Алексей Смирнов - Дуративное время
- Я буду вместо! вместо! вместо неё!.... Твоя невеста! Честно! Честное ё!....
Лицо его нисколько не оживилось. Угрюмая очередь изнемогала от нетерпения. Ей тоже хотелось спеть про невесту, а Петр Клутыч занимал время и пространство.
Машины летели, люди шли; никто не обращал внимания на старания Петра Клутыча.
- Твоя невеста! Честно! Честное ё!....
Глава 4
Могло показаться, что помещение для допроса предателей человечества, пятой колонны, совершенно не отличается от следственного изолятора для звездоплавателей.
После внимательного осмотра впечатление сохранялось.
И все же здесь было гадостнее.
Совсем необязательные царапины на лабораторном столе. Слабый запах табака, гуталина и ружейной смазки. Эхо проклятий на родном языке, впечатавшееся в стерильные стены. Слабое, но отчетливое жужжание продолговатых ламп.
Балансиров распорядился выключить освещение, чтобы вместе с Медовиком погрузиться во тьму. Помещение за стеклом, как и на первом допросе, заливал ослепительный свет. Медор Медовик сидел, положа руку на пухлую папку; надковыривал картон, пробирался внутрь, трещал листами.
- Давайте сюда этого декабриста, - сказал он нетерпеливо.
Балансиров потянулся к микрофону - точно такому, как в первом боксе. Он снова чувствовал себя неуютно, хотя допрашивать предстояло своего, двуногого и двуглазого. У него не могло быть неизвестных науке микробов, требующих усиленной защиты. Зато могли быть микробы известные, требовавшие защиты еще более усиленной. Медор Медовик не раз прибегал к биологическому воздействию на упрямцев. Подземные микробиологи работали без выходных, а герметичные двери и толстые стекла защищали не только от космических спор.
В полу разверзлась дыра; бокс принял очередной стул, но сидевший на нем не был, в отличие от незваного пилота, прикручен к сиденью и спинке. Рыхлому, изнеженному мужчине, одетому в больничную пижаму, хватило древних кандалов, каких давно не выпускают. Но ему недоставало колодок и рваных ноздрей.
Балансиров замечтался, вспоминая, как они брали этого предателя. Ночь! Переполненная луна придвигается все ближе, ибо интересуется космическими делами; космические дела вот-вот развернутся на Бежином лугу. Но луг осквернен, он пылает посадочными сигнальными кострами. Делегация отщепенцев размахивает факелами; нынешний пленник Балансирова прочищает горло, готовясь к сепаратным переговорам с нечистой силой. Нечистая сила летает над родиной, над ее просторными полями, чтобы, по завершении переговоров, топтать. Черные крылья отодвинулись в прошлое: над лугом зависает серебристое брюхо. И вдруг: лязг! грохот! Урчание моторов! Из окрестных лесов выдвигаются боевые машины. Брюхо взмывает в небо, но поздно: залп! еще один залп! Небо расчерчивается лазерной паутиной. На перетрусившую делегацию падает обычная, позорная сеть. К орущему клубку спешат, размахивая хоботами, грозные силы химического реагирования...
- Ну что же, Эренвейн, - голос Медора Медовика пробудил Балансирова. Реконструкция героизма пресеклась. - Рассказывайте, как вы крали людей. Похищали граждан. Договаривались с врагами человечества.
Ответа не было.
Медор потянулся и зевнул, показывая, что абсолютно спокоен и уверен в успехе.
- Вы знаете, Эренвейн, сколько людей пропадает без вести ежегодно? Десятки тысяч.
- И всех я похитил, - попытался съязвить Эренвейн. Балансиров удивленно присмотрелся: нет, все в порядке, его трясет, только очень мелко и сразу не разобрать.
- Будет вам паясничать, - укоризненно молвил майор. - Мы же понимаем, что не всех. Достаточно одного. Слезинки ребенка. Вы читали у Достоевского о слезинке ребенка? - зазвенел Медовик.
- Мы не трогали детей, - сказал Эренвейн.
- Не придуривайтесь. Вы отбирали у них мам и пап.
- Это и без нас делали. Тех мам и пап, о которых вы печетесь, отбирали по решению суда. И дети радовались. Это были пьяницы.
- С чужого голоса поете, - Балансиров сделал Эренвейну замечание.
- Вы забрали много непьющих, - напомнил Медор Медовик. - Якобы дураков. У них тоже были дети.
- Их тоже заберут, когда вырастут. Раз такие родители. И что в этом плохого, если разобраться? Вы же автоматы, вы не рассуждаете. А французы, например, открыли, что человеческий глаз воспринимает всего один процент материальной вселенной. Один! - Эренвейн сострадательно и нахально поднял палец, сочувствуя глазам Балансирова и Медовика. - Между тем, космос на 73 процента заполнен пока неразъясненной черной энергией, которую как раз и не видно, а в ней самая суть. Но вам же до этого нет дела, вам бы только вязать свободную мысль.
