Екатерина Кокурина - Глазами женщины
-- Подожди! -- воскликнул Олаф. -- Не убегай, я не причиню тебе зла!
Девушка, наклонив голову, прислушивалась к его словам, но было видно, что она не понимает. В глазах ее ужас мешался с любопытством. Она сделала робкий шажок вперед и тут же отпрыгнула обратно, напуганная собственной смелостью. Олаф рассмеялся, глядя на нее:
-- Не бойся! Я друг! Друг!
Девушка удивленно смотрела на смеющегося белокурого великана, и страх постепенно уходил с ее лица. Потом она улыбнулась в ответ и вопросительно проговорила несколько слов на незнакомом языке, звучащем странно и непривычно для Олафа.
-- Не понимаю! -- ответил он. -- Но я -- друг!
И он отшвырнул в сторону топор и кинжал, показывая ей, что теперь безоружен. Девушка прекрасно поняла этот жест и, широко улыбнувшись еще раз, подошла поближе.
Теперь они стояли, разделенные всего парой шагов, и с интересом рассматривали друг друга, пытаясь удовлетворить извечное человеческое любопытство. Дети разных миров стремились понять, что за странное, незнакомое существо оказалось перед ними.
Девушка смотрела на Олафа с почтительным восхищением. Он казался ей юным богом -- у кого еще могли быть такие сверкающие одежды, такие невероятно синие глаза, а главное -- такие золотые волосы? Несмело, осторожно она протянула руку и дотронулась до них, а потом восторженно вскрикнула -- настоящие!
Олаф тоже смотрел на девушку, и она казалась ему все прекраснее. Она была непохожа на женщин его земли -- о, совсем непохожа! -- но эта, новая для него, красота, нравилась ему ничуть не меньше. И Олафу захотелось сказать ей об этом.
-- Ты красивая, -- прошептал он тихо, -- очень красивая.
Удивительно, но эти его слова она поняла очень хорошо. Она взглянула Олафу прямо в глаза, а потом слегка покраснела и потупилась. Олаф, чувствуя, что в нем мучительно рождается что-то новое, чудесное, не мог отвести от нее глаз. Она же, напротив, была не в силах взглянуть на него.
Они сами не поняли как, но их руки встретились и переплелись. Потом, наконец, встретились и их взгляды, и каждый прочитал в глазах другого то, что они не сумели бы сказать, даже если бы говорили на одном языке. Так в первый день человеческой истории Адам смотрел на Еву в Эдемском саду.
Они стояли, тихо обнявшись, переполненные друг другом. Покой леса обволакивал их, солнечные лучи, пробившиеся сквозь листву, озаряли их души. Казалось, эта гармония будет длиться вечно, но внезапно Олаф вздрогнул и выпустил девушку из объятий. Он услышал голоса своих товарищей на берегу; они громко звали его, готовясь отплыть домой.
Олаф взволнованно посмотрел на девушку, потом в сторону моря. И снова на девушку. Реальность жестоко напомнила о себе: его мир звал его, а она не поймет его слов, даже если он сможет объяснить. Он не может остаться здесь с ней, но и оставить ее он не в силах!
Девушка смотрела на него вопросительно и настороженно. Она чувствовала, что чудесный мир, который она нашла в его объятьях, грозит разрушиться. Олаф, взяв ее за руку, сказал, вкладывая в слова всю силу мольбы:
-- Пойдем со мной! Пойдем! -- и показал в сторону моря.
Она непонимающе улыбнулась, а потом проговорила что-то на своем языке и указала в сторону леса. Там был ее дом, и она звала его туда.
-- Нет! -- сказал Олаф, мотая головой и хмуря брови. -- Не туда! К морю!
Девушка снова вопросительно посмотрела на него, а потом улыбнулась и кивнула. Олаф, обрадованный ее понятливостью и просветлевший, заторопился к кораблю, не выпускаяя ее руки. Девушка покорно, хотя и несколько недоуменно, шла за ним.
Но, увидев корабль, она остановилась, как вкопанная. На корабле уже поднимали парус, нос его был развернут в открытое море. Олаф снова стал уговаривать ее:
-- Ну пойдем же, пойдем!
Он тянул девушку за руку, указывая на корабль, но она только сейчас поняла, чего он от нее хочет, и застыла на месте. Она обвела глазами лес, море, прибрежный песок и отчаянно замотала головой. Снова указав на лес, она тихо и умоляюще звала его с собой.
-- Но я не могу! -- в отчаяньи воскликнул Олаф. -- Я не могу пойти с тобой! Меня ждут на корабле!
И он еще раз попытался потянуть ее за руку, но она вырвалась и, нахмурившись, проговорила что-то резкое. Тогда Олаф сдался.
-- Ну, что же, -- проговорил он огорченно, -- оставайся! Я не хочу принуждать тебя. Мне очень жаль покидать тебя, но остаться с тобой я не могу. Прощай!
