Владимир Хлумов - Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)
- По-моему, ты преувеличиваешь происшедшее.
- Во всяком случае, я жив!
- В этом я не сомневаюсь:).
- Я все сделал правильно, вот только...
Андрей засомневался, стоит ли признаваться в постыдном финале его смелого мероприятия.
- Ты ничего не должен скрывать, ты знаешь, это нужно тебе, а не мне.
- Меня слегка задел один жигуленок, но может быть потому, что все уже подходило к концу, и я немного расслабился.
- Если бы ты расслабился, то все бы прошло гладко. - возразил Учитель.
Да, я оговорился, но меня насторожила одна деталь, после столкновения я перестал управлять миром, а появилось еще что-то другое, я не могу объяснить, но мне кажется, это было еще более важным.
- Что может быть более важным, если ничто не имеет значения?
- Да, да, я понимаю, но мы договорились говорить правду друг другу.
- Ты потерял сознание?
- Наверное, но мне стало так легко и приятно, как не было никогда до сих пор. Все пропало, была полная чистота, и только шум появился.
Вернее, он был и раньше, я теперь это знаю, но раньше его заглушали звуки мира, а здесь...
- Оставь это попам. - оборвал учитель, - Главное ты сделал и теперь готов изменить этот мир!
- Когда? - не выдержал Умка.
- Скоро.
- Учитель, скажи, почему ты выбрал меня?
- Ты сам меня нашел.
Андрей выключил компьютер, вышел на улицу и обнаружил глубокую ночь.
Переход между университетскими зонами был давно закрыт и пришлось идти вокруг мимо клубной части. Шел он чуть прихрамывая, но при этом держался уверенно и не обращал внимания на редких поздних прохожих.
Только у парадной лестницы вдруг остановился. Ему показалось, что кто-то за ним заинтересованно подглядывает. Он осмотрелся и обнаружил лишь две чугунных композиции, стоящих на балюстрадах клубного входа университета.
Неживые огромные студенты вопреки практически полному отсутствию света с завидным прилежанием читали свою чугунную книгу. Вернее читал студент, а его подруга отрешенно глядела вдаль, будто только что прочитанное место поразило ее воображение.
Наверное это очень замечательная книга, и в ней рассказывается о самой сокровенной тайне бытия, - подумал Андрей, - иначе чем еще объяснить такую редкую заинтересованность.
Он поднял глаза на крупные бестолковые звезды и услыхал:
- Есть только две вещи самые важные в мире, - это звездное небо над нашей головой и человеческий закон внутри нас.
- Вениамин Семенович! Вы что здесь делаете? - удивился Андрей.
- Я, Андрей Алексеевич, прогуливаюсь здесь и размышляю над тайнами бытия.
- И повторяете заезженные цитаты из "Очевидного и невероятного".
- Истина всегда выглядит банальностью, пока ее не откроешь сам.
Впрочем, Андрей Алексеевич, очень я любил эту передачу и еще одну, "Это вы можете" называлась. Очень у меня сердце болело смотреть, как человеческая мысль наружу бьется и выходу не находит. Конечно, они там все были немного не в себе, но, черт его дери, так они искренне говорили, так бодро горели, что хотелось все бросить и идти вместе с ихними самокатами, махолетами и шагоходами на край света.
Куда они таперича подевались? - Воропаев простоавато коверкал слова, Неведомо. Наверное, в миллиардеры шагнули, как думаешь, Андрей Алексеевич?
Андрей молчал.
- Я с одним даже познакомился, по службе, и он мне подарил модель самокопателя.
- Самокопателя? В смысле экскаватора? - заинтересовался Андрей.
- Нет, - усмехнулся в звездное небо Воропаев, - совсем в другом роде, в человеческом, хочешь покажу? Ну конечно, не сию минуту, сию минуту тебе отдыхать пора.
Воропаев распахнул заднюю дверку жигулей, и Андрей онемел. В салоне пахло гостиницей Метрополь и самым лучшим бензином от братьев Колеровых. Источником последнего был драный воропаевский бензонасос, а вот "Gio Armani" источала Катерина Юрьевна Смирягина. Она так и представилась, приняв Андрея за помощника следователя. В ответ она не услышала ничего, потому как студент от неожиданности смутился.
- Вы не будете против, Андрей Алексеевич, прокатиться с нами? Заодно и даму завезем домой? - Воропаев посмотрел на Андрея и добавил, - Я вижу, вы не против.
Волею судеб Катерина жила на Чкаловской в доме Андрея Дмитриевича Сахарова, и они скатились с Воробьевых гор по Метромосту на набережные Москва-реки. Андрей, посаженный рядышком с Катериной, помалкивал, изредка поглядывая на спутницу. Та кротко, словно впервые, рассматривала Москву. У Храма Христа Воропаев вспомнил очередную рекламу с ярким золотым куполом на голубом ситце и молодоженами:
- А мне нравится громадье русской идеи...
