Александр Титов - Жизнь, которой не было
- У царя не должно быть никаких особенных заскоков, - объясняет Профессор, поправляя тонкими, со следами мазута, пальцами свой редкий белесый чуб, свесившийся набок, как у пионера. - Опаснее всего, братцы мои, царь верующий!..
Деревенский мыслитель вновь задумался, смахнул с подбородка налипшую былинку укропа.
- Бог, вера... где они? - недоуменно проворчал дядя Игнат. Голос его, вырвавшись наружу, норовит вновь схорониться в складки морщинистого лица. Старухи наши зовут меня "безбожником", а сами молятся, как глупые, без всякого понятия... Бог, ребята, - это бедность. Вот перед нами Джон - беднейший человек. А что такое бедность, как не чепуха? Она есть главная невидимость для всего прочего света...
Выслушав старика, Профессор иронически усмехнулся, машинально пригладил свой хилый чуб.
- Ты, дед, ведешь речь о бедности как о некой надчеловеческой субстанции. А перед нами, - он ткнул очищенной от кожуры картофелиной в сторону Джона, перед нами бедность вполне конкретная: ленивая и глупая, жрущая от пуза дешевый харч, целыми сутками спящая на теплой печке. Если рассуждать теологически, то нашему Джону все мировое бытие - хрен по деревне!
Митин отец как-то усмешливо и в то же время с укором взглянул на Профессора: опять развел антимонию!
- ...Воображение царственно! - продолжал с упоением Профессор, стараясь прижать грязным толстым ногтем скользкое, в желтой пленке семечко огурца. Хотя и толку от него, от воображения, в реальных условиях очень мало, оно лишь отравляет сферу подсознания.
- Рассуждаешь ты умственно, запутанно, а сам не прочь подтырить комбикорму из колхоза! - подначил философа дядя Игнат.
- Ты, дед, не смешивай чистое мышление с грубой жизнью... - Профессор вяло взмахнул ладонью, огорчаясь очередным "непониманием масс". - Если бы не окружающий меня материализм, я несомненно был бы счастливым человеком!
На Джона в прошлом году действительно надели царскую корону. Не всамделишную, а картонную, обклеенную золотистой фольгой. Был в райцентре праздник - проводы русской зимы. Джон бродил в толпе, собирал конфетные фантики. Подъехала на площадь "печка" - грузовик, обитый картоном, с дымящей металлической трубой. А Емели нет, сбежал куда-то. Где дурак? Да вот же он!.. Пьяные парни подхватили Джона, затолкали на "печку" взамен сбежавшего артиста. Получите!..
Ведущему делать нечего, толпа гомонит, улюлюкает. Он как раз бутылку водки открыл, налил Джону стакан: "Скажи, что пьешь за свободную Россию!"
"За сябодную Лясию!" Идиот осушил стакан, и его из жалости взяла в автобус колхозная делегация, чтобы не замерз на обратном пути в Тужиловку.
ПРОФЕССОР
В деревне Тужиловка отзывы о Профессоре самые важнецкие: "Умнай, книжки читал усякия! И трахтарист безотказнай!"
Старики и старухи Профессором не нахвалятся. И огород вспашет, и картошку посадит сеялкой, и выкопает ее по осени подъемником.
Лет пятнадцать назад, когда все было просто, доступно и дешево, Профессор, будучи молодым передовым трактористом, получил от обкома комсомола бесплатную путевку в Болгарию. Старожилы до сих пор помнят это событие: "Наш Прахвесар за границей бывал - вон ты куды гляди!"
Вернулся оттуда в коричневом кримпленовом костюме, в пестром галстуке, на голове смешная шляпа с перышком и розочками, в руке пузатый желтый чемодан, раздутый наподобие шара от разных сувениров. Не парень по деревне прошел картинка! Правда, уже на следующий день он снова был в замасленной телогрейке, пьяный, небритый, чуть охрипший от бесконечных рассказов "про заграницу". И хотя работал он в то время по-ударному на вспашке зяби, его часто вызывали то в райком, то в обком на различные мероприятия и слеты сельской молодежи. Был один раз на комсомольском съезде в Москве, но не вместе с Митиной матерью, а в разные годы. Из одной деревни и даже из одного района передовиков на съезд посылать было нельзя. Сам Брежнев пожимал руки молодежной делегации, в том числе и Профессору. Местные старики, наблюдавшие этот "важнецкай" момент по телевизору, долго после ходили на дом к Профессору с кусками сала, завернутыми в газеты, с чекушками в кармане. И у каждого была своя "сурьезная" просьба все подобные пожелания по улучшению общей и личной жизни человечества Профессор записывал в большой блокнот с шикарными обложками, подаренный в качестве сувенира на съезде.
