Сергей Бен-Лев - Псалмы нашего дня
Во времена пионерского детства и комсомольской юности многие читали книгу Бориса Полевого "Повесть о настоящем человеке". Увы, но слова героя книги - летчика Маресьева - о протезах, которые по конструкции не изменились со времен первой мировой войны, остаются верными и по сей день. Тяжелые, неудобные, с резким запахом кожи и резины, натирающие до крови культю - это повседневность, от которой не избавлен ни один из инвалидов. Немногие счастливцы могут похвалиться протезами, сделанными в Германии или по немецкой технологии (но это не у нас и не про нас, а где-то в других областях Украины, где-то в неведомых далях, а нам то что?), хотя для промышленной области с высоким уровнем травматизма на производстве и в шахтах подобные вопросы должны стоять на одном из первых мест.
Заказчик Шевченко... заказчик Шевченко... пройдите в первый кабинет для примерки... - разносится гулким коридором. - Техник Тимофеев, зайдите в третий кабинет... заказчик Шевченко, подойдите к столу заказов... Будничность происходящего придает остроту и свежесть чудесам - мне отремонтируют протез, у меня будет новый протез, новый, скрипящий, блестящий, пахнущий свежей кожей и замшей, ноги сами несут тебя. Люди, несущие и дярящие эти чудеса, - врачи и техники, рабочие и приемщики. Как же выразить вам мою благодарность, как же сказать сотый раз спасибо, кому же еще пожаловаться на неудобства, с кем же еще поделиться, что жизнь продолжается, выпал снег, скользко, дорожки не посыпают...
Здесь давит... Покажите... Сейчас исправим... Пройдите по кабинету, куда вас валит - внутрь или наружу? Снимайте протез... По высоте нормально? Мне тут приклепать полукольцо... И подшипник лопнул... Подшипников нет... Как же... Ведь мне ходить не на чем... Все старые уже доносил, а нового все нет и нет... Нет поступления узлов, нет кожи... Алексей, попросите, может найдется ремешок, а то все полопались, сам все латаю и латаю... Поищем... Техник Тимофеев, ведь вам каждый день приходится принимать и выслушивать просьбы и жалобы больных и измученных людей. От вашего слова, зависит самочувствие настрпоение всех нас. Я - не депутат, и не собираюсь взывать к депутатской совести, но обращаюсь к гражданам нашего родного Луганска встаньте хоть на миг на мое место, проскачите на одной ножке до ближайщего магазина, купите буханку хлеба, проковыляйте по разбитому тротуару, покрытому льдом и ухабами, войдите в темный подъезд с разбитыми лампочками, поломанными перилами, неработающими лифтами, а впрочем добрались домой, ну и ладно.
Работников службы социальной опеки называют патронажными работниками, то есть людьми, осуществляющими отцовскую заботу и опеку над нуждающимися в них. Быть милосердными отцом и матерью детям, старикам и инвалидам - какая еще более почетная обязанность может быть возложена на наших соотечественников? Дай Вам бог всем здоровья, всем, кто несет доброту и заботу людям. Спасибо, техник Тимофеев, спасибо всем, спасибо... спасибо... спасибо...
Обретение воздуха и воды.
Уделив немного времени размышлениям и долгие часы слезам, безутешным и каким-то надрывным, не приносящих должного успокоения, а впрочем и того, и другого было поровну, она успокоилась и принялась за новые дела. Все вокруг казалось поблекшим, выцветшим, потерявшим свою мелодию, а впрочем чего же еще можно было ожидать после таких бурных переживаний. Все произошедшее с ней казалось произошедшим с какой-то другой женщиной, другой, которая неизмеримо страдала, пытаясь обрести поддержку в этих мелких людишках, но стоило ли об этом думать, от этого только болела голова, ломило в висках, а сын и дочь, уже выросшие, сторонились ее, не понимая как ей помочь. Муж, занятый сверх всякой меры на работе, занял выжидательную позицию. Нужно было что-то делать, нужно было бежать, искать, звонить, договариваться, искать финансирование, но зачем?!
Из Египта перенес ты виноградную лозу, выгнал народы, и посадил ее. Очистил для нее место, и утвердил корни ее, и она наполнила землю.
Она обложилась журналами - женские истории, столь поражающие на первый взгляд, не затронули в ее душе ни единой струны. Она позвонила подругам, занимавшимся распространением косметики, и обзавелась изрядной кучей косметики, всевозможных помад, кремов, лосьонов и прочих модных мелочей, приносящих минутное удовлетворение.
Горы покрылись тенью ее, и ветви ее как кедры Божии. Она пустила ветви свои до моря и отрасли свои до реки. Для чего разрушил Ты ограды ее, так что обрывают ее все, проходящие по пути?
