просвета в конце тоннеля. Один туман, который все съедает. Ну вот родится у нас ребенок и что? Какая у него будет перспектива? Сгинуть в тумане, на заводе или спиться и умереть от водки? Подумай!
– Там тоже пьют, спиваются и умирают. И здесь тоже живути радуются и…
– И красота в глазах смотрящего, – перебила она Сергея в нетерпении, – я это уже все слышала тысячу раз. В общем, если тебе хочется оставаться здесь и прозябать, то это твой выбор. Я здесь не останусь! Решай сам.
Сергей опять виновато ухмыльнулся и тихим спокойным голосом проговорил:
– Я уже все давно решил и сказал.
– Как знаешь…
Они сидели друг против друга и молчали. Каждый остался при своем мнении. Молчание затянулось и уже становилось в тягость. Сергей вздохнул.
– Ладно, я тогда пойду.
– Не останешься? – спросила Марина с некоторой надеждой.
– Нет, спасибо. У меня еще есть кое-какие дела.
Он встал из-за стола и прошел в прихожую, молча обулся и вышел из квартиры, не попрощавшись. Марина тоже не подошла проводить его, она обиженная, в негодовании осталась сидеть на кухне за чашкой уже совершенно остывшего кофе.
Сергей вышел из подъезда, и глубоко вдохнув туманного освежающего воздуха, направился в сторону своего дома. Он не поднял лица и не посмотрел на окна Марины. А она в надежде на это прильнула к стеклу, облокотившись об подоконник. Она видела, как его еле различимый силуэт поглотил туман.
– Ну и оставайся здесь, в этом проклятом городе, с этим проклятым туманом! – выдохнула она со злобой, рассердившись на него.
А Сергей брел сквозь туман без мыслей, чувств и эмоций. Он оставил их там позади себя, у Марины. Он шел не спеша, смотря себе под ноги на асфальт, иногда поднимая свое лицо, чтобы оглянуться вокруг и понять где он находится. Вот впереди показалась остановка, на ней стояло несколько силуэтов, а прямо за ней на клумбе толклись охая и ахая две женщины. Сергей подошел к ним. Они стояли возле открытого колодезного люка и смотрели вглубь.
– Что произошло? – спросил он их, озабоченно.
– Да вот собачонка провалилась! Как она туда попала, ума никак не приложим?! Слышите, как жалобно скулит?!
Сергей прислушался и действительно услышал
