Лидия Чарская - Тяжелым путем
— Напрасно ушли, Даша. Дети без вас скучать будут, привыкли они к вам.
— Привыкли, ангелочки, что и говорить привыкли, a только не приведи Бог прожить с барыней молодой хоть одну неделю. Жаль мне вас, барышня, до смерти, да и вам скажу, хошь сердитесь на меня, хошь нет, a не жилица и вы в здешнем доме, даром, что Андрею Аркадьевичу родной сестрицей приходитесь. Помяните мое слово, недолго вы останетесь с аспидкой этой, молодой барыней здесь.
И долго еще говорила на эту тему Даша, то отходя к детским кроватям и любуясь спящими детьми, то снова приближаясь к Ии и развертывая перед молодой девушкой ряд самых безотрадных, печальных фактов, происходивших в семье Вадберских и Баслановых.
— Жаль мне сердечно и братца вашего, Андрея Аркадьевича, — говорила Даша, — потому, как хороший они господин. Не надолго их при такой жизни хватит. Работают они, трудятся день и ночь, почитай, в своей мастерской картины пишут, месяцами сидят над ими, картинами этими-то, a продали, смотришь, денежки получили и опять ничего нет. По счетам от портних разных для молодой барыни так все и разойдутся. Все как есть до единой копеечки на наряды да выезды Анастасии Юрьевне идет. Уж так-то жаль молодого барина, так жаль, что и сказать невозможно, — заключила, едва не плача, свой рассказ Даша.
Поздно вечером ушла она из детской, предварительно перекрестив и поцеловав спящих детей и оставив новый ряд сомнений в душе Ии.
Глава III
— Пятью шесть?
— Тридцать.
— Восемью три?
— Двадцать четыре!
— Семью девять?
Надя замялась на мгновенье.
— Семьдесят два! — неудачно подсказал соседке Жура.
— Жура, не тебя спрашиваю, a сестру, — не повышая голоса, произнесла Ия.
— Дрянной мальчишка! Тебя за уши следует выдрать за твои подсказки, — сердито закричала Нетти, сидевшая тут же с тетрадью модного журнала в руках.
Сконфуженный и красный, как рак, Жура замолк и виновато опустил голову.
— Ну, Надя, ответь, сколько по-твоему будет семь раз девять? — снова обратилась к девочке Ия.
Ta молчала.
— То есть удивительно тупица эта Надька, — нетерпеливо двигаясь на своем месте, говорила сердитым голосом Нетти, — ничего не знает, самых обыкновенных вещей, простую таблицу умножения и то сколько времени задолбить не может.
— Не пугайте девочку, Нетти, вы видите она и так растерялась совсем, — тихо по-французски, чтобы не быть понятой детьми, — обратилась к золовке Ия.
— Как же, испугаешь ее! — отвечала ей громко по-русски Нетти. — Лентяйка она и упрямица, на редкость… Ну, говори же, сколько семью девять — не скажешь, за уши отдеру, — так же сердито накинулась она на Надю, грозно сдвигая свои черные брови.
Девочка задрожала. Её маленький брат весь насторожился и подтянулся, готовый каждую минуту защитить сестренку.
— Надя, голубчик, — подойдя к девочке и положив ей руку на плечо, проговорила Ия, — подумай хорошенько над моим вопросом, a главное не волнуйся, никто не тронет тебя пальцем, уверяю тебя.
Едва успела произнести эти слова Ия, как в ту же минуту Нетти, красная как пион, с дрожащими губами очутилась перед ней.
— Как вы смеете! Как вы смеете! — не раскрывая рта, зашипела она по адресу невестки.
— То есть, что я смею? — не поняла Ия.
— Так говорить со мной… Дискредитировать меня в глазах этих идиотских детей. Раз я говорю, что смею выдрать за уши эту глупую, бестолковую девчонку, — то значит могу сделать это… A вы отрицаете… Как смеете вы это отрицать?
— Послушайте, Нетти, — снова переходя на французский язык, произнесла Ия, — мы поговорим с вами после урока обо всем этом, a теперь не мешайте мне заниматься с детьми.
— Как? Что? Я мешаю вам заниматься? Да что это за травля, за заговоры против меня! Я ведь буду жаловаться на вас… Вы еще только неделю здесь, a уже Бог знает что позволяете себе со мной. Я не потерплю этого, я не перенесу! Я хозяйка в доме, вы должны уважать меня, — кричала Нетти, нимало не смущаясь присутствием детей.
В первую минуту Ия было растерялась, но, сделав усилие над собой и забрав себя в руки, стараясь быть спокойной, она снова обратилась к жене брата:
— Вы напрасно так волнуетесь, Нетти. Я и в мыслях не имела вас обижать. Что же касается того, что неудобно заниматься при создавшихся условиях, — то это совершенно верно. С детьми следует говорить спокойно, иначе вы совершенно нервируете их.
