Дай мне! [Авторский сборник] - Ирина Денежкина
Потом Пункс и Ляпа вернулись. Валерка всё ещё в ванной. Спит он там что ли? Пользуясь случаем, Ляпа тянет жадные ручки. Хочет присосаться, наверное. Дёргает мою футболку, дышит мне в лицо и вообще всячески старается познакомиться поближе.
– Ляпа!
– Что… – и томное закатывание глаз.
– Ты это…как его… – нервничаю я. Валерка обладает не только манией преследования, но и чувством собственности. Плюс постоянная жажда драки. Смесь ещё та. От Ляпы в худшем случае останется один хуй.
– О…о…
– Иди дрочи!
Ляпа отшатывается после этих, в сущности, необидных слов. Делает оскорблённую рожу. И уходит в неизвестность (в коридор, то есть). Униженный и оскорблённый. Ах-ах.
– Первый раз вижу Ляпу таким, – делится со мной Пункс.
– Каким таким?
– Ему отказала женщина. Никогда его таким не видел. Он в шоке.
Надо же, бля.
Ляпы тоже умеют страдать.
– Что за женщина? – интересуюсь.
Пункс обижается:
– Ты!
Ого…
Валерка наконец-то вылез из ванной.
Приходит Ляпа, они с Пунксом читают рэп, стоя на подоконнике. «Я чёрный негр, я чёрный, просто чёрный. Потому что негр…Йоу…» – и дальше в том же духе. Я почему-то думаю, что они оборвут штору. А Валерка хочет встать и ёбнуть им обоим в башку. Но сдерживается. Лежит рядом. Он худой, как подросток. Тёплый. Руки горячие. И губы. Что такое мораль? Басня что ли?
Мы лежим с Валеркой и его нос касается моей щеки… У него косые глаза. От того, что он пялится на меня с близкого расстояния. Да. Я хочу видеть его косые глаза каждый день. Всё ещё хочу. Смысл моей жизни – в этих скошенных глазах. Если они будут, ничего больше не надо.
Валерка прижимается ко мне.
Странный мальчик.
Странный мальчик вдруг вскакивает на кровати и хватает Ляпин телефон. Не спросив. Ляпе поебать.
– Раджа?! – кричит Валерка в трубку. – Пригоняй в «Матисов гомик»… Ну где… Рядом ещё психбольница! Короче давай!…
Через час Раджа, Мюллер и Ворон сидят у меня на кровати с пивом. Раджа стал выше, круглые плечи распирают футболку. Весь какой-то взрывоопасный. Качается и жрёт яичный белок. Ворон такой же невысокий, как был. Улыбка в пол лица. Мюллер всем показывает татуировку на плече. Такой громадный крест. Недоделанный. Мюллер выглядит самым устрашающим. Большой, лысый, на морде чуть что появляется злобное выражение. Мюллер соскучился больше всех. Тискает меня и целует в щёки. Ляпу и Пункса все демонстративно не замечают. Потом мы садимся на кровать, Ворон вытаскивает из рюкзака пиво. Ляпе дают бутылку, а Пунксу нет. Валерка держит меня за руку. Обнимает. Губы касаются моих волос… уха… лба… Пошла лирика.
Его друзья смотрят на это непонимающе. Я вижу недоумение в глазах Раджи, которое тот старается скрыть. Наверное, они все хорошо знакомы с девушкой Валерки. Наслышаны про «любовь навеки». Всем неловко. Кроме Валерки. И меня.
Чтобы снять напряжение, Раджа хватает меня за шею (наверное, это называется «обнять») и принимается рассказывать свою главную новость, распирающую его во все стороны:
– Ездили мы на финал кубка ЦСКА – Зенит. Ну, в Москву… И мы там просто все выпали в осадок! – Раджа округляет синие глаза. – Моб, из тридцати, наверное, коней, погнал рэпаков и черных, на Охотном ряду! Мы, не видели, правда, но рядом были. Ну вот…. И тут на нас выдвигается туса, человек сорок! Все на дерьме, с арматуринами, с ножами! Подходят и начинают претензии кидать, мол, зачем мы их брата вальнули. Приколи! Никого мы не валили!… Ну и вот… Мы говорим, вы нас перепутали. Вас другие валили, а мы из Питера! Отдыхаем типа тут!…
Раджа глубоко вздыхает, чтобы отдышаться и продолжает:
– Они уходят, а мы думаем: пора съебываться. У нас ведь до поезда три часа, под нож неохота!… Смотрим, они уже на нас бегут. Мы бегом оттуда! Прикинь, черные в центре Москвы, гонят хулиганов! Охуе-е-еть! Нас десять стосов: шесть питерских и четыре коня. Опять собрались, к нам менты подходят… Говорят такие, мол, уходите отсюда. Если что, говорят, вязать будем только вас!… Мы говорим, вы что, суки, ослепли?… Ну, не так, конечно, сказали, но примерно… Посмотрите, говорим, они все на ножах! Они говорят: ничего не знаем. Прикинь? Охуе-е-еть! Менты куплены черными!… Ну мы понабрали пустых бутылок, к нам присоединились еще шесть человек… Тульский филиал коней… Ну и вот. Стоим. Но рэпсы не прыгают… Да, Валь?… Рядом менты. Думаем, ловить больше нечего… Уходим, значит, оттуда. Отошли за километр где-то… Стоим… Вдруг подъезжает тачка, там сидят черные… не дети, взрослые мужики!… смотрят на нас, достают трубу, говорят: «Мы их видим», и отъезжают. Ё-мое, мы оттуда быстрей!…
Раджа снова тяжело дышит, облизывает пересохшие губы.
– В общем мы в шоке! Хулиганье гонят в Москве. Конечно, они все на дерьме и их больше, но всё равно… И менты суки! Мы еще в шоке, что всегда считали, и нам рассказывали, что скинхэдов и хулиганье в Москве черные боятся… И даже слова против боятся сказать. А тут такое… У нас такого нет, но боюсь скоро будет…
Последние слова Раджа произносит упавшим голосом, будто из него улетучился весь воздух.
Ляпа ухмыляется. Но не сильно.
Ворон откидывается на кровать с батлом пива и мечтательно произносит:
– А у меня по этому поводу есть мечта!
– По какому «этому»?
Ворон не слышит. Не слушает. У него на круглом лице какая-то круглая улыбка.
– Мечта, значит, такая. День милиции… Когда он?… Ну, не важно. Итак, день милиции. Концертный зал…
– Какой? – встревает Раджа.
– Хуй знает, короче, какой, но один из тех, которые показывают по телеку в праздники… Прямая трансляция. В зале – духуища ментов. Полковников всяких, ГИБДДшников, всякого такого дерьма, короче, полный зал…
Ворон сладостно улыбается.
– И вот, все смотрят. Выступает Киркоров какой-нибудь. Как обычно. И после него на сцену выносят стульчик… – видно, что Ворон очень долго обдумывал и смаковал детали. – Выносят, ставят. Тишина… И выходит Шнуров. С баяном, нах.
– А он чё, на баяне играет?
– Иди на хуй, Раджа!… – мирно огрызается Ворон. – Не знаю, на чём он играет. Всё равно, выходит с баяном и садится на стульчик. И группа его тоже выходит… Или нет, она за кулисами. Для эффекта… Ну вот, все торжественно ждут. И Шнуров начинает играть и петь…
Ворон вскакивает на кровать и орёт на мотив «Подмосковные вечера», но темп быстрее:
– Не слышны в саду даже шорохи, всё здесь замерло
