Главный герой 2 - Леонид Алексеев
Гитаристы охотно перешли на страстные ритмы Фламенко. Хромой дал знак Бове и растворив слипшееся окно вылез на балкон. Сделав сальто назад, Хромой запрыгнул на перила из тонких труб. Бова открыл рот и привстал. Хромой прошёлся взад-вперёд, встал на руки, развернулся и перекувырнулся. Музыка стихла. Посетители гудели и вскакивали с мест. Хромой вытянулся в полный рост и принялся бить чечётку прямо на перилах. Бова осел на скамейку и сглотнул. Хромой спрыгнул и влез в окно. Раздались робкие аплодисменты. Хромой поклонился, состроил управляющему гримасу: «Прошу прощения!» и плюхнулся за стол.
— А чего тебе полиция не угодила? — фамильярно скривился Хромой, придвинул к себе блюдо с креветками и крикнул в зал: — Человек! Ещё креветок и пива Краковскому!
Бова промокнул шею салфеткой.
— Лишние вопросы-то мне зачем. — Он кашлянул, прогоняя нервную сиплость.
— А что, к тебе много вопросов? — Хромой чавкал, наслаждаясь хрустом креветок. — Чего-то мутишь тёмное?
— Да какое тёмное! — Бова упёрся кулаком в стол. — Рапсом я занимаюсь. Масло, корма, топливо, шрот. «Рапсодия» у меня фирма. Может, слышал?
— Бизнесмен — это гуд! — Хромой отпил пива из новой кружки, рыгнул и закинулся сырным шариком. — И что ж у тебя про масло спрашивают?
— Не про масло… Бывает, спрашивают, не растёт ли чего ещё на полях? Да что это ты, Павлик, опять так переменился? И что за цирк? — Бова показал рукой на окно.
«Такая удача не приходит дважды, надо многое успеть, пока действие мимидоса не закончилось», — сообразил Хромой и гаркнул:
— Человек!
— Хватит! — Бова жестом остановил бегущего к ним официанта. — На вот! — Краковский поставил свою кружку Павлу под нос.
Хромой вытер ладони об джинсы и пересел на сторону Бовы. Тот слегка отстранился и недоверчиво следил за Павлом.
— Бова, дорогой, — доверительно наклонился к нему Хромой, — если кто-нибудь узнает, меня засекретят, и я сгину в подвалах оборонки. Поэтому, как это ни парадоксально, я сам засекретил всю свою работу.
Слушая свой пьяный голос, Хромой пожалел себя и всхлипнул.
— Старик, да ладно, не надо, не рассказывай… — Бова молитвенно сложил ладони.
— Нет, ты послушай! — воодушевился Хромой. — Я работал в институте тонких энергий ещё с универа. ИТЭ, знаешь, при академии наук. — Бова явно не знал, но кивнул утвердительно. — И я, — Хромой ткнулся в Бовино ухо, — нашёл душу. — Он отстранился с гордо поднятой головой и смотрел на собеседника свысока.
Бова кликнул официанта:
— Водки, будьте добры! И форель с картошкой несите!
— А мне панна-котту на десерт! — Хромой махнул рукой и снова навис над Бовой. — Короче, Краковский! Если эти примочки, — он оголил краешек мимидоса, — попадут к военным, никакого веселья не будет. Будет скука, а потом война. Ты меня понял?
— Но…
— Тсс, не перебивай! Смотри, — Павел опять показал цилиндр, — это называется «мимидос». В каждой такой, как ты назвал, бирюльке, хранятся качества личности. И их можно… Ну, ты понял. В этой сейчас — бесстрашие и чувство равновесия. Ты не представляешь, какой я брейк с ним отжигаю на танцульках. — Хромой довольно хрюкнул.
— Скажи-ка, Павлик, — Бова пристально оглядел публику в зале, — меня теперь часто будут спрашивать, о чём мы тут с тобой секретничали?
— Никто не будет, не бойся! — Хромой сдвинул грязную посуду, освобождая место для горячих блюд. — Никто ж не поверил! Я сдуру бросился было доказывать, но вовремя сдал назад. Пока меня клеймили «мракобесом» и «чернокнижником» и выволакивали на учёных советах за лженауку, я наделал себе оборудования за госсчёт и слинял на вольные хлеба. Тут же, видишь, какая штука, душонка — она слоёная, как пирог, сечёшь? Слоистая энергия. Понял? — Павел недоверчиво прищурился. — Короче! Как эти слои скручены и вокруг чего намотаны, я пока точно не знаю. Но я научился их выкачивать. Для этого нужен альматакс. Один слой за раз выкачивается. На какой настроишь. Но я работаю над универсальным альматаксом, работаю, — заверил Хромой, положив для убедительности ладонь Бове на плечо.
— Нет, я верю, верю, — успокоил Краковский Павла. — Прости, а эти цацки ты чьими душами заряжал?
Хромой понял, что поторопился с подробностями, но пошёл ва-банк.
— Даже в твоём рапсе есть тёмная сторона, а уж в душе и подавно. Секреты секретами, но надо частным образом пробиваться. Наша с тобой сила будет в их неверии, — Хромой ткнул не глядя пальцем назад и попал в поднос официанта, подошедшего с запотевшим графином водки, двумя стопками и солёными огурчиками. — Простите! — Павел виновато посмотрел на официанта и вернулся к Бове: — Ты ж сам видишь, я без мимидосов тютя тютей, даром, что большой и здоровый. Мне бы такого, вроде тебя — с яйцами и деньгами.
Хромой плеснул из графина в обе стопки и опрокинул свою в рот, занюхав кулаком. Бова задумчиво отхлебнул и похрустел огурцом.
— Но армия — это госзаказ, — разглядывая графин, пропел Краковский, — а госзаказ — это мечта. Но мечтами бессмысленно делиться, мечты надо насаждать. А чтобы насаждать, надо стать сильным.
— М… — Хромой согласно кивнул.
— Солдаты солдатами, но так можно же идеального человека создать. — Глаза Бовы говорили, что идея им окончательно овладела.
— Проблема есть… — Хромой надкусил огурчик. — Откаченные альматаксами слои сами не восстанавливаются. Хотя я, конечно, ещё не всё понял. А то, что приходит из мимидосов, долго не держится. То есть одними мимидосами восстановить душу нельзя. Я же у себя сам откачал настойчивость, прежде чем идти к директору института с доказательствами. Думал, перезальюсь, и у меня будет вдвое. А оно, видишь, как обернулось. Но! Может, и к лучшему, а?
— Без побочки никуда, — поджал губы Краковский.
— Бов! — Хромой состроил страдальческую гримасу. — Работаем?
— У меня будешь работать, — оживился Краковский. — Большой дом, дворовые постройки. Хочешь и живи у меня, а не хочешь — живи, где хочешь.
Аромат жареной форели и печёной картошки прервал вдохновенный монолог Бовы. Пока официант проворно сервировал стол, Кракоский достал из внутреннего кармана потрёпанный планшет, поелозил по нему пальцами и показал экран Павлу:
— Смотри! Это дом. А вот моя жена. Красивая, правда? Жанной звать.
Павел расслабился и с удовольствием разглядывал семейство Краковского, а Бова с достоинством смаковал подробности своего богатого быта:
— Сынишка мой, Игорёк, ему — четыре, — Бова нежно погладил изображение мальчугана — упитанного в отца и раскосого в мать. — А вот тут, — Бова обвёл пальцем цоколь трёхэтажного особняка, — мы лабораторию и
