Натиг Расул-заде - Брат
И опять звонила Маша из Москвы.
- Что же это такое происходит? - жаловалась она его матери. -Ведь он был такой хороший, скромный, настоящий труженик, с утра до вечера на работе, хороший муж, хороший специалист, - зациклилась она на одном и том же, чуть не плача, - разве что детей у нас не было, так что же, мы только три года, как женаты, и разве нельзя было по-человечески оказать, что я недоволен тем-то и тем-то?.. А то, что вы говорите, что он теперь болен, простите, меня не убеждает, у него не было никаких предпосылок к подобной болезни, я тут советовалась со знакомыми психиатрами... -она вдруг, не сдержавшись, заплакала громко.- Но что же, господи, что с ним происходит? Ведь это страшно... Ведь он никогда не любил такой безалаберной, богемной жизни, был домосед, ведь это не его жизнь, которую он сейчас ведет, вы же должны знать... Что с ним творится? Кто это, кто с ним такое сделал?!
Бедная женщина ничего не могла ей ответить, только успокаивала ее, чувствуя, как тяжело ей даются слова успокоения, сама она гораздо больше нуждалась хоть в какой-то ясности, определенности насчет своего сына.
Все-таки Маша не собиралась так легко отказываться от мужа. Как то приехала как снег на голову - без звонка, без телеграммы - с одной лишь небольшой сумкой: белье, минимум вещей, самых необходимых, но с твердым намерением не уезжать отсюда без мужа, или по крайней мере, убедиться, что случай с ее Футиком и в самом деле неслыханно тяжелый и придется ей отказаться от него. Она поселилась у свекрови, которая была ей по-настоящему рада, что ни говори, они ведь были сейчас сестры по несчастью и понимали друг друга с полуслова. Несколько дней она жила у свекрови, безрезультатно ожидая его звонка или прихода, но эти дни как раз совпали с горячей порой в его деятельности: реализоввали товар из ограбленного магазина с подельниками и, как водится, не поделили. Он-то плевать хотел, это не его бизнес, он зарабатывал игрой и грех было жаловаться - деньги текли рекой, в Баку, как нарочно, в последнее время по открывали казино, вполне легальные, где он чувствовал себя, как рыба в воде. Но один из подельников стал зарываться, явно намереваясь облапошить его, чего он никак не мог допустить - это впоследствии могло бы сказаться на его авторитете профессионального игрока. Пришлось доказывать, что он далеко не фраер, пришлось немного порезать товарища, поучить его, третий еле отлепил их друг от друга, на том и расстались, обещая друг другу еще свидеться. В тот же вечер попал он на крупную игру, но везло с переменным успехом, так что выигрыш был ничтожным. Только на пятый день после приезда Маши он позвонил домой, матери, которая тут же сообщила ему, как они и договаривались с невесткой, что очень плохо себя чувствует, осталась одна и просит его приехать, так что он тут же, бросив трубку и скрипя от досады зубами, помчался домой. Дверь ему открыла Маша, мать и в самом деле расхворалась и лежала в постели, приходила медсестра делать ей уколы, и Маша, таким образом, на этот, раз пришлась как нельзя более кстати. Но только не для него.
- Ты?! - завидев ее, рассвирепел он не на шутку.
- Опять приеха ла? Или и не уезжала с тех пор?
- Твоей матери было плохо, я приехала присматривать за ней, - соврала она, немного даже испугавшись его необычной ярости. - Все таки я ей невестка, не чужая... - Здесь целая орава родственников, - проворчал он, немного успокаиваясь и проходя в комнату матери, - которым, кстати, она часто помогала деньгами, благодаря мне, между прочим... Могли бы теперь и вспомнить хорошее, чтобы не прибегать к услугам невестки из ближнего зарубежья. Правильно я говорю?
Маша, бессловесная, шла следом за ним.
- Так, - сказал он, оборачиваясь к ней. - Я смотрю, тебе что-то от меня надо. Угадал?
- Да, - сказала она. - Мне надо вернуть тебя. - Вернуть куда? - Послушай, - сказала она заметно волнуясь, ломая нервно пальцы, и тут вдруг замолчала и долгим взглядом поглядела на его мать. Та лежала в постели и, заметив на себе взгляд невестки, прикрыла глаза и чуть отвернулась, словно давая, знать, что не будет вмешиваться в их разговор, она слишком слабо себя чувствовала.
- Ма, - тихо окликнул он мать. - Как ты, ма?
- Ничего, - выдавила она из себя, не открывая глаз. -Теперь по лучше. Если хотите, пройдите в другую комнату, поговорите, - у нее по привычке чуть не сорвалось с языка -в комнату Азада, но она вовремя сдержалась: непонятно, как бы отреагировал на это ее сын.
