Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - Коллектив авторов
– Джулия, – говорит Бен. – Рад тебя видеть.
Однако вид у него такой, как будто он совсем не рад. Смотрит на тебя, нахмурившись. Это странно, потому что выглядишь ты восхитительно. Нельзя выбрать лучший день, чтобы встретиться со своим бывшим, правда.
– Я тоже рада тебя видеть.
Он не улыбается.
– Я выбрал эту скамейку, так как она самая длинная. Можно сидеть на разных концах. – Бен делает жест рукой вдоль скамейки. Ты видишь: на другом конце он поставил маленькую белую коробочку и бутылку вина с винтовой крышкой. – Тебе на день рождения. С днем рождения.
– Спасибо.
Ты тут же вспоминаешь, каким странным всегда был Бен. И остался, судя по всему.
– Не переживай. Я ее протер. Скамейку тоже. – Он осторожно улыбается.
Ты замечаешь маску, болтающуюся у него на шее. Сшита из ткани с цветочным узором. Такое ощущение, что он смастерил ее сам на швейной машинке из куска ткани, выдранной из скатерти. Возможно, твоей старой скатерти.
От вида маски что-то вспыхивает – холод, но потом он уходит. Значит, его мизофобия обострилась. Люди с возрастом делаются все более странными. Грустно, да. И в тебе просыпается нежность к Бену.
Ты подсаживаешься к нему на скамейку. Отхлебываешь вино и открываешь белую коробочку. Там шоколадное пирожное, которое, как он уверяет, никто не трогал руками. Здорово, киваешь ты и улыбаешься, ожидая, что твой роскошный вид его подкосит. Но Бен продолжает осматриваться, как будто чем-то напуган.
– Знаешь, я правда ненадолго, – говорит он.
– Прекрасно.
И ты понимаешь, это действительно прекрасно. Просто прекрасно. Понимание дает некоторые силы. Ты откусываешь пирожное. Бен явно расслабляется. Настолько, что тебе кажется, будто ты согласилась на что-то жуткое. Ты улыбаешься ему.
– Что все это значит? – Он смотрит на тебя до ужаса серьезно. – Ты позвала меня, помнишь?
«Мне необходимо тебя увидеть. Пожалуйста».
– О да! Ну, я подумала, было бы славно наверстать упущенное.
Разумеется. Очень на тебя похоже.
Бен смотрит на тебя, как будто ты совсем рехнулась, и тяжело вздыхает.
– Послушай, Джулия, ты знаешь, я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, Бен.
Как хорошо ответить тем же. Похоже на правду.
– Но должны быть границы, – быстро добавляет он и многозначительно смотрит на тебя с другого конца скамейки.
– Несомненно, – соглашаешься ты. – Границы – это здорово.
О чем, черт подери, он говорит?
– Я не свободен, ты знаешь.
Теперь ты замечаешь: ему нужно постричься. Волосы у него всклокоченные, длинные, как трава в парке.
– Конечно, – киваешь ты. – Поздравляю.
Он вроде сбит с толку.
– Ты больше ничего не хочешь сказать?
Внезапно тебя поражают его глаза. Разве они были не голубые? А теперь просто водянисто-серые, белки испещрены красными сосудиками.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Послушай, Джулия, то, что случилось ночью, было похабно, да? Я тоже повел себя похабно, признаю. Но когда ты вот так звонишь мне в рыданиях, что прикажешь делать? Я хочу сказать, какой ты предоставила мне выбор?
Ты прочесываешь воспоминания про «ночью». Нигде не отыскать вообще никакой ночи. Ты пытаешься представить, как звонила Бену. Набираешь номер, а из глаз текут слезы. Кругом только синее небо, какой чудесный цвет.
– Я просто хотел занести продукты, – продолжает он. – Я сказал тебе, что просто пришел занести продукты. Я бы сделал это для всех друзей, которые заболели.
Он говорит так, будто дает пощечину. Заболела? На фоне того, как ты сейчас себя чувствуешь, слово кажется тебе вопиюще неправильным. Вопреки Бену. Ты только посмотри, как он старается, чтобы на тебя подействовало. Да это он болен. Он выглядит на тысячу лет.
– Я собирался оставить их под дверью и уйти, – грустно произносит Бен. – А потом этот звук…
Он закрывает глаза. У него такой страдальческий вид, что просто смешно.
– Какой звук?
Ты вспоминаешь ужасный, красивый колокол в процедурном кабинете. Голова до сих пор заполнена его бесконечным звоном.
– Ты. Рыдала. Хлюпала. Дышала через дверь. Совсем одна. Просила, умоляла, чтобы я зашел.
Ты смотришь, как он качает головой.
– Все еще у меня перед глазами, если честно. – Бен поднимает на тебя взгляд.
Судя по всему, он ждет, что ты будешь раздавлена. Стыдом за столь явное отчаяние ночью. Ночью, когда твое горе издавало звуки, которые он никогда не забудет и перед которыми, видно, не смог устоять. И тут до тебя доходит: вы с Беном, похоже, трахнулись. Ну конечно, ты трахнула Повелителя Тьмы. Может, именно поэтому он Повелитель Тьмы.
– Мы повели себя безрассудно! – кричит Бен. – Я повел себя безрассудно.
Его голос как кирпич. Старается раздробить тебя, будто ты хрустальная ваза. Может, когда-то и была. Тебе это представляется очень далеким печальным обстоятельством. Но сейчас тебя не вывести из равновесия. Хотя внутрь и заползает холод, у тебя красные губы манекена и ты чувствуешь, как они раздвигаются в такую же, как у него, легкую улыбку. Ты смотришь на Бена сияющими глазами. Тот переводит взгляд на лебедей.
– Может, просто аллергия на цветение, дай-то бог, – говорит он. – Она всегда наваливалась на тебя в это время года, и ты всегда забывала о ней, думала, что-то серьезное. Ты всегда думаешь, будто умираешь, Джулия. И раньше. До всего.
И он обводит рукой мир. Лебедей, небо, плакучие деревья, неухоженный парк, группу гуляющих людей, все в масках, теперь ты замечаешь: маски самодельные, как у Бена, или шарфы, как у шофера. Они останавливаются и, развернувшись, направляются к вам. Глядя на твое открытое, сияющее лицо. Поскольку, не важно что, ты все забыла. Все вытравлено. Убрано женщиной в черном костюме.
Тебе вдруг хочется взять руку Бена и прижать ее к своему лицу. Теперь ты вспомнила: когда он держал твою руку, его ладонь была где-то мозолистой, а где-то мягкой. Всегда теплой и сухой. Через длинную скамейку ты протягиваешь руку. Лицо Бена мрачнеет. Прежде чем сказать, что ему надо идти, он смотрит на твою руку, как будто это змея, а когда встает, ты машешь ему на прощание, потом в знак приветствия смотрящим на тебя людям, поскольку отчего же не помахать, раз ты уже машешь. Они в ужасе не сводят с тебя глаз. Как грустно. Чего же бояться в такой день? Под таким синим небом? В такой прекрасный день. Твой день рождения.
Прогулка
Камила Шамси
Азра открыла ворота и вышла на улицу.
Ты уверена? – спросила ее мать из сада, где нагуливала круги: один круг в сорок пять секунд.
Все так делают, даже женщины в одиночку, – ответила Азра, но ворота оставила открытыми. Она стояла на улице, сжимая сумочку, где лежал только мобильный телефон, вселявший в нее