Профессору тогдашнее начальство обещало орден какой-то пожаловать, но передумало - молодой передовик имел слабость насчет выпить. И греха в том особого не было бы, если бы он не попадал иногда в вытрезвители - дважды в областной и один раз в московский. По причине расслабленности тела и языка он несколько раз не смог выступить с трибуны даже по заранее подготовленному тексту. А ведь мог бы, по словам знающих людей, стать со временем председателем колхоза, а оттуда в райком, в обком, в министерство - ступенька за ступенькой, только успевай шагать!
"Не нужны мне ордена! - бахвалился Профессор. - По натуре я работяга, хотя меня и волнуют иррациональные моменты жизни. Я не собираюсь всю жизнь сидеть в президиумах и принимать бессмысленные постановления. Моя задача - понять экзистенциальные моменты деревенской души. Мой кабинет - кабина трактора. Мой стол - вспаханное поле".
Профессор охотно рассказывал про Болгарию: "Я думал, что заграница - это вроде чужой планеты. А у них там земля, дома, горы. Реальность, короче. В организации жизни меньше бытовых колдобин. И народ поулыбчивей, чем у нас. Хлама вокруг не валяется, порядок... Но мне, ребята, гораздо больше по душе демиургический хаос моей супердиалектической родины..."
Митя слушал его и думал: да, он тоже любит Тужиловку. Сам не понимает, за что. Здесь дом, родители, Джон, о котором надо заботиться...
Профессор в Болгарии не видел ни одного дурака. Правда, одна студентка в Софии показалась ему в этом смысле подозрительной, она быстро шла вместе с подружками по тротуару, в прохладной тени высоких домов, и как-то странно хохотала. Нормальные люди так не смеются. К студенческой касте Профессор относится всегда с подозрением.
- Студенты - они все придурочные! - Профессор разгоняет ладонью едкий сигаретный дым. - И в Москве я с ними общался, и здесь, в колхозе, когда их на картошку автобусами пригоняли. Джон по сравнению с ними - тихое дитя. А студенты даже в колхозе не хотят вести себя культурно: хохочут, визжат, курят черт-те чего и выпить не дураки. Самогонку обожают, считают ее наипервейшим продуктом. На уме только развлечения и любовь в неэстетичной форме. Пьяные ихние пацаны дурней наших скотников - на день сто раз подерутся и помирятся. Вопят на все поле на своем полублатном жаргоне. Парни несут на руках бледных "кайфанутых" девчат. Другие девушки, которые покрепче, тащат в кусты за руки и за ноги "отрубившихся" парней. Я тоже выпиваю каждый день, но таким придурком меня никто не видел и не увидит. Я, братцы, разговаривать с ними пробовал бесполезно, будто с другой планеты существа. Я им про Ницше и Бердяева, про нигилизм, про судьбы России, а они мне твердят одно и то же: мужик, найди самогонки! И это будущие филологи, инженеры человеческих душ. И мы еще задаем друг другу вопрос: почему развалилась страна? Да тут от одних только студентов сквозь землю провалишься, не говоря уже об академиках, дуривших нас "диалектическим материализмом", которого на самом деле нет! У меня свой ум есть! Мои речи в ЦК лишь чуточку подправляли... В прошлом году зажал я возле столовой одну студенточку, так она меня чуть сковородкой не искалечила. И такими словами ругалась, что все высокое, философское из моей головы надолго повыскочило... Не ходи, брат Митрий, во студенты! Не порть свою внутреннюю самость! Я вот после семи классов двинул в трактористы, сохранив свой личный дух и принципы. Я и трактористом на весь Союз гремел...
- Где она теперь, твоя слава? - Отец насмешливо взглянул на Профессора. Твоя философия в нашей Тужиловке тоже не пригодилась... Ешь картошку, Профессор, закусывай, а то Джон один весь чугунок опустошит. Вот ты пьешь, а не закусываешь - разве это матерьялизьм?
ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО ДЯДИ ИГНАТА
Профессор взял со стола бумажную затычку, припахивающую самогоном, развернул, прочел обрывки фраз, поморщился. Чтение развернутых затычек любимое занятие всех мыслителей, связанных так или иначе с потреблением самогона. К тому же у Профессора почти не остается времени на чтение серьезных книг. А сейчас его внимание привлек забавный заголовок: "Жизнь приняла характер затыкания дыр".
Он прочел его вслух, но присутствующие в хате никак на это не отреагировали, лишь Джон на секунду перестал жевать.
Неожиданно послышался тонкий и тихий звук, будто мышь запищала. Что такое? Да это дядя Игнат размокрел после третьей стопки.
- Ты чего, дед?
Но старик не спешит поведать свое горе. Отхлебнул полглотка из кружечки, прикрыл на миг мокрые красные ресницы, покачнулся на табурете. Открыл глаза в них пустоцветная тоска.