Маша взяла его под руку и отвела в другую комнату. -Пойдем, пусть она поспит, - сказала Маша. - Пусть отдыхает. Когда они вошли в комнату Азада, она прикрыла двери, мельком глянула на диван, на котором спала эти ночи, и сказала: - Только дай мне высказаться до конца, не перебивай и не убегай, прошу тебя, - она взволнованно перевела дух. - Я для этого разговора прилетела специально из Москвы, выслушай меня.
- Хорошо, - спокойно ответил он. - Я буду молчать. Хоть ты меня и раздражаешь.
- Послушай, - она немного помолчала, собираясь с мыслями, что бы начать с самого важного, чтобы он не мог уйти, не дослушав ее, но разговор с ним, тысячекратно прокручиваемый в голове в последнее время, как раз сейчас вдруг от волнения, что она видит его и наконец то может поговорить, вылетел из памяти. Она постаралась взять себя в руки.
- Я хочу тебе добра, ты веришь мне?
- Мне отвечать? - спросил он, не дождавшись от нее продолжения.
-Да.
- Верю, - ответил он, немного подумав. - Потому, что, с чего бы тебе желать мне зла, я тебе ничего не делал плохого.
- Так вот, поверь мне, поверь, милый, с тобой происходит что-то очень странное. В Москве я проконсультировалась с психиатрами - все говорят, что медицине такой случай неизвестен. Ты возомнил себя... нет, прости, не то я сказала... ты перевоплотился... нет... короче, ты думаешь, что ты - твой покойный брат-близнец, что ты Азад, а не Фуад, как раньше...
- А, - открыл было он рот, чтобы возразить, но она остановила его нетерпеливым жестом.
- Ты обещал выслушать до конца. Так вот, сначала я не понимала, думала, ты что-то задумал, что ты хочешь просто бросить меня, избавиться от меня, ты же знаешь, у женщин на уме только то, что касается непосредственно их самих, думала, что ты, ну, притворяешься что ли... Вы с твоим братом люди по характеру очень разные, ты - тихий, скромный, не любил шумных компаний, трудно сходился с людьми, твой брат - царство ему небесное - прямая твоя противоположность, его знает вся шантрапа и все проститутки в городе, потому, наверно, он и не женился до тридцати лет, он не был по натуре домоседом, семьянином, как ты, не мог жить с женой, любить... Вспомни, как ты был рад, когда устроился на работу в совместное предприятие с турками, как мы отмечали это событие в узком кругу друзей, помнишь, Тихомировы приезжали, Таня с Алексеем, как ты возил меня показывать эту строительную фирму в Сокольниках, и у меня каблук на ботинке отлетел, и ты отправил меня домой на такси... - она всхлипнула... - Я за тобой скучаю, милый...
...Тут он отметил про себя, что она неграмотно выразилась, но во время спохватился, что делать замечания по поводу лексикона - это из репертуара начитанного Фуада, и не стал ее поправлять...
- Нет, я не то хотела сказать, все это не то... - продолжала между тем она, со страхом заметив поскучневшее вдруг выражение его лица.
- Я должна вот что... Меня предупредили, что есть один вариант, чтобы ты мог вспомнить все, вспомнить себя, ты, твое тело должно вспомнить меня, - она сбросила с себя платье и, голая, подошла к нему вплотную, обняла, прижалась к нему всем телом.
- Ты... Ты с ума сошла! - он испуганно отстранил ее от себя и воровато оглянулся на дверь.
- Что ты себе позволяешь?! Ты - жена моего брата... Ах ты, шлюха!..
- Молчи, - она, готовая к такой реакции, нежно прикоснулась к его губам пальцами. - Обними меня и молчи.
Через полчаса, когда они одевались, она, глядя на него, с тревогой сказала: - Ты никогда не был таким.
- Каким?
- Ты был как зверь, как животное...
- Но ведь тебе это понравилось, признайся.
- Да, - сказала она. - Понравилось. Очень. - Но даже после этого я не Ипполит, - вспомнил он, дурачась, фразу из популярного фильма Рязанова. - Да, - вздохнул он, натягивая через голову рубашку, - не думал, что наставлю рога родному брату...
Тогда она заплакала, безутешно, тихо, горько заплакала, понимая, что уже не остается никаких шансов и она потеряла его безвозвратно.
- Постой, - сказал он, не зная, как ее утешить и надо ли вообще утешать.
- Погоди. Я тебе сейчас все докажу.
- Он стал снимать уже надетую рубашку.
- Скажи мне, у Фуада на спине был шрам? Большой выпуклый шрам между лопаток? С детства остался... А?
- Нет, - сказала она, утирая слезы.
- Нет.
- Ну так вот, смотри, - он стал перед ней на колени, нагнув голову, чтобы ей было удобнее видеть.
- Что скажешь?
- Да, - сказала она, прикрыв глаза и проводя рукой по гладкой спине его.
- Вижу. Большой, выпуклый шрам... - и снова, хоть и сдерживала себя, горько заплакала.
