Александр Яшин - Вместе с Пришвиным (Рассказы)
Много лет нужно, чтобы разлить все это вино по бутылкам и доставить его людям. Не одно человеческое поколение еще будет благодарно припадать к этой драгоценной живой воде, утолять ею свою духовную жажду, вспоминая добром великого жизнелюбца.
...Не так давно в Вологде вышла новая книжка Пришвина "Незабудки", составленная из его дневниковых записей. Я знаю, из каких подвалов она взята.
1962
ОН ДАЛ ИМЯ ЧЕЛОВЕКУ
Первого марта 1951 года Михаил Михайлович Пришвин подарил нам книгу "Моя страна" с надписью: "Злате Константиновне и Александру Яшиным от счастливого обладателя пика на Кавказе, озера и мыса на Курильских островах".
В 1950 году Географиздат выпустил четыре повести М. М. Пришвина под названием "Моя страна". В предисловии этой книги сообщалось, что Географическое общество присудило ему медаль и что он является старейшим действительным членом Географического общества. А в 1951 году Географическое общество назвало его именем пик на Кавказе, озеро и мыс на Курильских островах.
Каждая книга Пришвина была не меньшим пиком, чем тот, который ему подарили, но, кажется, ничем больше не гордился он в эти дни так, как гордился, что его имя носят гора, мыс и озеро.
Я расскажу, как Михаил Михайлович дал имя человеку.
В 1953 году у меня родился сын, и мы долго не могли подобрать для него подходящего имени. Он был седьмым, и казалось, что все возможные и приемлемые имена уже использованы. Прошел месяц, пошел второй, а наш сын все еще был "не окрещен". Из загса прислали предупреждение, что за промедление регистрации новорожденного человека мы будем подвергнуты строгому административному воздействию - штрафу.
В который раз мы прибегали к всевозможным уловкам. Тянули жребий: писали на бумажках до десяти приличных имен, добавляли к ним одну пустую, и дочка Наталья вытягивала из шапки почему-то обязательно бумажку без имени. Загадывали: кто первый утром придет, именем того и назовем своего сына,приходила обязательно женщина. Обращались даже к святцам - не помогло.
Нелегкое это дело - дать имя человеку! Ведь на всю жизнь. А вдруг оно к нему "не пристанет" или, как говорится, будет "не к лицу". Неподготовленность наша объяснялась еще тем, что до последней минуты мы ждали дочь - так все врачи предсказывали, и имя было приготовлено для дочери.
С таким же трудом подбирается иногда название для готовой книги или даже для небольшого стихотворения. Все есть - нет только названия. Правда, со стихами проще: можно поставить три звездочки - и все тут, и сдавай в печать. Но в загс с тремя звездочками не придешь.
Я решил позвонить Пришвину.
- Михаил Михайлович, сын родился.
- Знаю, мы уже поздравляли вас.
- Имени подобрать не можем.
- Да? Подумать надо.
- Нам уже штрафом грозят,- думали, да в сроки не уложились.
- Подумать надо! - Михаил Михайлович явно тянул, думал.- Есть два хороших имени,- наконец сказал он.
- Говорите!
- Первое - Дмитрий.
- Так! А второе?
- Второе... А может быть, лучше не сразу?
- Почему не сразу?
- Может быть, вы еще сами подумаете?
- Не понимаю вас.
- Тогда вот второе - Михаил.
- Спасибо, Михаил Михайлович,- говорю я.- Мы подумаем,- и вешаю трубку.
Мне становится понятным, почему он так медлил называть второе имя.
После этого разговора мы подходим к новорожденному.
Надо сказать, что дед мой тоже был Михайло Михайловичем. В деревне он всю жизнь, от рождения до смерти, назывался Мишей Малым, соответственно Михайловичем был мой отец. Мишей был мой брат, военный моряк, погибший при отражении первого натиска немцев на Сталинград,- значит, с именем этим мы уже давно не то что свыклись - сроднились.
Вглядываемся в новорожденного и видим, что он абсолютный, ну совершеннейший Михаил, иного имени у него и быть не может, да, собственно, он и родился с этим, уже готовым, именем. Как же мы этого раньше не замечали?
- Ах ты, мой Михайлo Михайлович! - говорит довольная и счастливая мать, радуясь тому, что наконец-то загадка разрешилась. - Прямо-таки гора с плеч!
- Ах ты, мой Миша Малый! - говорю я, находя в сыне черты Михаила Михайловича, своего деда, и Михаилы Михайловича Пришвина одновременно.
Так стал Пришвин крестным отцом нашего Михаила и дедом его: ни одного своего родного деда увидеть ему не довелось.