Занимаясь бизнесом, она никогда не задумывалась о природе своего дарования, но тут ее разобрало любопытство, и ей захотелось прочитать книги о правильном ведении дел, о составлении бизнес-плана, о правильном подборе подчиненных, и о прочих глупостях, которыми забивали себе голову авторы подобных пособий. Единственное, о чем умалчивали книги, о том, как обрести уверенность в задуманном, что избранное тобою дело не провалится, не рассыплется как карточный домик под дуновением окружающих. не желающих смириться с тем, что у нее все получается. Религия, о которой так много и велеречиво писали все газеты, призывая к очищению души, соблюдению норм и непременном посещении церкви в установленные дни, казалась чем-то удаленным от жизни, чем-то совершенно не имеющим отношения к ее жизни, чем-то чужеродным, не воспринятым сердцем и душею, а рационально и сухо навязываемым ей окружающим обществом.
Лесной вепрь подрывает ее, и полевой зверь объедает ее. Обратись же, призри с неба и воззри, и посети виноград сей; Охрани то, что насадила десница Твоя, и отрасли, которые Ты укрепил Себе.
Да полно, полно, достаточно, избавьте меня от ваших поучений, так и хотелось крикнуть ей, но кому?! Разобравшись с модными течениями и направлениями общественных времяпровождений, перечитав десяток модных романов, вдруг, неожиданно, под коркой заскорузлых представлений, она открыла себя, да-да, себя, ту наивную девочку, которая сидела на заборе во дворе у бабушки, напевала песни, раскачиваясь при этом на качелях, игралась с собакой, дружила с мальчишками и мечтала стать учительницей, только не смейтесь, стать учительницей как ее мама и старший брат. Брат был толстый, в рубашке, пропитанной потом, с пухлым портфелем, набитым тетрадями и свежими журналами. Он вдохновенно читал стихи Евтушенко и Вознесенского, а ей, начинавшей уже взрослеть, ложились на душу строки Асадова.
Он пожжен огнем, обсечен; от прещения лица Твоего погибнут... мы не отступим от Тебя... мы будем призывать имя Твое... восстанови нас... да воссияет лицо Твое!
Впрочем строки стихов ложились не на душу, а на страницы песенника, толстой тетради в клеточку, с вклеенными красивыми открытками и фотографиями артистов - какой же миленький был Коренев - сам же песенник был старательно переписан почти слово в слово у соседки ткачихи, шумной, горластой, любящей выпить и потанцевать разбитной девушки, втайне мечтавшей выйти замуж за принца под алыми парусами. (Замуж та вышла, но не за принца, а за шофера с автобазы, родила ему трех детей, он погиб в катастрофе, а ей пришлось поднимать детей одной.)
... поддерживает всех падающих и восстанавливает всех низверженных...
И-и-и-цзи-и-ин - трубные раскаты непривычных китайских слов - "Книга Перемен", книга судеб, таинственная непонятная, так много говорящая и не вносящая ясности в жизнь... Звуки флейты ветра, разнесшиеся над магазином, пробудили у нее в душе какие-то смутные ассоциации. Она подошла, глянула это были дерево и земля, воздух и огонь, металл - и все пять стихий слились в едином порыве. Хрупкие, потрескивающие, непривычные слова бередили что-то в душе, излом иероглифов будил воспоминания о китайских шарах на резиночке, которыми играли в детстве в школе, сказках о мандаринах и буддийских монахах, цветастых веерах, лаковых шкатулках, и все это вернулось, вернулось, как будто и не было прожитых лет. Как будто и не было прожитых лет, как будто и не было бездны усилий, прилагаемых невесть зачем, невесть во имя чего, да полно-те, шуршит свиток, разворачивая перед глазами картинки из алмазной сутры...
... в тесноте Ты давал мне простор...
Она осознала, что в нынешние времена есть потребность в людях, умеющих повести за собой, показать в чем истинное предназначение каждого, невзирая на дипломы и регалии, научить отыскивать нишу для своего бизнеса - одним словом она решила открыть свою школу: Школу Бизнеса. Правда она не представляла чему же конкретно будет учить своих слушателей, но ясно понимала, какие знания им явно не пригодятся. На вышедшее объявление откликнулись многие, но грядущий успех еще лишь маячил за горами.
Просите мира Иерусалиму: да благоденствуют любящие тебя!
Идет ветер к югу
Его звали Срулик. Именно так его и звали - Сруль Иосифович. Впрочем отчеством он обзавелся гораздо позднее, а пока... Пока это был милый мальчик, сидевший за первой партой в моем классе, и которому я отчаянно завидовал. Впрочем зависть эта носила оттенок несбыточности, ведь кто мог сравниться со Сруликом?! Он был умен, хорошо учился, прекрасный спортсмен, пользовался успехом у девочек. Обладая высоким ростом и шикарным рыжим кучерявым чубом, одеваясь в модные тогда водолазки, брюки-клеш и туфли на высокой платформе - да разве могла ему отказать хоть одна школьная красавица? Впрочем на красавиц он не заглядывался, еще с восьмого класса он ходил с Тамарой, серьезной девочкой, немного полной для своего возраста, но так заливисто смеявшейся от его шуток. Он провожал ее в музыкальную школу, сидел в коридорах, ожидая ее после сольфеджио или ансамбля, а впрочем кто мерит время в молодые годы...