Балансиров с Медовиком переглянулись.
- Что тут скажешь? - притворно удивился Балансиров. - Вот если, допустим, человек увидит не один, а два процента - что будет? Он мигом слетит с катушек. В белой горячке, небось, добавляются какие-то сотые доли, и ничего хорошего.
- А если явится Божья Матерь или Неопалимая Купина - это сколько еще получится? с учетом неизменности остального ландшафта? - Медор, подыгрывая, театрально взялся за сердце.
Эренвейн презрительно и негодующе отвернулся.
- А знаете, что мы сделаем? - улыбнулся Медор, снял очки и начал протирать их чепчиком, который тоже снял. - Мы оставим вас без коры. Есть хорошие лекарства, электричество... И отдадим вашим космическим друзьям.
С Эренвейна слетела наглость. Она и прежде давалась ему не без труда.
- Партия потребует думского расследования, - предупредил он.
- Пусть требует. С какой-нибудь звезды. Ваша продажная партия, ненавидящая народ и страну, отправится следом за вами.
- Вам не позволят, - всем своим подлым сердцем Эренвейн надеялся, что его берут на испуг.
- Думайте, как хотите, - отозвался Медовик, легко прочитавший эти простенькие мысли. - Мы не спросим позволения. Мы организуем проверку вашей финансовой деятельности. Там, собственно, и проверять нечего: приходи, да забирай в кутузку. Народ одобрит. Он сыт по горло вашей импортной демократией.
- Хорошо, - изнеженный мужчина опустил голову. - Чего вы хотите от меня? Я выполнял партийное поручение. Я рядовой функционер. Мне приказали встретить гостей и передать им пакет...
- Пакет давно у нас, - махнул рукой Медовик. - В нем списки. Ни в чем не повинных граждан, которых вы причислили к дуракам и пьяницам. Они совпадают с нашими, только короче. Вам известно, что все дураки у нас переписаны?
- Тогда чего вы от меня хотите?
- Вы слишком бодро изъясняетесь, - недовольно поморщился Балансиров. Товарищ майор, разрешите наложить взыскание на службу предварительной подготовки? Смотрите: он ерепенится, чего-то квакает, поминает всуе государственные структуры... А должен был рыдать и молить о прощении.
- Наложите взыскание, - согласился Медор. - Итак, - обратился он к Эренвейну, - нам нужны имена других предателей. Партийных соратников можете не называть. На них давно заведены уголовные дела. Рядовые граждане? Деятели искусства, науки? Иностранные подданные?
С этими словами Медовик, будто спохватившись, сунул руки в нарукавники. Манипуляторы коротко взвыли и растопырили пальцы.
- Не бойтесь, - подбодрил он задержанного. - Мы защитим вас от гнева ваших заоблачных хозяев. Не такие они грозные. Раскалываются, как все разумные существа. - Он кивнул на папку с листами. - У меня здесь распечатка показаний одного из пилотов. Вся философия, вся идеология, цели и задачи. Нам не хватает технических подробностей.
Эренвейн, видный оппозиционер, чье сытое лицо не сходило с телеэкрана, болезненно глотнул, завороженно следя за червеобразными движениями металлических пальцев.
- Ну же, - нетерпеливо повторил Медовик. - Мы ждем. У вас есть осведомители, наводчики. Есть агентура среди сатириков, журналистов, врачей.
- Я не помню поименно, - хрипло сказал Эренвейн.
- Еще бы вам помнить такую ораву, - участливо отозвался тот. - Скажите, где у вас хранится подобная информация - и дело в шляпе.
Эренвейн раскрыл было рот, но запнулся.
- Я хотел уточнить, - выдавил он упавшим голосом. - Ваши угрозы... про звезду... нет, в лекарства и электричество я верю, но про звезду... это своеобразная шутка, правда?
- Шутка, - кивнул Медовик.
- Звезды необитаемы, - наставительно пояснил Балансиров. - Мы имели в виду планету.
Он придвинулся к Медовику и прошептал ему на ухо:
- Все-таки либералы - публика вежливая и сдержанная. Вот когда кому-то из наших прищемят почвенные Корни резными воротами, так сразу выходят тридцать три богатыря, вращая глазами....
Глава 5
Посреди ночи Петр Клутыч открыл глаза.
На часах было три.
В комнату кто-то пришел. Теперь Петр Клутыч был совершенно убежден, что не спит. Прекраснодушные игрища с полуснами и полуявью закончились, действительность победила. Он проснулся настолько, что даже сумел подумать, не Кашель ли здесь. За последние несколько дней ему не однажды казалось, что еще немного - и сосед постучится, а странное, зловещее дело перестанет существовать.
