Олег Блоцкий - Пайса
Звенели гусеницы и оставляли белые рубцы на асфальте.
Через час с небольшим броня подошла к Калахане. БМП застыли напротив кишлака и дружно повернули башни в сторону построек.
Кишлак казался пустым. Вдоль дороги ни единого человека. В полуденном мареве колыхались, переламываясь в струях жаркого воздуха, серые стены оград и домов. Над ними - широкие купола деревьев.
Из колонны выкатилась почти квадратная темно-зеленая машина и подошла к головной командирской.
На башне у нее - четырехугольный большой ящик, укрытый брезентом. Солдаты расчехлили странный ящик. Он оказался громкоговорителем. Лейтенант-переводчик отошел от машины, разматывая черный гибкий шнур и приближая коричневый микрофон к губам.
Громкоговоритель-колокол потрескивал и шипел. Затем он грохнул и разметал твердые слова по зеленке:
- Товаджо! Товаджо! Товаджо! Старейшины и жители кишлака Калахана! Советское командование желает начать с вами переговоры. Предлагаем старейшинам кишлака выйти для встречи с советскими офицерами. В противном случае мы открываем огонь. Пострадают невинные дети, женщины и старики. Не подвергайте опасности себя и свои жилища! Выходите на переговоры! Время на размышление - двадцать минут. Повторяю...
Последние слова растеклись, исчезая, по кишлаку. Вновь - настороженная тишина.
Афганские машины, которые постоянно шли по трассе, теперь останавливались с двух сторон задолго до кишлака, тромбами закупоривая дорогу. Никто из водителей не хотел подставлять голову под шальную пулю.
- Как думаешь, выйдут? - спросил подполковник у переводчика.
Лейтенант пожал плечами.
- Вряд ли. Воевать не будут - это точно, но и выйти не выйдут. Все мирные давно ушли из кишлака, а душки в норы забились - пережидают.
Подполковник поглядывал на часы, покуривая сигаретку. Через полчаса он кинул окурок на обочину и сполз вниз.
Тишина хрустнула, как выдавленное из окна стекло, падающее на бетонный пол, и разлетелась на мириады мельчайших кусочков.
От стен брызнули и полетели ошметки. Деревья часто задрожали и затряслись, точно их бил озноб.
Стрельба длилась долго, и грохот казался уже монотонным. Снаряды безжалостно крошили кишлак. Затем наступила тишина.
- А ну еще раз! - выглянул подполковник из люка. - Скажи, что не уйдем, пока наших не отдадут. Если по-хорошему не понимают - авиацию вызовем.
Металлический голос затопил всю округу, эхом взлетая в белесое небо.
Подполковник бросил взгляд на часы. Тишина. Ни малейшего движения. Лишь покачиваются искалеченные ветви на распотрошенных деревьях.
Командир полка вздохнул и взялся за ларингофон.
Дорога загудела и затряслась. Облако дыма на ней ширилось и пухло. Разрезая его, к командирскому БМП подошел бронетранспортер.
Стрельба оборвалась. Тишина давила и закладывала уши.
- Слышь, лейтенант, - закричал подполковник оглохшему лейтенанту. Давай, прыгай на бэтээр и дуй на заставу. Духи пацана прислали. Говорит, что сейчас наших принесут. Допроси душков, разузнай все подробности и возвращайся обратно.
Ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку, из-за кустов, вынырнули на дорогу два маленьких афганца. Упираясь в поперечную деревянную ручку, они медленно катили перед собой плоскую тележку на двух колесах. На таких обычно развозят фрукты и даже торгуют с них, установив рядом с горкой плодов примитивные весы. Сейчас на тележке лежало два больших тюка.
Ребятишки подкатили тележку к посту и остановились, испуганно глядя на офицеров, в страхе притоптывая босыми ногами. Это были младшие сыновья погибшего дуканщика Юсуфа.
"Вот сволочи - детей прислали. Сами боятся вылезть", - зло подумал лейтенант, подходя к тележке. За ним - его солдат и офицеры поста.
- Сколько их было?
- Двое, двое! - одновременно ответили мальчишки, пугливо тараща большущие глаза на русских. - Только двое! Их никто не хотел убивать. Они сами. Гранатами. Командор и сорбоз.
- Покажите! - приказал переводчик.
Ребята схватились за края грубой мешковины и потянули на себя.
Недовольно загудев, взлетел огромный рой больших темно-зеленых мух. Сделав небольшой круг, он спикировал на останки человеческой плоти.
У трупов почти одинаково - напрочь - были вырваны животы. А потом разрушительные силы гранат поиздевались над телами по-разному. У старшего оторвана голова вместе с плечами и прилажена сейчас на прежнее место кое-как. У солдата - вырваны обе ноги, располосовано на части лицо. Лоскутами - темно-бурая форма, ошметки мяса и кусочки костей. По всему этому жадно ползали мухи, гудя от удовольствия.
Лейтенант отвел глаза в сторону, сплюнул и посмотрел на мальчишек.
- Накройте и пошли прочь.
Взлетело черное, жужжащее облачко, мальчишки бросились к кустам, постоянно оглядываясь, - наверное, боялись, что им начнут стрелять в спины.
Лейтенант достал пачку сигарет и пустил ее по кругу. Офицеры молча закурили.
Вдруг у них за спиной кто-то закашлялся. Молоденький солдат, подчиненный лейтенанта, стоял на обочине, сломавшись в поясе. Его выворачивало наизнанку. Солдат развел руки в стороны, дрожал и дергал головой.
Офицеры еще сильнее начали сосать сигареты. Лейтенант сошел с дороги и заглянул солдату в лицо. Оно было белым, мокрым и безжизненным.
- Ничего, пройдет. На пост сходишь - умоешься, - сказал громко лейтенант. - Я же говорил тебе перед выездом - не ешь консервы с хлебом, в дороге укачает. Видишь, как оно вышло. Не переживай, с кем не бывает, ободряюще закончил лейтенант и отошел.
Но и сам он чувствовал, как что-то мутное и тяжелое перекатывается у него в животе, подступая к горлу.
