Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!
Наверху наоборот ничего не происходило, и я объяснил свою разыгравшуюся подозрительность недосыпом.
Этот вывод отлично со мной уживался несколько дней, пока я совершенно случайно не вспомнил еще один закон, мой собственный, во время жарки мяса.
Да, мяса. Чего ради я мучаю себя этим кефиром, если он почти перестал помогать.
Запах обугленного протеина. М-м, восхитительно. Вонжусь в него ночью зубами, как зверь!
Ах да, закон. Нельзя верить людям. У каждого из них есть закопанный где-нибудь труп. Пусть даже мысленный. Но он точно есть. Просто ты его еще не обнаружил.
Верхняя соседка подтвердила закон на следующий день громким ударом, а затем отборным матом, какой только на допросах звучит. Прислушиваюсь.
Гудящий звук. Электропила, никак иначе.
Ну что ж, милая моя, давай-ка взглянем на твои секреты.
Стучусь, предвкушая изощренные манипуляции с ее сознанием.
– О, это вы! – женщина приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы выглянуть.
Моментально оцениваю: на фоне гудящий звук, природа неизвестна. Не тот, который я слышал, тот был ритмичный. Запах… сладковатый, на ноты не разберу, я ищейка со сломанным носом.
Нужно больше данных.
– Да, я слышал шум, пришел узнать, все ли в порядке? – незаметно делаю шаг вбок в надежде увидеть хоть кусочек квартиры.
– Простите! Бывает, из рук прям все валится.
– Ничего страшного. Ваше предложение на чай еще в силе? Я готов принять его прямо сейчас. Это послужило бы отличным извинением.
Формирую губами вежливую улыбку, а самому хочется хохотать от собственной гениальности.
– Вы не вовремя, – прямо говорит она, вытирая руку о бежевый передник, оставляя красные, черт побери, следы с ошметками! – У меня тут… Не убрано.
Охотно верю.
– Не беспокойтесь, суньте весь бардак в один черный мешок, а я выброшу, – подмигнул, намекая на труп.
– Вы о чем? – хмурится та.
– О бардаке, а вы о чем?
Она вконец смутилась и, вздохнув, снова нацепила на себя эту дружелюбную улыбку:
– Давайте так. Я Люба. А вы?
– Егор.
– Егор, я сильно поспешила с приглашением, у меня сейчас такие повороты в жизни…
Ага, убийственные.
– Все улажу и вас позову. Договорились?
***
Эта Люба чует, что я к ней присматриваюсь.
Пытается сбить мой прицел. Не сработает, дамочка, я кремень, а твой полосатый халат и вовсе не в моем вкусе.
Сгоняв за пачкой сигарет и поймав не в меру участливый взгляд продавщицы, сажусь на кухне и устраиваю ритуал размышлений.
Зацепило-таки меня! Зарекался ведь расследовать!
Вместо того, чтобы спать, до самой смены сидел, разглядывая в дыму образы. И это впервые не помогло!
Более того, после общения с «дымными призраками» чуть не выкашлял свои легкие. В итоге решил, что это не очередное дело, а моя больная фантазия, униженная гордость. Попытка доказать, что меня уволили по ошибке, потеряв такой ценный кадр! И, черт возьми, я скучаю по работе! Ну какой из меня охранник-сканвордист…
***
Судьба издевается надо мной, сталкивая со странными женщинами. Сначала моя бывшая, затем жена прокурора из последней миссии, теперь эта Люба.
Прямо на входе в подъезд столкнулся с ней лоб в лоб, точнее, ее лоб в мою грудь.
Хорошенькая вся такая шатеночка, с формами. Замечтаться.
– О, доброе утро! Как удачно мы с вами схлестнулись! Поможете? – подхватывает стоящую здесь же небольшую коробку и несет ее к остальным у лифта.
– Только если скажете, что в них, – придержав дверь, пошел следом за ней, изучая коробки: большая, средняя и две маленьких.