И он отвернулся от девушки и пошел к кораблю. Когда на корабле заметили его, оттуда понеслась крепкая ругань. Олаф, не отвечая на вопросы, где он пропадал, взошел на борт и встал на корме, не отводя глаз от той, которую должен был потерять навсегда, едва встретив.
Девушка стояла на том же месте и, не отрываясь, смотрела на корабль. Лицо ее застыло, в глазах были боль, тоска и недоумение существа, которое обидели, а оно никак не может понять -- почему? Когда она увидела, что на корабле подняли парус, и он начал медленно, плавно отходить от берега, из горла ее вырвался хриплый крик. Она снова взглянула назад, на родной лес -там была ее семья, ее народ, весь ее мир! Но потом лицо девушки преобразилось, словно освещенное заревом любви и боли. Она стремительно побежала к берегу, бросилась в море и поплыла к кораблю.
Корабль не успел еще отойти далеко. Олаф пронзительно закричал, умоляя остановиться, и изумленные викинги подчинились. Олаф, из глаз которого, несмотря на все усилия сдержаться, градом катились слезы, помог своей возлюбленной взобраться на борт, и корабль вновь поплыл на восток, навстречу неведомой судьбе.
Сердце женщины умеет сделать правильный выбор.
Блудница и добрый человек
Нет, я никогда не привыкну к этому народу. Эти мужчины с постно-благочестивым выражением лица, как они меняются, когда оказываются в твоей постели! Ебутся грубо, как животные, требуют от тебя исполнения своих самых грязных желаний, и все так мерзко, по-скотски! А если встретишь его на следующий день на улице -- отшатнется, как от прокаженной. Ты -- грешница, сосуд скудельный, на тебя даже смотреть мерзко, не то что прикасаться. Кто бы мог подумать, что еще вчера он с завидным упорством наяривал меня сзади!
А женщины! Их здесь две разновидности: пугливые безмозглые овечки и злобные ядовитые твари. Первые боятся поднять на тебя глаза -- они понять не могут, как земля тебя еще носит. Скотства своих мужчин они не замечают, привыкли, наверное, а может, совсем разучились думать. К таким женщинам нельзя испытывать ничего, кроме презрительной жалости. А вот другие... Эти ненавидят тебя настолько, что не задумываясь разорвали бы на части, если б им только позволили. Ненавидят за то, что ты красивее, умнее, что к тебе идут их мужчины, пропади они пропадом. На улице сверлят тебя горящими злыми глазами, так, что становится страшно.
У меня на родине, на Севере, совсем не так. Там любят сильно и неистово, любовь считают даром небес. Красивую женщину провожают восхищенными взглядами. Там бы никто не назвал меня "блудницей". Нет, эта страна совершенно невыносима: ее нищета, ее лицемерное ханжество, а главное -- ее люди. Будь проклят тот час, когда меня сюда занесло! Как только наберу достаточно денег, чтобы уехать -- только меня здесь и видели.
Что это за толпа собирается вокруг? Их становится все больше и больше... О чем они говорят на своем противном тягучем наречии?
-- Видите ли вы эту женщину, эту мерзкую блудницу (ну вот, опять!), что стоит здесь, оскорбляя своим видом ваших нежных дочерей и верных жен? (где это он таких увидел?) Посмотрите на этот сосуд похоти, на эту приманку дьявола! (ну-ну, и что дальше?) Посмотрите на ее бесстыдные глаза -- в каждом сидит по бесу; посмотрите на эти пышные волосы -- сам дьявол заплетал ей косы; посмотрите на ее белые груди, рвущие платье -- столько в них дьявольского соблазна (это у них такая манера говорить -- он еще долго будет разжевывать все по порядку)... на ее ноги -- даже ее следы в пыли полны порока. Долго ли мы будем терпеть ее среди нас, позволять ей совращать мужей с пути истинного и гнусным примером растлевать жен? (ого! дело, кажется, оборачивается серьезно...) Или мы, по примеру наших благочестивых предков, изгоним ее камнями (камнями?!) из нашего города, или ее тлетворное дыхание отравит и загрязнит все вокруг!
Что мне делать? Они, кажется, всерьез намерены побить меня камнями. Толпа беснуется, их глаза полны восторженной ненависти, они предвкушают кровавую забаву. Особенно неистовствуют женщины, эти фурии, гарпии! Наконец-то они смогут выместить на мне свою безудержную злобу! Мужчины тоже оживились. Те из них, кто еще не успел переспать со мной, немного жалеют об упущеной возможности, но в глубине души понимают, что предстоящее зрелище куда интересней любого разврата. Остальным тем более наплевать. Никто не поможет мне. Никто не заступится. Никто не спасет.
Многие уже начали подбирать камни. Но никто не решается начать первым -- все словно ждут приказа. Самые робкие женщины закрывают лицо. Но что это? Какой-то человек пробирается сквозь толпу. Еще один горлопан-обвинитель? А, знаю -- это местный святой, ходит и проповедует любовь к ближнему. Его здесь уважают. Однажды я подала ему милостыню. Какой еще грязью он собирается облить меня?