Долго мы звали, да и сейчас еще зовем иногда Мишку Михаилом Михайловичем или Мишей Малым. Потом начали сокращать и варьировать это имя: Мих-Мих, Михай, Топтыгин и тому подобное. А затем, когда сын подрос, пришлось все чаще называть его разбойником, по сходству. Но первое имя Михайлo Михайлович - не забывается и поныне.
Знакомые иногда удивляются:
-- Почему вы называете Мишу Михайловичем?
Мих-Мих теперь отвечает сам:
-- Я - в честь Пришвина.
16 апреля 1961 г.
ПОСЛЕДНЯЯ ТРОПИНКА
Квадратный двор многоэтажного дома по Лаврушинскому переулку, в котором мы живем, неширок, но глубок. Такие дворы обычно называют колодцами. На уровне верхних этажей летают голуби. На крышах телевизионные антенны и круглая бетонная водонапорная башня.
Под окнами почти всех квартир, внутри двора,- балконы: простые, грубые, узкие, но достаточно длинные - по ним можно прогуливаться. Зимой балконы заставлены разными ненужными вещами, цветочными ящиками, старой мебелью, и редко кто выходит на них ради прогулки, разве что на мгновение откроют дверь да высыплют кулек корма для голубей.
Балкон Пришвиных также был всегда загроможден. Но в эту зиму его очистили. В любую погоду в середине дня Михаил Михайлович, одетый в шубу и валенки, закутанный в шерстяной платок, выбирался на балкон и ходил по нему из конца в конец, изредка останавливаясь, отдыхая. Красивая борода, усы и пышные стариковские брови его от мороза индевели, курчавились и были не просто седыми, а белыми. Когда сыпал снежок, Михаил Михайлович походил на деда-мороза.
Пришвин заболел и никуда не выходил из дому, кроме как на балкон. Да и балкон-то был в его распоряжении не весь - часть его, отделенная барьерчиком, принадлежала соседям.
До чего же укоротились пришвинские тропинки!
С балкона открывается только небольшой кусочек Москвы - несколько железных крыш в просвете колодца, Баженовская, недавно отремонтированная церковь, да вдали шпили высотного дома на Котельнической набережной, и еще голуби в небе. Вот и все.
А в каких только краях не бывал этот неутомимый следопыт, сколько дорог исходил он за свою жизнь! И вот из всех дорог осталась одна, и не дорога, а тропинка, да и та за решеткой балкона, вдоль стены, от угла до угла, в колодце сумрачного двора. Правда, рядом и над головой опять непуганые птицы, но это же московские голуби, они что куры: и птицы, а невольницы. Разве они понимают, что такое настоящие просторы, настоящая свобода!
Пришвин ходил по балкону неторопливо, держа голову высоко, и смотрел на стены домов, на окна соседских квартир, на крыши и в небо, главное - в небо. Иногда по старой привычке он пытался сцепить руки за спиной, но это ему не удавалось, может, из-за болезни, а может, потому, что на нем было слишком много теплой одежды. Порой он останавливался и клал руку на перила либо брался за металлические балясины, а однажды на ходу по-озорному провел по балясинам деревянной палочкой, как по клавиатуре ксилофона.
Как-то выглянуло солнце, мы открыли свой балкон, напротив пришвинского, и выкатили на воздух коляску с ребенком. Я крикнул:
-- Как здоровье, Михаил Михайлович?
Он поднял палочку к небу:
- Солнце-то какое, а весны еще нет и в помине!
Мне показалось, что он не чувствует себя за балконной решеткой и видит вокруг не стены и крыши, а что-то другое, далекое.
Но вот он спросил глуховатым голосом:
- Как сын?
- Все еще без имени,- ответил я.- Второй месяц пошел.
Чуть позднее он дал имя моему сыну.
В конце декабря на пришвинском балконе появилась лесная гостья - свежая лохматая елочка для встречи Нового года. Михаил Михайлович несколько дней не показывался на балконе, и мы, посматривая во двор из окон своей квартиры, решили, что он начал выходить гулять на улицу. Елочка стояла в углу чуть запорошенная снежком, к ней никто не прикасался, никто ее не шевелил. Казалось, сам лес пришел к Пришвину в гости.
День стоит елка, два дня стоит...
Я перед Новым годом попал в больницу, а жена моя не выпускала елочку из глаз. На балкон к ней время от времени выбегала Жалька - последняя собака Пришвина.
Наступило тридцать первое декабря. Со всех балконов елки давно исчезли. По вечерам они, наряженные, сияли огнями в окнах квартир. А пришвинская елочка так и осталась на морозе не обласканная, не праздничная.
Злата Константиновна почуяла недоброе, заволновалась, но, вспомнив, что Пришвины по давней традиции справляют Новый год по старому календарю, успокоилась.
Только прошло и тринадцатое января, а Михаил Михайлович ни разу за все это время не появлялся на балконе, и елочка от ветра упала. Так и не внесли ее в квартиру, так и не нарядили.