Когда порвется нить - Никки Эрлик

Действительно, в самом начале стал очень популярен слух о том, что международная сеть безумных гениев решила устроить розыгрыш умопомрачительных масштабов. Конечно, Бен понимал, почему эта теория так привлекательна: если все это просто мистификация, то и не нужно признавать существование Бога, или призраков, или волшебства, или любой другой, более сложной теории, которые витают в воздухе. И самое главное, никому не пришлось бы столкнуться с судьбой, якобы продиктованной обрывком нити в необычной коробке.

«Для рукотворного розыгрыша это слишком сложно», — подумал Бен. Никто не извлек бы выгоду из прибытия ящиков, за этим событием не угадывалось никаких явных намерений, кроме как повергнуть жителей планеты в страх и замешательство.

— Значит, тебе удобнее признать, что это магия? — спросила женщина.

Бену было странно слышать, как нити называют порождением магии. При этом слове он представлял фокусников и фокусы с монетками и игральными картами, которым его научил дед во время каникул на пляже в Кейп-Мей. Магия — это ловкость рук, это призыв фокусника: «Выбери карту, любую карту». Хотя это выглядело удивительно, любой фокус можно было объяснить.

Нити в ящиках не были волшебными.

— Тогда, возможно, это Бог, — пожал плечами мужчина. — Или несколько богов. Древние греки верили в судьбу, верно?

— Они также карали неверующих, — сказала женщина.

— Это не значит, что они были неправы! Разве не они придумали алгебру? И демократию?

Его собеседница закатила глаза.

— Хорошо, тогда как еще объяснить истории о погибших коротконитных? — спросил мужчина. — Помнишь пожар в Бруклине? У всех трех парней были короткие нити.

— Если рассматривать происходящее по всему миру, то найдутся случаи, подтверждающие любую теорию.

Бен подумал, не присутствует ли он при первом свидании. Если так, то, похоже, все идет не очень хорошо.

Бен вдруг вспомнил последнее первое свидание, на которое он ходил, — с Клэр, почти два года назад, в кафе, очень похожем на это. Вспомнил, как нервничал. Но те волнения, которые возникали раньше, вдруг показались такими пустяками — тогда беспокоились о том, чтобы не опрокинуть кофе или чтобы шпинат не застрял в зубах. Теперь же интересовались, как быстро всплывет тема нитей, совпадут ли ваши теории, когда вы сможете затронуть щекотливый вопрос, удержаться и не задать который бывало просто невозможно.

— Ты посмотрела на свою?

Спрашивая это, мужчина понизил голос.

— Ну да, но это не значит, что я поверила. — Женщина откинулась на стуле и скрестила руки на груди, будто защищаясь.

Мужчина поколебался, но все же спросил:

— Могу узнать, какая она?

«Слишком откровенно для первого свидания, — подумал Бен. — Возможно, четвертое или пятое».

— Довольно длинная, как мне кажется. Но опять же, это ничего не значит.

— Я пока не смотрел на свою. Мой брат до сих пор не решил, открыть ли коробку, и я бы предпочел, чтобы мы посмотрели вместе. Кроме него у меня нет других родственников, и я не знаю, что сделаю, если наши нити окажутся разной длины.

Его уязвимость, казалось, что-то изменила в женщине, и она смягчилась, протянула руку и нежно коснулась его руки.

— Они ненастоящие, — сказала она. — Подожди немного и увидишь.

Бен попытался сосредоточиться на планах этажей, но вместо этого думал только о своей открытой коробке и о короткой нити внутри, которая лежала в ожидании.

«Может быть, эта женщина права, — размышлял Бен, — и короткая нить не означает короткую жизнь».

Он молился, чтобы она оказалась права.

Но чутье подсказывало, что она ошибается.

В апреле Дебора Кейн первой в офисе получила официальное подтверждение. Она созвала небольшую группу редакторов в конференц-зале и рассказала им о том, что сообщил ей источник в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения.

— Они настоящие, — медленно произнесла она. — Мы не знаем как, и мы не знаем почему, но похоже, что длина полученной нити действительно соотносится с ожидаемой продолжительностью жизни.

Все в комнате сидели молча, как парализованные, пока один из мужчин не встал и не начал вышагивать вдоль ряда кресел.

— Это совершенно невозможно, — пробормотал он, отвернувшись от Деборы, чтобы не видеть ее реакции.

И разум, и тело Нины онемели, но она каким-то образом поняла, что говорит и ее голос звучит на удивление спокойно.

— Это точная информация? — спросила она.

— Несколько международных исследовательских групп пришли к такому выводу, — сказала Дебора. — Я знаю, что… назвать это «сенсацией» слишком обыденно. Я также понимаю, что эта информация может изменить жизнь многих из нас. Ожидается, что президент сделает заявление завтра, и я думаю, что Совет Безопасности ООН тоже что-то планирует, но я хотела сообщить вам обо всем, как только узнала.

К Нине постепенно возвращались эмоции. Она принялась царапать ноготь большого пальца левой руки, соскребая бледно-розовый лак, и почувствовала, что вот-вот заплачет. Хотелось бы скрыться в туалете, прежде чем потекут слезы.

Мужчина за спиной Нины остановился и посмотрел в лицо начальнице.

— Что нам делать?

— С выпуском этого месяца? — уточнила Дебора.

— Со всем.

После того как Дебора отпустила редакторов заниматься делами, Нина заперлась в туалетной кабинке и разрыдалась, прислонившись к кафельной стене, чтобы не упасть. Слишком много чувств нахлынуло почти одновременно.

Она отчетливо помнила тот момент. Всего неделю назад они с Морой наконец-то вместе открыли свои коробки.

Несмотря на настойчивые просьбы Нины держать их закрытыми, в конце концов Мора не удержалась. Однажды вечером она подошла и сдержанно сообщила:

— Я хочу открыть свою коробку.

Нина знала, что Мора настроена решительно. Они обе порой упрямились. Но сейчас речь шла не о чем-то обыденном вроде выбора дивана, и компромисса быть не могло. Они либо посмотрят на свои нити, либо нет. Третьего не дано.

Нина боялась открывать свою коробку, но еще сильнее страшилась сделать это в одиночестве. Она была старшим ребенком в семье, старшей сестрой, склонной к чрезмерной опеке. И это чувство, стремление укрыть и позаботиться обо всех вокруг она перенесла и на Мору. Нина не могла позволить