– Еще один ухажер, – расхохоталась Люба. – Не держатся они у меня.
Ага, на этом свете не держатся!
Неужели не видишь, что мужик со смены, зубами скрипит? Кефир не подействовал, кроссворд не разгадал, в квесте застрял. А ты тут со своими гадкими шуточками.
Замираю, не зная, что со всем этим делать. Эти подозрения уже окончательно меня извели.
– Ну ладно, – сдается соседка. – Без вашей помощи мне не обойтись, поэтому скажу. У меня здесь набор для экзекуций. Такие экзекуции, при которых не только больно, но и приятно.
Любонька подмигивает с видом томной жрицы, а я выпадаю в осадок прямо на месте. Не потому, что смутился, нет.
А потому что в ужасе, что сна мне теперь не видать! И все же помог затащить, в надежде, что пустят в квартиру, установить это все.
Но меня выпроводили, снова многозначительно подмигнув и пригласив зайти через несколько дней, не только на чай, но и… за удовольствием.
***
Сидение в дыму не помогало совсем. Зато стойка на руках прочищала голову безотказно.
Я действительно все себе надумал. Какая мне разница? Завтра же куплю затычки в уши и пачку успокоительного.
Егор, теперь ты обычный охранник. Не следователь. Вдолби себе это в башку.
Егор вдолбил, а через три дня после обеда раздались первые крики. Стоны, неразличимые ругательства… Особенно позабавил один экземпляр, орущий «Не надо, прошу, я заплачу прямо сейчас, только отпусти-и-и…»
Во как.
Признаться, соскучившийся по ночам с женщиной, я даже заинтересовался.
Но однажды раздался плач ребенка. Так истошно не вопят. Ненормально это.
Убедить себя, что это не мое дело не удалось. Когда дело касается детей, я неудержим. Прямо сейчас положу конец этому садистскому притону!
Взлетев по лестнице, барабаню в дверь. Плач стих, мне открывает Люба. В белом халате.
– Егор, простите, вы опять не вовремя.
– А я не за чаем и не за удовольствием. Что за чертовщина у тебя здесь творится? Готов понять твои нестандартные вкусы и закрыть уши на эту вакханалию с мужскими воплями. Но дети! Серьезно?!
Сначала на ее лице абсолютное непонимание, затем смех, заливистый такой, щедрый. Объемная грудь так и трясется.
До слез смеется ведь!
– Зайди через двадцать минут. Мы уже почти все. Не переживай, ребенок в порядке, даже здоровее будет.
Остался ждать на площадке. Чтобы в случае чего сразу взять с потрохами. В прямом, мать его, смысле.
***
– Значит, это массажный стол… – придирчиво осматриваю его, будто я на месте преступления и ищу улики.
– Он самый, – отвечает Люба, разливая чай по чашкам. – Мой кабинет на ремонте, временно сюда переехала.
– Почему тогда ты массаж называешь экзекуциями? Крики еще эти!
– Потому что мой массаж не для расслабления, а лечебный, – со вздохом пояснила соседка, снимая халат. – Не так хорошо ты разбираешься в людях, Егор, как привык думать.
В майке и шортах вид у нее гораздо приятнее, не стану отрицать.
– Почему это?
– Я, когда работала санитаркой, знаешь, сколько повидала? И надежду, и боль, и презрение, и мольбу… А уж сколько гадкого было, хотя обычного, казалось бы, человеческого… Не передать. Ты только одну грань человека видишь. А их много. Приличные девочки орут на родах. Мужики со стальными яйцами чуть не плачут на клизмах. Это не делает их хуже. Это просто человеческая природа, многогранная. Твой же взгляд зашорен.
– Нет, я…
– Посмотри сюда, – показывает на ряд стеклянных банок под столом, укрытых полотенцем. – Когда ты заявился ко мне в первый раз, я делала варенье. У кастрюльки ручка оторвалась, все и грохнулось на