- Сначала подорвать, а потом восстановить, - иронически вставил Андрей.
- Нет, все-таки сперва построить всем миром. Да я не о том, ведь какая прорва материала, и не только природного, и ради чего? Ведь не для пользы или производительности, и не забавы для, а исключительно ради одной голой идеи. Такое количество бетона ухнуть из любви к иррациональному чувству. Ведь если совсем в Бога не верить, то получается Египетская пирамида...
- Вот идея и получается египетская, а не русская, - опять вставил Андрей и поискал поддержки у соседки.
Воропаев повернулся назад, внимательно разглядывая пассажиров. Было это как раз на светофоре у Большого Каменного моста, где никогда не гаснет зеленая стрелка. Ярко горели рубиновые звезды на кирпичных татаро-монгольских шатрах, исполненных средневековым итальянским мастером. Вдали маячил новым заграничным блеском остров Балчуг.
Справа плескались мутные воды Москва-реки и всех ее пяти морей.
- Эх, ребята, был бы я пророком в своем отечестве, сказал бы вслух. А вот и скажу: вижу я высокий белый храм, посреди прекрасного города, с белыми мраморными ступенями, с яркими блистающими фонтанами, идущими по ступеням двумя молодыми людьми. Он и она. Храм, словно былинный русский богатырь, дружелюбно принимает гостей и благословляет молодых на долгую праведную жизнь.
- Третий сон Веры Павловны, я думаю, что в эпоху перестройки. Вера Павловна должна была бы работать в кооперативном сортире, где-нибудь напротив пивбара Жигули. - Преувеличено едко прокомментировал Андрей и сам же от этого смутился.
- Какая странная и желчная идея, - Воропаев внимательно посмотрел на Андрея, - Вы наверняка ее где-то позаимствовали.
- Есть человек... - стушевался Андрей.
- Ну-ну. - буркнул Вениамин Семенович и нажал на газ.
На Чкаловской Воропаев не стал подъезжать прямо к дому, а остановился чуть поодаль на крутом спуске.
- Все-таки мир удивительно тесен. - изрек Воропаев, разглядывая через желтеющие кроны далекий подъезд, - Наверное, из-за малости объема.
Ведь я на этом спуске многие дни провел. Стерег политического преступника, дурак, разве ж я знал, какой редкий человек здесь жил.
Теперь часто мне хочется с ним о жизни поговорить, да где уж, поздно, раньше надо было думать, а не жить по инерции.
- А меня Андрей Дмитреевич однажды потрепал по головке и сказал:
новая Россия подрастает. - вспомнила Катерина.
- Нда, - со значением выдал Воропаев.
Потом он вышел, галантно открыл даме дверцу и проводил под руку к подъезду. Со стены на них поглядывал стилизованный академик Сахаров.
Воропаев под этим взглядом как-то скукожился и без особой надежды спросил:
- Значит, в электричке был совсем другой гражданин?
- Совсем другого покроя, - подтвердила Катерина и исчезла в парадном.
Воропаев повернулся, устало поглядел на пролетавшие к Таганке красивые иномарки, потом с ненавистью отыскал свой жигуль, купленный по разнарядке на излете восьмидесятых, потом вспомнил свои шесть соток с белым силикатным домом по Владимирской дороге, которым он раньше гордился, а теперь иначе как сараем не называл. Надо бы супругу свозить - парники поправить, да убраться к зиме.
Ехали обратно по Садовому. Андрей словно волчонок выглядывал с заднего сидения. Воропаев рассказывал детали утреннего происшествия.
- Что интересно, все шестеро погибших - одна компания, технари, с гитарами, отмечали в лесу какой-то свой юбилей. Знаешь, костерок, палатка, - Воропаев довольно точно напел, - "Возьмемся за руки, друзья...", взялись, блин.
- Может быть, они там в лесу что-то съели? - вставил Андрей.
Казалось, он не слишком вникал в суть дела, а думал о чем-то о своем.
- В том то и дело, что отравления нет, язвенники, конечно, поголовно, да и какая у них была жизнь, столовские котлеты, кухонные разговоры и шестиструнная Ленинградского завода. - Воропаев задумался на секунду,
- Нет, не отравление. Да и кроме них еще были пострадавшие, Катерина манекенщица, например, понравилась? Конечно понравилась, ну молчу, молчу. Вполне живая, правда, несла вначале Бог знает чего, но к ночи совсем пришла в себя, а те вот так...
Воропаев замолчал и так в тишине свез Андрея в общежитие. Лишь когда они прощались, он задержал сухую Ардеевскую руку и сказал:
