В Климов - Я уже большая
Вдруг, словно сухой горох рассыпали, по крыше ударил град.
Мать выбежала на крыльцо с помелом в руках.
- Овдя! - крикнула она. - Помело вынеси!
Овдя и раньше слышала от матери, что град останавливают помелом. Она схватила помело, выставила его за ворота и вбежала к матери на крыльцо.
Перекрывая стук градин, громко ударил на церкви самый большой колокол: Сугон-н, сугон-н, сугон-н. Колокольный звон должен был отогнать грозовую тучу.
Град кончился так же внезапно, как и начался.
Мать сказала:
- Коли побило посевы, вешай суму на плечо да ступай по деревням, как Манёнь.
Манёнь была известной в округе старухой-побирушкой.
- Над полями не было тучи, - стала успокаивать Овдя мать. - Да и тут град был совсем недолго. Ничего посевам не сделалось.
- Ох, сердце не на месте. Надо бы сходить посмотреть.
- Я сбегаю, - предложила Овдя.
После небольшого раздумья мать сказала:
- Вместе пойдем. Занеси помело в избу да оденься в чистое: к деду на хутор пойдешь. Нельзя тебе сейчас хозяину твоему на глаза показываться. Ведь он так в волостном правлении уряднику и сказал: "Или батрак мой арестанта выпустил, или девчонка-работница, больше некому". Так что собирайся, поживешь у деда день-другой, авось у Амона злость пройдет.
Овдя быстро собралась, они заперли дом и вышли на дорогу.
После дождя стало прохладно, идти было легко, и Овдя с матерью не заметили, как отшагали четыре версты от посада до своего надела.
Обошли озимый клин, и мать с облегчением вздохнула: град, как видно, прошел стороной, только дождем и ветром помяло и прибило к земле всходы, но это не беда, серп поднимет, а сноп выпрямит.
Взглянули на яровые. Овес нынче уродился редок, да и в хороший год много ли возьмешь с такой узкой, как лыко, полоски?
Немного отдохнув, пошли по тракту дальше.
Вскоре нагнали нищенку Манёнь. Она шла как раз на мельницу, неподалеку от которой на хуторе жили Овдины дедушка с бабушкой.
- Вот тебе, дочка, и попутчица, - сказала мать. - Иди дальше с Манёнь, а я домой вернусь. Завтра утречком навещу тебя.
Высохшая и сгорбленная старушка шла так быстро, что Овдя едва за нею поспевала. Да и то сказать: нищего ноги кормят.
- Три деревни обошла, угощать угощают, а подают мало, - пожаловалась Манёнь.
- Чем же угощают, бабушка?
- Где молоком да рыбкой, а то все больше лукасом*.
_______________
* Л у к а с - толченный с солью зеленый лук, разведенный водой.
Этим кушаньем угощают в праздники либо нежеланных гостей, либо уж
самые скупые или вовсе бедные хозяева.
Так, разговаривая, дошли до больших ворот, за которыми начиналась поскотина.
Вдруг из-за поворота дороги, со стороны Сугона, вылетела парная упряжка.
Овдя с ужасом увидела, что правит упряжкой сам Амон.
"За мной погнался!" - решила она.
Ей бы нырнуть в можжевеловые кусты, что росли возле дороги, но она растерялась, стоит и смотрит, как прямо на нее несется резвый конь, как играет ушами, как красиво вскидывает ноги.
Амон сидел, опустив голову, должно быть, дремал.
Манёнь проворно отошла в сторону и потащила за собой девочку.
Лошади резко остановились у самых ворот. Амон поднял хмельную голову, увидел Овдю.
- Эй ты, холера, открой ворота! Живо у меня, ну! - он замахнулся кнутом.
- Погоди, Амон, сейчас открою! - раздался из можжевеловых кустов мужской голос, и на дорогу выскочил Серга.
Амон с перекошенным от страха лицом стал было заворачивать лошадей, но Серга подбежал, с силой рванул вожжи - Амон не усидел на месте и вывалился на дорогу, под ноги Серге.
- Не губи... Я тебе денег дам... Много денег... - взмолился он, ползая на коленях.
- Встань, что ты, как собака, ползаешь? - брезгливо сказал Серга.
Амон поднялся на ноги, попятился, опасливо глядя на Сергу.
Серга протянул ему вожжи.
- На, будешь у меня за ямщика, довезешь до уезда.
Но Амон, пятясь, прыгнул в густой можжевельник и побежал прочь от дороги.
Серга только усмехнулся.
- Далеко ли, Овдюшка, собралась? - спросил он.
- На хутор, к дедушке.
- А-а, ну иди, иди. Да и мне пора, путь не близкий. - Он уселся в плетушку. - Открой-ка, Овдюшка, ворота.
- Лошадей в уезде продашь? - спросила Овдя.
- Нет, только доеду на них, а там отправлю обратно с попутчиками, мне чужого не нужно.
Овдя открыла засов, ворота сами отворились, поскрипывая.
Лошади резво взяли с места, вихрем промчались мимо Овди.
Закрыв ворота, она долго смотрела вслед Серге, пока упряжка не скрылась из глаз.
7
Утром пришла мать. Овдя еще спала, но, как только Анна переступила порог, сразу открыла глаза.
Вид у матери был взволнованный, она запыхалась от быстрой ходьбы.
- Что там у вас еще стряслось? - спросила бабушка.
- Ох, сейчас расскажу, дайте отдышаться. - Мать села на лавку, утерла мокрое от пота лицо передником и стала рассказывать новости: - Ночью в посаде случился пожар. Сгорело два гумна - у Амона и у Гавры. Говорят, подожгли их.
- Кто же поджег? - спросил дедушка.
- Разве узнаешь? Следов не оставлено. Писарь кричал, что это Ерош подпалил.
- Ой, теперь Амон ему задаст! - испугалась Овдя.
Мать покачала головой.
- Амон-то умом тронулся!
- Как так?
- Да уж так. У него, сказывают, на гумне-то деньги были спрятаны. Сгорели деньги, он и помешался. Горячие угли цепом в ведро сгребает и шепчет: "Мотра, заслони меня, пусть люди не видят, куда я деньги перепрячу". Ох, грехи...
Бабушка собрала на стол, сказала:
- Старик сегодня голавлей наловил, так я рыбный пирог испекла.
За столом бабушка подкладывала внучке самые лакомые куски пирога.
Дедушка сказал:
- Кушай, внученька, набирайся сил, расти большая.
Овдя, уплетая пирог за обе щеки, ответила:
- Я и так уже большая!..