Последние слова не долетели по назначению, так как Нетти демонстративно вскочила со стула и, помахивая модным журналом, направилась к дверям. На пороге она остановилась и сердито бросила по адресу Ии с затаенной угрозой:
— Мы еще побеседуем с вами на эту тему, сестрица! — и выскочила за порог, сильно хлопнув дверью.
— Слава Богу! Терпеть не могу, когда она торчит на уроках. Только Надю напугала, противная! — горячо вырвалось у Журы, тревожно глядевшего на сестру.
— Господи, и когда только она оставит нас в покое! — вздохнула Надя. — Если бы вы знали, Ия Аркадьевна, какая мука была, когда она занималась до вашего приезда с нами… Каждую минуту обрывала, кричала, топала ногами, a иногда больно щипала и била нас линейкой по рукам. Еще хорошо, что на её крики приходил дедушка и отнимал нас у неё. A то бы такая злючка, как тетя Нетти, на смерть могла бы забить нас.
— Перестань говорить глупости, Надя, как можешь ты так отзываться о тетке, которая заботится о тебе с братом, — остановила девочку строгим голосом Ия.
— Нет, нет, вы ошибаетесь, заботится не она, a дедушка и дядя Андрюша, — неожиданно вступил в разговор Жура, — a она только кричит и дерется или по целым дням платья примеряет и часами перед зеркалом вертится, вот сами увидите когда-нибудь.
— Ну, ты еще слишком молод, чтобы критиковать поступки старших, — осадила расходившегося мальчика Ия, — и перестань осуждать других. Послушай лучше, что Надя скажет, сколько, по её мнению, будет семью девять, a потом я расскажу вам обоим нечто очень интересное из древнего прошлого России. Ну-ка, Надюша.
— Шестьдесят три? Да?
— Вот и прекрасно. Вполне верно. A теперь подвигайтесь ко мне оба. Я расскажу вам про древнюю славную княгиню Ольгу… Вы не слышали рассказа о том, как она отомстила врагам за смерть князя Игоря, её мужа?
— Нет, нет, не слышали! Расскажите нам, Ия Аркадьевна, расскажите нам поскорее, — весело в один голос закричали дети.
Ия приказала убрать тетрадки и учебник математики и тогда только приступила к уроку истории, как она называла те полные захватывающего интереса собеседования с детьми, во время которых она знакомила своих маленьких воспитанников с прошлым русской земли, с её выдающимися деятелями и героями. И эти собеседования лучше всяких страшных сказок няни Даши занимали Надю и Журу, заставляя в то же время легко запоминать величайшие события из прошлого нашего государства.
* * *— А… добро пожаловать, Иечка! Что скажешь, родная?
Большая светлая комната гостеприимно улыбнулась всеми своими четырьмя окнами Ии, лишь только она переступила её порог.
Андрей Аркадьевич в рабочей блузе, замазанной во многих местах красками, только что усердно работавший кистью за мольбертом, на котором помещалась почти законченная им картина, отбросил палитру и кисть в сторону и протянул руки сестре.
— Редкая ты у меня гостья, Иечка, совсем забываешь брата, — с ласковым упреком говорил он.
— Это оттого только, что я бойсь тебе помешать, Андрюша, ты так занят постоянно, — оправдывалась молодая девушка.
— Занят-то я занят, это правда, но тебя я рад видеть всегда. И не только из любви к тебе, сестричка, нет, более материальные причины руководят мной в данном случае, — рассмеялся Андрей. — Ты всегда так удачно подмечаешь пробелы в моих картинах, так метко оцениваешь их достоинства, что приносишь мне этим несомненную пользу. И где ты только приобрела это тонкое чутье к искусству, сестра? Удивляюсь, право. Впрочем, y тебя ко всему, кажется, врожденная способность, Иечка. Ты вот только неделю живешь у нас, а, между тем, нельзя узнать дома! Комнаты подметены, пыль всюду стерта, даже занавеси на окнах тщательно подштопаны и чистая скатерть на столе постоянно ласкает глаз. Спасибо, сестренка. За детей тебя уже и не благодарю. Узнать с твоего приезда не могу Надю и Журу. Бывало, целыми днями бесцельно слоняются по комнатам, мешают всем, пристают с расспросами, a теперь и голоса их не слышно. Золото, a не дети стали, нахвалиться на них не могу. И учатся они, кажется, гораздо лучше, нежели с Нетти.
— Кстати, ты упомянул о Нетти, Андрюша, не можешь ли ты уговорить Нетти не присутствовать на моих уроках с детьми? У неё своя особенная система, с которой я никак не могу помириться. Не хорошо волновать без толку и запугивать детей.
— A разве Нетти запугивает? Да разве может запугать кого-нибудь этот милый, добрый, беспечный ребенок? Кстати, я на днях хочу порадовать ее. Картина уже куплена Томсоном. Он же купит и другую, которую я готовлю для выставки. Таким образом, я буду иметь возможность побаловать Нетти, устроить тот костюмированный вечер, о котором она так давно мечтает, — и при этих словах глаза молодого художника заблестели особенным, мягким блеском и все лицо озарилось ласковой, любовной улыбкой. Потом, помолчав немного, он добавил:
